Эдуард Лимонов - Убийство часового (дневник гражданина)
Я вспомнил, что в июне (18-го?) боевики Украинской национальной ассамблеи (это именно они УНСО) в количестве 80 человек напали на Киево-Печерскую Лавру. Пострадали тогда 16 священнослужителей и прихожан. Сегодня «осуществить свои мечты» для «физически здоровых мужчин без комплексов» на территории Украины несложно. Некоторые запреты, ограничивающие действия подобных мечтательных мужчин, еще существуют, но их все меньше. Пока российские демократические телевидение и пресса эйфорически освещают встречи все более игривых и самодовольных, упоенных властью Кравчука с Ельциным, убаюкивая себя и общественное мнение России тем, что все спокойно на Украине, на деле там идет необратимый процесс все большего отравления украинцев ядом агрессивного национализма. Повторяется случившееся в Хорватии. Я знаю, о чем говорю. Я был в Югославии «до» (в 1989 г.) и «после» (в 1991 г.), уже на фронте.
В Москве товарищи с Украины передали мне толстый пакет газет и журналов. Экстремистские националистические издания. «Замкова гора», «Украинские обрии», «Наш клич», «Нескорена нация», «Националистична Украина», «Висти»… Когда-нибудь эти издания будут разыскивать наши потомки, пытаясь разобраться, как же начались гражданская война на Украине и кровавый затяжной конфликт между Украиной и Россией. Им нетрудно будет отыскать начало, первые подземные толчки гражданской войны вот в таких, например, строках:
«Московский народ всегда был диким племенем, которое никогда не имело своей культуры, а крало ее у других, всегда было общиной неполноценных варваров» («Националистична Украина», 1991, № 1).
Или вот в таком призыве-инструкции, воистину «мужчины без комплексов» сочинили этот призыв:
«…Задача наших организаций, нашего народа заключается не столько в том, чтобы добыть независимость, а сколько в том, чтобы добить Россию в том виде, в котором она существует сейчас… Деятельность наших организаций должна быть перенесена на территорию противника… До того, пока Россия будет существовать в том размере, в каком она сейчас существует, пока она не будет возвращена к границам времен Ивана III, до тех пор о реальной независимости не может быть и речи» («Висти», 1991, № 6).
Наши потомки, «роясь в сегодняшнем, окаменевшем», узнают, что незадолго до начала гражданской войны на Украине журнал «Наш клич» (1992, № 1) подстрекательски писал:
«Украина, которую мы должны оставить потомкам, — это Украина для украинцев, а не для международного базара».
А «Нескорена нация» в сентябрьском номере за 1991 год уточняла доктрину следующим образом:
«Демократических разглагольствований о предоставлении равных прав коренным и некоренным нациям… оно (украинское правительство. — Э.Л.) не допустит… В Украине есть коренные нации и национальности. Это украинцы, крымские татары, караимы и крымчаки. На Украине есть и представители некоренных наций. Это русские, белорусы, поляки, евреи, болгары и другие. Объем прав коренных и некоренных наций разный. Коренные нации имеют право на самоопределение на своей этнографической территории, представители некоренных наций такого права не имеют… Именно по этим причинам на Украине невозможно говорить о равноправии наций».
Продолжая рыться «в сегодняшнем, окаменевшем», наши потомки не смогут не заметить (увы, этого не хочет замечать демократически настроенный обыватель в России и даже его собрат — обыватель на Украине) явный, безостановочный «прогресс» в процессе отравления сознания украинцев националистическим ядом. В своем первом номере за 1992 год «Замкова гора» переходит от призывов к делу — дает уже подробный рецепт изготовления напалма в домашних условиях (сопровождая его рисунками), а также способы его применения с максимальным эффектом для разрушения строений и уничтожения людей. В этом же номере объявлено о создании структур УНСО. А 18 июня отряд в 80 человек напал на Киево-Печерскую лавру. Потомки поймут, что в 1992 году доселе пребывавшие в инкубационном периоде (доселе запеленутые в коконы малотиражных публикаций) экстремистские украинские националистические идеи сделались доступны широкой публике. Вожди УНА и УНСО стали получать доступ на центральное радио и телевидение Украины.
Умудренные куда большим опытом, чем мы, потомки будут много циничнее нас и потому пожмут плечами и констатируют: «Да, все к концу 1992 года было готово для гражданской войны на Украине».
Москва буйно заросла деревьями и всякой зеленью, как зарастают оставленные жителями города. Рано утром блуждаю в районе Ленинского проспекта. Отсюда, с улицы Марии Ульяновой, уезжал я за границу восемнадцать лет тому назад. На соседней улице Крупской в парковой полосе скульптура Ленина и Крупской залита белой краской. Но у ног их все же свежие цветы.
О фронтах-пожарищах, о друзьях-товарищах
1. На безымянной высоте
Середина октября. Красивая, цветная осень. Мокрый лес. Высота 794. На северо-западе от Сараева — военный район Жучь. Вдалеке и внизу видны коробки высотных зданий Сараева. Время от времени то бухает миномет, то раздается дробный стук пулемета. Полковник Вукович показывает мне позиции противника, внизу, под нами, на поросших обильно кустарником и лесом склонах.
Полковник боится за меня. Только что встреченные нами два транспортера ООН, один из них — украинский, были обстреляны «турками». («Турок» или «турчин» — так называют на балканских фронтах мусульман.) Потому полковник идет со стороны линии фронта, прикрывая меня корпусом от возможного огня снайперов. Сопровождают нас, наверное, с двадцать солдат, автоматы в руках.
Еще на командном пункте полковник заставил меня снять бушлат и надел на меня свою шинель. Снял пилотку с ближайшего солдата и надел на меня. Не маскарада ради, но дабы снайпер не целил в гражданского, выделив его из солдат. Полковник крупнее меня, шинель большая.
В осеннем лесу посещаем землянки, вырытые на склоне горы среди деревьев. Накат из бревен, поверху — земля, бруствер смотрит щелью вниз в кустарники, на «турков». Солдаты соорудили землянки, каждый согласно своему собственному архитектурному вкусу. Вход в них прикрывает где пластиковый полог, где одеяло и даже фанерная дверь со стеклом. Внутри обыкновенно топчан-постель, иногда печка. Вдоль стен сложены боеприпасы. В то время как один солдат спит, другой несет караульную службу. Знакомлюсь с солдатами, пожимаю руки, записываю имена. Фотограф Имре Сабо (его «дал» мне белградский журнал «НИН») снимает солдат. Солдаты, как дети, любят фотографироваться и позируют с удовольствием и в Приднестровье, и в Славонии, и в Боснии. Стоя в землянке, у амбразуры, между нами — пулемет, пьем с полковником Вуковичем по глотку ракии из его фляжки. За победу сербов. Фотограф работает. Снимает солдата с пулеметом. У солдата шрам на губе. Записываю: «Драго Елек, воюет с апреля, 30 лет».
Чуть в стороне пленные «турчины» рубят и пилят лес под присмотром сербского сержанта. Вид у них хмурый. Впрочем, бравых пленных увидеть невозможно.
Осматриваю еще землянки. Самая большая обшита деревянными планками и даже с рифленой железной крышей… Бьет крупная пушка. «Наша, — объясняет полковник, — 410 миллиметров». Спрашиваю, какие пушки «у турчинов». Четыре орудия по 403 миллиметра.
Спеша по осеннему военному лесу с солдатами, обнаруживаю, что звучит во мне отцовская (наигрывал ее мой батя-офицер на гитаре) мелодия:
С берез, неслышен, невесом,Слетает желтый лист.Старинный вальс «Осенний сон»Играет гармонист.Вздыхают, жалуясь, басы,И, словно в забытьи,Сидят и слушают бойцы —Товарищи мои…
Бойцы разного возраста. Командир этого участка фронта (небритый, небольшого роста, красные глаза, нервный), полковник называет его просто Миня, без фамилии, был ранен в бедро в сентябре. Продолжал воевать, с фронта не ушел. Улыбаясь, говорит мне, что болваны из ООН объявили его военным преступником. Храбрость его известна всему фронту. В его вагончике — командном пункте, там я оставил бушлат, на стене — репродукции икон: покровитель Сербии Святый Савва и Святой Василий Осрожский.
Мальчику в пилотке, военном пальто и сапогах (тонкая шея) всего 14 лет. Александр Драгутинович водит санитарную машину, бульдозер. Его дом в нескольких километрах. Девочка — Горана Миятович, тоже 14 лет. У нее здесь отец, мать, брат. Семья воюет, защищая дом и землю. Спрашиваю, стреляет ли она? Отвечает спокойно: «Стреляю».
Соседняя высота 850. Стоит зачехленная самоходка «Прага». Мощное оружие. Мне рассказывают историю о пленном «турчине». Тот просил: «Покажите мне «Прагу», потом можете меня застрелить»… Линия телефона в листьях. В траве валяется шинель. «С убитого», — объясняет мне полковник. (Все время слышны разрывы.) Полковник говорит, что обыкновенно его солдаты отмечают места захоронения погибших врагов и, если находят документы, отправляют их в штаб. Согласно полковнику, «турчины» не заботятся о своих убитых, сербы же всегда востребывают трупы своих…
