Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя
– Я должна поблагодарить тебя?
– А потом, когда я увидел тебя с ним, я сказал себе, что теперь мы квиты и что мы сбились с пути, но вместе сумеем все исправить.
– Да как ты можешь думать, что это поправимо? Мои плечи опустились. Навалилась тяжелая усталость.
– Не знаю, почему ты изменил мне… Ради секса, от скуки или потому что я тебе больше не нравилась… На самом деле мне плевать. Наш брак уже давно одно сплошное недоразумение.
Я бросила взгляд на красиво накрытый стол, задула свечи и направилась к лестнице.
– Ирис, что ты делаешь?
Он подбежал, схватил меня за руку, развернул лицом к себе. Я уничтожила его взглядом.
– Я буду спать на чердаке, кровать оставляю тебе, поскольку понимаю, что ты приводил ее сюда.
Его молчание было более чем красноречивым. Я резко вырвала руку:
– Завтра я уеду.
– Ты не можешь…
– Еще как могу. Теперь я все могу. Ты вернул мне свободу.
– Ты поедешь к родителям?
Я расхохоталась. Смех был нервным, злым. Если они еще меня не прокляли, то в ближайшее время проклянут. За последние несколько минут я окончательно лишилась семьи.
– Ну ты полный идиот!
– Ты вернешься к этому альфонсу? – не унимался Пьер.
– Это тебя не касается.
Я поднялась наверх. Я больше не знала, кто я такая, где живу. Так одинока я не была никогда в жизни. Повинуясь какому-то странному мазохистскому побуждению, я зашла в нашу спальню и застыла перед кроватью. Первый приступ тошноты, второй. Я едва успела добежать до ванной и склониться над унитазом. Резкий кислый вкус желчи усилил чувство боли, да, мне было плохо, физически больно и плохо – болело все тело. Когда рвота кончилась, я посмотрела в зеркало. То, что я увидела, мне очень не понравилось. Я смыла косметику, потом вернулась в нашу – нет, в их спальню, вытащила из шкафа чемоданы. В комнату вошел Пьер и застыл на пороге. С растерянным лицом он молча наблюдал за мной. Я швыряла вещи как попало, потом задернула молнии и вынесла чемоданы за дверь. Вернулась в ванную и заперлась там. Приняла душ, надела джинсы и свитер. Выйдя из ванной, я увидела, что Пьер не пошевелился, его будто парализовало. Я прошла мимо, не говоря ни слова, поднялась на чердак и свернулась клубочком на старом диване. Я проплакала всю ночь. Чувствовала себя униженной, преданной и жутко глупой. Интуиция должна была подсказать мне, что новый Пьер какой-то фальшивый, ненастоящий. Я же повела себя как страус, зарылась головой в песок. Не хотела замечать очевидное. Предпочла забраться в надежный и уютный кокон семьи. Которая, впрочем, к тому моменту уже не была семьей, но ведь ничего другого я не имела. Разве не лучшее оправдание – соблюдение приличий (а ведь эти так называемые приличия я всегда ненавидела)? Прячась за ними, я пыталась избежать всех опасностей.
Наутро я была такой разбитой, что не смогла снести чемоданы по лестнице, а просто скатила их по ступенькам, подталкивая ногами. Затем подтащила к входной двери. Возле нее на полу сидел Пьер. Его глаза покраснели от слез. За ночь он постарел лет на десять. Наверное, я тоже. Я заказала такси и ждала, прислонившись к стене в прихожей рядом с тем, кого теперь считала своим бывшим мужем.
– Не уезжай… Я люблю тебя, Ирис.
– Об этом нужно было думать раньше.
– Ты меня разлюбила, да?
– Да, и… это случилось не вчера, я просто отказывалась себе в этом признаваться.
– А его ты любишь?
Я стала смотреть в потолок, чтобы скрыть слезы.
– Ответь мне.
Я вглядывалась в его лицо. Картинки нашей первой встречи, нашей свадьбы, часов, проведенных вместе, чередовались с воспоминаниями об украденных мгновениях с Габриэлем. Я знала, с кем была счастлива, с кем была по-настоящему самой собой в эти последние месяцы. Если бы я не узнала об измене Пьера, мне удалось бы смириться с этой скучной, насквозь фальшивой жизнью и отказаться от Габриэля. Я бы предала себя. Теперь это было невозможно.
– Да, я люблю его. Раздался гудок автомобиля.
– Пропусти меня, пришло такси.
Пьер встал и отошел в сторону; он сдался. Я попросила водителя помочь мне с чемоданами, потом вернулась к Пьеру. Я никогда не придавала значения обручальному кольцу, по большому счету, мне оно было ни к чему. Просто я следовала традициям Пьера и его семьи, о кольце на моем пальце мечтали и мои родители. А сегодня оно мне казалось тяжелым, как кандалы, и причиняло боль. Я сняла его, взяла Пьера за руку и вложила в нее кольцо. Последний взгляд – и я села в машину.
Несколько часов спустя я устроилась за столиком в глубине ресторана напротив Мартиного дома. Я не была готова к встрече с Габриэлем и его возможной реакцией. Как он отнесется к тому, что я возвратилась, узнав об измене Пьера? Наше прощание было предельно эмоциональным, но я уехала, я отвернулась от него. И меня все время преследовали его слова: “Возвращайся к своему мужу”. В конце концов, он тоже за меня не боролся. Его мотоцикла возле дома не было, но я все же ждала, пока не стемнело. Я видела, как сотрудники по одному покидают здание. Когда на втором этаже погас весь свет, я собралась с духом. Если потребуется, буду ползать перед Мартой на коленях, только бы она приняла меня обратно.
Перед дверью я молила судьбу, чтобы код не сменился. Щелчок открывающегося замка вызвал у меня нервный смех. Я оставила чемоданы в вестибюле, вошла в лифт, поднялась на шестой этаж. От следующих минут зависела моя жизнь. Я не нажимала на кнопку, медлила, я еще не придумала, что скажу. Потом робко нажала на звонок, и дверь тут же открыл Жак.
– Что вы здесь делаете, Ирис? – шепотом спросил он.
– Э-э-э…
Я заплакала.
– Быстро отвечайте, прошу вас! Почему в его голосе паника?
– Марта… я хочу к Марте.
– Это невозможно.
Он выглядел расстроенным.
– Хотя бы скажите ей, что я пришла, ну пожалуйста.
– Да что здесь происходит?
Последний вопрос задал не дворецкий, а тягучий голос, который по-прежнему меня околдовывал. Стук ее шпилек вызвал новый поток слез.
– Марта… я…
– Ирис, что ты здесь делаешь?
Мы смотрели друг на друга. Она была еще красивей, ее фигура еще роскошнее, чем в моих воспоминаниях.
– Я же тебе сказала…
Она резко замолчала, ее пронизывающий взгляд прошелся по мне. Я наверняка окончательно разочаровала ее: одета кое-как, не причесана, без макияжа, в кроссовках.
– Марта… пожалуйста… простите меня. Вы, как всегда, оказались правы, я должна была вас послушаться.
Она меня изучала еще несколько секунд. Я дрожала от страха, от усталости.
– Заходи.
Она протянула мне руку, я взялась за нее, не отрывая от Марты взгляда. А потом упала ей на грудь. Прижимая к себе, она повела меня по коридору. Неожиданно она остановилась. Свободной рукой подняла мой подбородок.
– Дорогая моя, я оставлю тебя здесь на эту ночь.
– А мне больше некуда идти.
– Располагайся. Но… ты без чемоданов?
– Они внизу, я боялась, что вы прогоните меня.
– Принесите вещи Ирис, – приказала она дворецкому. – И подготовьте гостевую.
– Какую?
– Вы что, не понимаете, Жак, – в голосе зазвучало раздражение, – бывшую спальню Габриэля! Поторапливайтесь, нужно приготовить ужин для Ирис.
– Не беспокойтесь, – вмешалась я, – поем позже или завтра.
– Дорогая моя, с этого момента ты будешь слушаться меня, для твоей же пользы.
– Спасибо, – прошептала я, хлюпая носом. Она подвела меня к обеденному столу в столовой. Я села. Она устроилась напротив. Я раскрыла рот, чтобы все объяснить…
– Позже, – распорядилась она.
Похоже, Жак умеет раздваиваться: через десять минут передо мной стоял салат. Он подал Марте ее всегдашний джин и протянул мундштук. Она закурила. Я жевала без аппетита, а она за мной наблюдала. Когда я доела, она поднялась:
– Я покажу тебе твою спальню.
– Спасибо.
Я пошла за ней и впервые оказалась на втором этаже ее двухэтажной квартиры. Она остановилась перед закрытой дверью.
– Я сплю здесь, – сообщила она.
Мы проследовали в другой конец коридора.
– А вот твоя.
Я вошла в комнату, которая должна была стать моей. Светлые стены, большая кровать с безупречно белым бельем и, как во всех остальных помещениях, тяжелые портьеры из черного бархата. Чемоданы были разобраны. Каждое платье, каждая пара туфель нашли свое место в большом стенном шкафу. Даже белье было аккуратно разложено. В моей голове царил такой хаос, что это не смутило меня. Последнее открытие – ванная, оборудованная по последнему слову техники, строгая и потрясающе роскошная. “Пять звезд, все включено”, – как-то сказал Габриэль, и эта деталь, не такая незначительная, как могло показаться, пришла мне на ум.
– Вы сказали, что раньше это была спальня Габриэля?