Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник)

Мишка отвернулся и пошел в соседние заросли. Сбросил с себя рубашку, брюки, майку.

– Э! – вдруг спохватился он. – А какую ты ему повестку прислала?

– Свидание назначила! – крикнула Танька.

– Зачем?

– Влюбилась!

– Чего? – Мишка вышел из кустов, с недоумением уставился на коварную Таньку.

В траве у самой воды лежала оборванная цепочка с камешком «куриный бог».

Город спал.

Возле старинного лабаза, выстроенного когда-то купцами, а ныне именуемого «Универсам», дремал сторож с берданкой.

По дороге, прихрамывая, плелся летчик Валерий Иванович Журавлев.

– Дедушка, это какая деревня? – спросил он у сторожа.

– Это город, – отозвался сторож. – Нижние Ямки.

Летчик заглянул в карту.

– Сбился, – сказал он после молчания. – Надо было восточнее брать.

Первые лучи восходящего солнца освещали самолеты в крупных каплях росы.

Громов и Фрося обихаживали свой аэродром. Фрося посыпала дорожки желтым песочком. А Громов подновлял свежими белилами посадочные квадраты.

– Вась, а Вась… Глянь, – позвала Фрося.

Громов выпрямился. Обернулся.

По дорожке к бараку общежития плелся летчик. Грязь и тина на нем высохли, он был весь серый и походил на памятник себе.

– Я ж говорила… А ты волновался, – заметила Фрося.

Летчик увидел начальство. Остановился и вежливо поздоровался:

– Здравствуйте…

– Здрасте, здрасте… – сказала Фрося.

Помолчали.

– Красивый рассвет, – поделился летчик, преданно глядя на Громова.

Громов не отреагировал.

– Очень красивый, – сказала Фрося.

Летчик оглядел себя. Потом сказал сконфуженно:

– Упал.

– Бывает… – отозвалась Фрося.

– Ну, я пойду посплю… А то заблудился вон… Петлял…

– Конечно, – ласково сказала Фрося.

Летчик улыбнулся сконфуженно и пошел своей дорогой.

Фрося и Громов провожали его глазами.

Летчик вдруг обернулся и произнес восторженно:

– Степью пахнет!

– Ага. Пахнет, – согласилась Фрося.

Опять помолчали.

– Ну, я пошел, – пообещал летчик.

– Конечно, – согласилась Фрося.

Летчик удалился.

– Алкаш к тому же, – заключил Громов. Коротко и ясно.

В деревне утро начинается рано.

Солнце только-только вернулось в Бересневку из Америки, а Танька уже вышла, потягиваясь, на крыльцо.

Потянулась. Распахнула глаза и поздоровалась:

– Здравствуй, утро!

«Здравствуй, Танька!» – сказало бы утро, если бы умело говорить.

Потом Танька вошла в сарай и поставила ведро под корову.

– Здравствуй, Пальма! – сказала Танька.

«Здравствуй, Таня», – сказала бы корова, если бы умела говорить.

Струйки молока застучали о ведро. И вдруг утро наполнилось мяукающими звуками электрогитары. Танька прекратила доить. Вышла из сарая. Выглянула через забор, и вот что она увидела: Мишка Синицын сидел против своего дома с электрогитарой марки «Эврика». Рядом с ним сидела секретарша Мещерякова Малашкина Валя, босая и с грязными пятками.

Мишка вопил песню про шикарный город Ялту, а Валя высокомерно поводила головой, будто имела прямое отношение и к Мишке, и к гитаре «Эврика», и к шикарному городу на южном берегу.

Танька посмотрела на орущего Мишку, на разомлевшую от счастья соперницу. Метнулась в дом. Подскочила к проигрывателю. Поставила его на подоконник. Включила на полную мощность.

«Бам-бам-бам-бам-бам! Это поют миллионы!» – заорал певец на всю деревню Бересневку.

Мишка поставил регулятор на максимум и завопил громче проигрывателя. Шло состязание не на качество, а на громкость.

Из соседней комнаты вышел Николай Канарейкин, молча выключил проигрыватель и вытащил предохранитель. Николай был человеком замкнутым и предпочитал словам поступки.

У Таньки стало тихо, а Мишка ликующе вопил:

Я-лта! Где растет голубой виноград.Ялта! Где цыгане ночами не спят.Ялта! Там, где мы повстречались с тобой…

Танька закрыла окно и задернула занавески, но песня доставала ее самолюбие, и это было почти невыносимо.

Тогда Танька надела юбку-миди, босоножки на платформе и вышла из дому.

Мишка увидел Таньку. Быстро подвинул лицо к Вале и тихо сказал:

– У меня соринка в глаз попала. А ну посмотри!

Валя полезла руками Мишке в глаз, чтобы оттянуть веко.

– Да ты глазами, глазами!

Валя близко подвела свои глаза к Мишкиным. Они застыли лицо в лицо.

Танька тем временем прошла за Мишкиной спиной в его двор. Завела мотоцикл, села и выехала со двора.

– Эй! – Мишка вскочил. – Ты куда?

– К летчику! В Ялту с ним полечу! – крикнула Танька, и мотоцикл, вихляя, понес ее по дороге.

– Стой! – Мишка выбежал на шоссе и помчался по нему, сильно работая локтями и лопатками. Остановил грузовик. Сел и уехал.

Два недоумевающих существа остались в деревне Бересневка: секретарша Мещерякова Малашкина Валя и корова Пальма.

Летчик Журавлев и механик Кеша стояли на летном поле и ковырялись в недрах вертолета. Вернее, ковырялся Кеша, а Журавлев стоял рядом и морочил ему голову.

– Клапана проверь, пожалуйста…

– Я ж только что проверял.

Летчик постоял, потом пошел к кабине. Остановился.

– А масло мы залили?

– Да я ж десять лет работаю, – сказал Кеша.

– А бензин?

– Слушай, – заподозрил Кеша. – А ты что, не летал никогда?

– Почему же не летал?

– А чего ж боишься?

– Почему боюсь? Ничего я не боюсь.

– Ну и лети.

– Я и лечу.

Летчик залез в кабину.

– Ну, я полетел, – предупредил он.

– Ну и лети…

Летчик огляделся по сторонам, как бы мысленно прощаясь со всем, что так несущественно, если с этим жить, так драгоценно, если с этим прощаться: с полем в ромашках, с простым деревянным срубом на краю поля…

Фрося косила на аэродроме высокую траву, когда на нее, как на голову снег, свалился Мишка Синицын.

– Где она?! – в панике заорал Мишка.

– Кто «она»? – не разобрала Фрося.

– Танька!

– Какая еще Танька?

– Брось темнить! Вон мой мотоцикл.

Мишка показал пальцем в сторону дома Громова, где стоял абсолютно такой же, как у Мишки, мотоцикл.

Фрося глянула в ту же сторону:

– Твой, как же… Разбежался.

– А где он?

– Кто он?

– Летчик…

– Тут все летчики…

Фрося была бестолковая как пень, и Мишка готов был от нетерпения выскочить из собственной шкуры и бежать во все стороны одновременно.

– Новый… Этот… В цепочках! Конь в сбруе! – Мишка пытался определить приметы летчика.

– А, Журавлев? – сообразила Фрося. – Вон он!

Она показала пальцем на взлетную площадку, от которой, крутя пропеллером, отделялся вертолет.

– Стой! – завопил Мишка. – Держи его! – И ринулся к площадке.

– Эй! Нельзя! – испугалась Фрося и помчалась за Мишкой.

Мишка добежал первым. Ухватился за колесо, которое было в двух метрах над землей.

Вертолет пошел вверх, увлекая за собой Мишку. Деревья стали отодвигаться, а облака, наоборот, приближаться. Мишка уцепился двумя руками. Сильный ветер отдувал его ноги.

– «Чайка», «Чайка», я «Сокол»! У вас на колесе человек! – кричал Громов в рацию. Из окна Громова был виден вертолет и болтающийся в воздухе человек. – Начинайте посадку! Только аккуратно! Только аккуратно!..

На взлетной площадке собрался народ. Здесь были врач с носилками, Громов, механики и пожилой сержант милиции.

Вертолет снижался. Все стояли, подняв головы, и смотрели на Мишку. Когда его ноги оказались на высоте человеческого роста, Кеша ухватил Мишку за коленки и, отодрав от вертолета, оттащил в сторону.

Вертолет сел. Оттуда высунулся обескураженный летчик.

– Что случилось? – спросил он.

– Вот он! – Мишка вырвался из сильных рук механика. Рванул на себя дверь. Заглянул в салон. Там было пусто.

Мишка подбежал к летчику и схватил его за галстук.

– Где она?

– Кто она? – не понял летчик.

– А ты не знаешь? Танька! Канарейкина!

– Какая еще Канарейкина? – Летчик сбросил Мишкины руки и отпихнул его. – Ты что, с ума сошел?

– Ах так? – Мишка снял пиджак, бросил его на землю и стал засучивать рукава. – Ну подожди, ходок крылатый! Я тебе сейчас так дам, что вспотеешь кувыркавшись…

– Секундочку, – вмешался Громов. – В чем дело, мальчик? Ты что шумишь?

– Ей и семнадцати нет, а он лезет. Бессовестный! Ну что вылупился? Где она? Куда ты ее дел?!

– Да нету тут Таньки! – вступилась Фрося. – И не было. Чего разорался!

– Как это – нету? Вон мой мотоцикл стоит.

– Это мой мотоцикл, – сказал Громов.

– Это наш мотоцикл, – поправила Фрося.

Мишка вгляделся в номерной знак. Понял ошибку.

– А где же Танька? – растерянно спросил Мишка.

– А вот пойдем со мной и вместе поищем, – ласково предложил сержант Ефимов.

Ефимов деликатно взял Мишку под локоть и повел к милицейскому газику. Усадил и увез.