Маша Царева - Девушки, согласные на все
– А кто вас вообще сюда пропустил? – наконец повысила голос Марьяна.
«Для такого невыносимого характера держалась она довольно долго! Ну ничего, сейчас начнется шоу», – подумал Филипп.
А Арсений оказался еще большим дураком. Вместо того чтобы придумать версию об общении с продюсером, он развел руками и честно признался:
– Вообще-то мне пришлось соврать охраннику. Я сказал, что работаю здесь ассистентом осветителя, – и застенчиво при этом улыбнулся. Ждал он, что ли, что она радостно захлопает в ладоши и похвалит его за изобретательность?!
– И вас пропустили?! – Все краски, казалось, покинули ее лицо. Она даже как будто бы подурнела – постарела лет на пять за одну минуту.
– Ну… – Кажется, до никчемного журналиста наконец начало доходить, что здесь ему, мягко говоря, не рады. – Я старался. Я вообще легко могу в любую щелочку проникнуть. Не вините охранников, просто это моя профессия… Так вы не откажетесь ответить на парочку вопросов, а позже я мог бы прислать к вам фотографа? Итак…
– Убивают! – вдруг взвизгнула Марьяна. И так натурально получилось у нее изобразить этот чуть ли не предсмертный отчаянный крик, что если бы Филипп своими глазами не видел, что происходит, то точно решил бы, что женщине и впрямь грозит неминуемая кончина. – В моей студии маньяк! Уберите его, уберите немедленно!
– Но я… вы неправильно меня поняли… я всего-навсего хотел… – бормотал Арсений, но никто его уже не слушал.
Марьяна Вахновская, резко развернувшись на модных остреньких каблучках, широкими шагами устремилась куда-то за сцену – наверное, в собственную гримерку. Видимо, не захотелось ей оказаться в эпицентре начинающегося скандала. Она крикнула – и посчитала, что ее роль в сем спектакле сыграна – никаких выходов на «бис». А на сцене в несколько прыжков оказались два одинаково одетых мужика с квадратными плечами – Филипп догадался, что это были представители службы безопасности. «Господи, да этот маленький зал просто напичкан охраной, как будто бы это приемная президента, а не репетиционная студия никому не известной новорусской жены», – подумал он. Охранники появились, как двое из ларца, мгновенно – до этого на виду находился только один из них, тот, что бдительно сторожил входную дверь.
Арсений перепугался, как загнанный кролик; вместо того чтобы обмякнуть и подчиниться, он втянул голову в плечи, прижал к груди диктофон и неумело попробовал возмутиться.
– Да что это такое происходит! – визгливо вскрикнул он. – Я жаловаться буду, я же просто журналист!
Никто его не слушал. В следующую секунду диктофон был выбит из его рук мощным ударом – упав на зеркальный пол, он распался на две части, крошечная кассета отлетела в сторону, под одно из кресел. Арсений бросился было ее поднимать, но получил от одного из бугаев мощный удар в челюсть – и тотчас упал на пол, словно нокаутированный боксер. Филипп взволнованно приподнялся – в первый момент ему показалось, что журналиста убили. Но нет, через несколько секунд он пришел в себя и пошевелился – закрыл руками лицо и принялся ощупывать нос, должно быть, бедняге показалось, что он сломан.
«Вот стерва, – подумал Филипп, – знала же, что у нее работают отморозки, и позволила такое устроить! Нет бы просто вежливо попросить его уйти. Нет, ей нравится, что о ней так пекутся. Сволочь кровожадная!»
Арсения тем временем подняли под руки – легко, точно он был не живым человеком, а манекеном пластмассовым. Стоять на ногах самостоятельно парень не мог, да и не пытался, индифферентно обвис на руках громил, словно не понимал, что же произошло. За что? Охранники поволокли его к выходу, возле самой двери один из них напоследок ткнул ему кулачищем в лицо. Арсений как-то странно охнул, всхлипнул – закрыл лицо ладонями, а когда опустил руки, стало видно, что лица у него нет, а есть жуткое кровавое месиво.
Филиппу стало не по себе, он поднялся и, стараясь не обращать на себя внимания, попятился к выходу. Кажется, пора было сматываться, поговорить с Марьяной можно и в другой раз. Ему уже приходилось быть свидетелем таких вот кулуарных драк – и, надо сказать, чувствовал он себя в свидетельской роли прескверно. Даже ребенку известно, что быть свидетелем в наше время небезопасно.
– Куда же вы? – раздался вдруг голос – спокойный и четкий, как удар хлыста.
Филипп послушно замер и обернулся. Перед ним стоял довольно молодой, рано облысевший блондин – поросячье-розовую блестящую лысину окаймляли редкие пегие прядки. У него было худое лицо, огромные глаза стального цвета и неприятная змеиная улыбка. Тонкие губы вроде бы, как и предписывают законы вежливости, растянуты в стороны, но при этом взгляд остается холодным и настороженным.
– Извините, я не представился. Борис, ассистент Марьяны. Исполняю обязанности секретаря, менеджера, директора и пресс-агента. – Блондин протянул руку, которую Филиппу пришлось с улыбкой пожать. Ладони у ассистента были липкие и прохладные. – Вы, кажется, собирались поговорить с Марьяной по поводу календаря? Она сейчас в грим-уборной.
– Собирался, – подтвердил Филипп и, покосившись на охранников, добавил: – Но если сейчас неудобный момент…
– Да бросьте вы! – тихо рассмеялся Борис. – Не надо так пугаться, вас никто не съест. Этот малый сам виноват, он нарушил закон о частной собственности и получил по заслугам.
– Его чуть не убили!
– Не волнуйтесь, ему уже вызвали врача. Лишние проблемы нам не нужны. Это хороший доктор, журналюга поправится быстро.
Слово «журналюга» Филиппа покоробило, но, разумеется, он предпочел промолчать.
– Вы можете пройти в гримерку. У вас есть минут тридцать. Потом у Марьяны урок хореографии, и вам придется покинуть это помещение. Пройдите за сцену, третья комната справа по коридору.
Гримерка у Вахновской была шикарной – будто бы она являлась звездой первой величины. Видимо, банкир на самом деле любил свою рыжую женушку, раз сделал ей такой королевский подарок. Зеркала в массивных антикварных рамах, мягкий золотистый свет, кондиционер и новомодный ионизатор воздуха, огромная напольная ваза, а в ней – ветки свежих орхидей. Разумеется, мадам Вахновской вздумалось украсить свою гримерку самыми дорогими цветами, которые только можно отыскать в стылой Москве.
Сама Марьяна сидела перед деревянным туалетным столиком, по которому были небрежно разбросаны новинки последних парижских косметических лабораторий. Эффектное золотое платье она успела сменить на весьма легкомысленный плюшевый халатик.
Филипп непроизвольно кинул взгляд на ее ноги – они были длинными, безупречной формы.
Несколько секунд Меднов тупо топтался на пороге. Потом неуверенно кашлянул – он и в самом деле не знал: то ли она его действительно не замечает, то ли пытается светски проигнорировать, показать ему, что для нее он – пустое место.
Она обернулась. Увидела его. И взвилась:
– Какого черта ты делаешь в моей гримерке?! Кто тебя сюда пустил?!
Филипп сделал шаг вперед и с достоинством протянул ей свою визитную карточку.
– Разрешите представиться, я вам уже звонил. Меня зовут…
– Да наплевать мне, как тебя зовут. Понял? – Она повысила голос, и Филипп тоскливо подумал: «Может, пьяная? Многие новорусские жены прикладываются к бутылке. Сейчас как позовет охранников. И они вытолкнут меня, вон как этого несчастного Арсения».
– Знаете… Наверное, я буду вынужден поговорить с вашим мужем. Мне работать надо, а вы, если честно, мне мешаете, – спокойно улыбнулся Филипп. «Сохранять чувство собственного достоинства. Не давать ей вести себя так, словно я бессловесный халдей», – пульсировало у него в мозгу.
Она с некоторым интересом посмотрела на него, ее глаза сузились.
«Наступил на больную мозоль», – догадался Филипп.
– У меня сложилось впечатление, что Георгию Константиновичу небезразлично, какой получится ваша страничка в календаре. Он обещал нам полное содействие, и я никак не думал, что…
– Ладно, что вы от меня хотите конкретно сейчас? – нервно перебила она.
«Вот так-то лучше, девочка, – удовлетворенно подумал Филипп. – Знай свое место. Ты одета в золото и шелка, но сидишь в клетке. У тебя хозяин есть, которого уж изволь слушаться. И не думай, что веер зеленых бумажек в твоем кошельке дает тебе право мною командовать. Тем более что наличных денег тебе, скорее всего, и не дают!»
Дверь гримерки приоткрылась, в комнату заглянула сонная тетка неопределенного возраста:
– Марьяна Игоревна, у нас назначен сеанс массажа, – напомнила она.
– Не видишь, что ли, я занята! – крикнула ей Вахновская.
И совершенно неожиданно для себя самого Филипп ее пожалел. Непросто ей, наверное, живется, раз она такая неудовлетворенная и нервная, раз ей необходимо срывать злость на окружающих. Высокую цену заплатила эта Марьяна за личную студию, шубу до пят и шикарную гримерку. Ей ведь, судя по всему, чуть больше двадцати. Самый прекрасный возраст – ей бы на танцы бегать да на свидания, а не обслуживать своего жирного богатого муженька.
