Владимир Колганов - Лулу
И правда, ощущение такое, будто «испанский сапог» на меня уже надели, что веревки затянули словно бы до невозможности, а я по-прежнему не представляю, какого ответа от меня ждут. И если все-таки дождутся, что за тем последует? И кажется мне, что у подъезда дежурит воронок и вот еще чуть-чуть, так и не дождавшись от меня признания, подхватят под руки, поволокут… А там уже и могилка приготовлена.
— Ты что молчишь? — Это Луиза снова спрашивает.
— Я? Даже и не знаю, что сказать.
Девицы переглянулись и опять нахально смотрят на меня.
— Мужики какие-то теперь хилые и нерешительные. Чуть что, в кусты или в рот воды набрал.
А что я могу им возразить, если возражать-то нечего? Чего доброго, и так все может обернуться, то есть еще самую малость посидим вот так, а потом они мне и заявят:
— Эй! А этому-то что здесь надо? Пускай проваливает, пока цел!
Я это к тому, что больше вроде бы и не на что надеяться.
— Ты извини, но я даже при всем желании помочь тебе в этом деле не смогу, — вдруг заявляет прежде молчавшая Лулу.
— Но почему?
— А потому, что мне так хочется.
Ну, женской логикой меня не удивить. Потому и предпочитаю жить один. Однако же и стерва эта, младшенькая!
Честно сказать, я себе это несколько иначе представлял. Ну вот придут, с каждой расцелуемся троекратно. Все как полагается! А потом они мне объяснят — что, зачем и почему и с какой стати я им вдруг понадобился. Так нет же, тут все совсем наоборот. И кому в голову пришла такая мысль — шляться по гостям без приглашения?
Задумался я. И вдруг слышу:
— Тридцать пять.
— Сойдемся на тридцати.
— Ну ты и жлобина!
— Ты разве не видишь, что он совсем больной?
— Больной не больной, а мы все же на его жилплощади.
— Нет, больше тридцати не дам.
— Смотри, как бы не пожалеть.
— Нам, Борджиа, неведома никакая жалость.
— Опять заладила про свое!
Тут я не выдержал:
— Дамы, вы о чем?
— Да не мешай!
— Но я хотел бы знать…
— Надо будет — все узнаешь.
— Странные у вас понятия…
Лукреция с явным презрением смотрит на меня.
— Ладно, пусть будет тридцать два. Уговорила!
— Тридцать три, родимая. И ни копейкой больше!
— Черт с тобой!
Луиза с Лукрецией целуются, а я по-прежнему не могу понять, по поводу чего такое торжество и в честь чего эти их страстные объятия.
— Что, чудик, ничего не понял? Это Лушка мою долю выкупила.
— Долю чего?
Лукреция снова смотрит на меня:
— Сдается мне, я все же прогадала. Совсем тупой! И что мне теперь с этим делать?
Так что же? Что?!
— Нет, правда! Ну сколько можно издеваться над своим отцом? — Это я решил так, для понта, немного возмутиться.
— Ты что же, в самом деле решил, будто мы твои родные дети? — усмехается Луиза.
— А разве нет?
— Ну ты и охламон!
— Да уж какой есть.
— Оно и видно. Надо же, чего придумал!
А если ничего другого в голову не приходит, тогда как? Повеситься на дверном крюке? Или сигануть с семнадцатого этажа прямо на клумбу у подъезда?
— Похоже, вы потихоньку прибираете меня к рукам.
— Да не боись. Ничего тебе не будет. Только веди себя по возможности прилично.
— Это как?
— А это значит — не хамить, не давать волю рукам, не выражаться матом. И вообще, не делать больше того, что тебе положено.
Вот оно что! Вот ведь что надумали! Нет, это точно — хуже, чем ночной кошмар! Так сон это или не сон? И если сон, то когда он кончится?
Все эти странные видения пронеслись перед моими глазами, как некий сериал — такие смотрят, по обыкновению, на кухне, хлебая суп и глядя в телевизор, так это у нас принято. Если и впрямь кино, тогда рано или поздно это издевательство просто обязано будет завершиться.
Ну а с другой стороны, представьте, что все трое здесь, рядом, в этом доме. Одна приготовит мне постель, другая вымоет посуду после ужина. Ну а третья ляжет рядом, само собой, в порядке очередности, чтобы прочим не обидно было. Если не сочтете это насмешкой или же кощунством, я бы даже так сказал — святая троица! Эх и славно мы бы зажили! А уж как выйдем в свет, это и впрямь будет самое жестокое потрясение для публики. Впереди в обнимку с первой леди выступаю я, ну а чуть поодаль еще две мои наложницы. Зависть, белая зависть читается в глазах, и волны восхищения, как аромат тропических цветов, плывут, плывут над головами. А что, разве не счастье, разве не праздник для души?
Впрочем, это как сказать, поскольку обслужить ненасытную ораву всех этих Лу — какое же здоровье от меня потребуется! Но в данном случае речь, конечно, не о том. Поскольку, когда возникает угроза своей жизни, тут уж не до удовольствий, не до плотских шалостей. Как мне забыть о коварстве распутницы Лукреции? И прежде всего следует определиться, кого бы из этой троицы я в первую очередь заподозрил. Кто из них возьмет на себя роль коварной отравительницы? Скорее всего, это будет так — одна зелье приготовит, другая поднесет бокал с отравой, ну а третья под это дело обоснование подведет.
Итак, мальчик рос очень сексуально озабоченным. Уже в юном возрасте подглядывал за соседями, даже попросил купить себе подзорную трубу для того, чтобы получше видеть то, чем занимаются молодожены за окном в доме напротив, — ах, до чего же ненасытная парочка была! Несколько позже мальчуган был совращен грудастой поварихой, каковая использовала в качестве приманки продуктовый дефицит. Как-то был застигнут учителем, когда занимался… кое-чем. Ну, словом, прожил человек трудную и насыщенную приятными событиями жизнь и вот теперь оказался в глупейшем положении. Перед ним очаровательная юная девица, а он не может с ней переспать всего лишь потому, что имеется ничтожнейшая вероятность родственной связи между ними. Ну что на это вам сказать? Налицо та самая ситуация, когда только и остается, что заломить в отчаянии руки и, проклиная нерадивую судьбу, покончить с этим раз и навсегда, то есть попросту свести те самые счеты с жизнью. А что, возможно, это было бы самым верным, самым обоснованным решением. Вот ведь Мольер — тот тоже огорчения не вынес, когда узнал, что взял в жены свою собственную дочь. Да, свести счеты — это самое простое. Но только не при этих обстоятельствах! Я в который уже раз смотрю на милое лицо Лулу и по-прежнему не нахожу ответа на самый важный для себя вопрос — кому и зачем все это нужно?
Возможно, разгадка таится в том, что Лу, то есть Луиза, всегда и везде достигает цели, хотя идет к ней более длинным и более извилистым путем, нежели обладатели других имен. По крайней мере, так считается. Ну что ж, Бог в помощь! Но при чем же здесь Лулу? И каковы ее намерения, если таковые существуют? В любом случае она явно не торопится, может, и вправду идет куда-то ей одной понятной, нетореной дорогой. Ну а я-то тут при чем? Почему именно мне выпало, не знаю, как сказать, такое наказание или же такое счастье, что ли? Вот ведь «подфартило»!
В конце концов, какое мне дело до этой Саломе, до россказней озабоченного Ведекинда, о которых и вовсе не хотелось бы упоминать. Да и где могла Лулу узнать о своей предшественнице-тезке? Разве что в театре — там это нынче самая изысканная, самая привлекательная тема, про жизнь и смерть очаровательной распутницы Лулу. Такое ощущение, будто каждая из сидящих в зале примеряет этот скандальный сюжетец на себя. То есть смогла бы она «поиметь» стольких мужиков и еще нескольких на тот свет отправить, а потом подставить свою нежную грудь под нож громилы и убийцы? Однако при чем же здесь моя Лулу? Вот ведь, я ее уже своей отчего-то называю. И все-таки надо бы иметь в виду, что в этом деле она от силы пару дней — явно ведь несоизмеримые масштабы. И между прочим, сам Ведекинд считал Лулу всего лишь хитроумной приманкой для мужчин, не более. Ну а я о чем вам говорил? Именно приманка, игрушка в чьих-то грязных руках, готовых при удобном случае сдавить мне горло. Да, именно так, все очень верно сказано!
Глава 16
Уже ничто не остановит
Есть люди, которым рано или поздно все приедается: работа, путешествия, общение с людьми… Зачем? Что сможешь ты изменить существенного в этом мире? Куда как проще тому, кто ни о чем подобном не задумывается и только выискивает себе все новые и новые поводы для удовольствия. И, как бездомный пес, который разжился где-то там, по случаю, бараньей костью, будет балдеть, балдеть…
Вот стоило только мне подумать об этих псах, как сразу же из памяти всплыло… Двое моих приятелей по училищу надумали сделать себе успешную карьеру, женившись на близняшках. Девицы были уже перезрелые слегка, с лица тоже так себе — встретишь ненароком в толпе и не узнаешь. А о фигурах и вовсе вспоминать не хочется. Однако все эти не слишком привлекательные обстоятельства с избытком компенсировались тем, что папашей при близняшках состоял — вы не поверите! — самый что ни на есть настоящий генерал. В сущности, оставалось только дождаться окончания учебы, а все дальнейшее представлялось совершенно в розово-пурпурном цвете, притом усыпанным блестками звезд на погонах и мозаичными узорами наград.
