Александр Покровский - Бортовой журнал 6
Затем Саблин собрал 13 офицеров и 13 мичманов в мичманской кают-компании. Он объявил им, что руководство страны отошло от ленинских принципов, из-за чего в стране процветают бюрократизм, очковтирательство, использование служебного положения в личных целях. Народ живет хуже год от года, а посему предлагалось совершить переход корабля в Кронштадт, объявить его независимой территорией, от имени экипажа потребовать у руководства партии и страны предоставить ему возможность выступлений по центральному телевидению с изложением своих взглядов. Обращение к советскому народу было записано на магнитофонную пленку и непрерывно передавалось по корабельной трансляции: «Всем, всем, всем! Нет смысла доказывать, что в настоящее время слуги общества уже превратились в господ над обществом. На этот счет каждый имеет не один пример из жизни. Мы наблюдаем игру в формальный парламентаризм при выборах в советские органы и в исполнении Советами своих обязанностей. Практически судьба всего народа находится в руках избранной элиты в лице Политбюро ЦК КПСС…»
Ю офицеров и 5 мичманов, не разделивших взгляды замполита, были изолированы. Затем Саблин собрал команду по большому сбору и выступил перед матросами и старшинами. Он призвал их проголосовать за принятое решение. Тем временем старшему лейтенанту Фирсову удалось по швартовому канату перебраться на стоявшую рядом подводную лодку Б-49.
Его доклад оперативному дежурному по флоту поразил всех: «На «Сторожевом» восстание!»
В 2 часа 50 минут 9 ноября корабль под управлением Саблина вышел в Рижский залив. В адрес Главнокомандующего ВМФ за подписью Саблина была отправлена телеграмма, в которой он объявил «Сторожевой» «свободной и независимой территорией», далее Саблин изложил свои требования.
К 8.00 9 ноября, когда «Сторожевому» оставалось около 18 часов хода до Кронштадта, на корабль посыпались одна за другой телеграммы от командующего Балтфлотом, Главкома ВМФ, министра обороны с категорическим требованием вернуться на рейд Риги.
Вышедшие вслед за БПК пограничные корабли потребовали остановиться, в ответ со «Сторожевого» передали семафором: «Друг! Мы не изменники Родины!» Пограничники не решились открыть огонь, «Сторожевой» продолжил свой путь.
«Сторожевой» не отвечал на вызовы по радио. Руководство страны долго не могло поверить, что на корабле действительно произошел мятеж.
К 9 часам утра «Сторожевой» прошел Ирбенский маяк.
К этому времени о восстании на «Сторожевом» стало известно Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу. Тот не стал миндальничать: «Разбомбить и потопить»!
Бомбовый удар должен был нанести 668-й авиационный полк. Попасть в корабль удалось только с третьей попытки. У «Сторожевого» заклинило руль, корабль стал описывать циркуляцию. К этому времени командир корабля уже освободился из-под стражи, он вооружил часть матросов и поднялся на ходовой мостик. Выстрелом из пистолета он ранил Саблина и вернул корабль под свое командование. Это был единственный выстрел на «Сторожевом».
«Сторожевой» застопорил ход, тут же к нему подошли корабли, на борт была высажена морская пехота. Экипаж не оказал сопротивления. В 10.32 на КП флота поступила телеграмма от командира «Сторожевого»: «Корабль остановлен. Овладел обстановкой. Жду указаний командующего флотом».
Корабль отбуксировали на якорную стоянку у полуострова Сырве, южной оконечности острова Сааремаа, где был снят с борта и арестован весь экипаж «Сторожевого». Раненому и закованному в массивные наручники Саблину помогали сойти с борта корабля двое матросов, один из которых, обратившись к присутствующим, сказал: «Запомните его на всю жизнь. Это настоящий командир, настоящий офицер Советского флота!»
Позже комиссия под председательством Главкома ВМФ установит, что никакого мятежа не было, а были «неосознанные действия людей, поддавшихся на демагогическую агитацию».
Саблин был приговорен к исключительной мере наказания – расстрелу.
3 августа 1976 года приговор был приведен в исполнение. Только спустя полгода о его смерти были извещены родные. В это время уже не было в живых преждевременно скончавшегося отца, а смертельно больная мать была прикована к постели.
Шеин осужден к восьми годам лишения свободы. Он полностью отсидел свой срок.
* * *Что я думаю о Валерии Саблине? Тут много про него говорят. Говорят такие слова, как «предатель» и «герой». В 1975 году я прибыл служить на Северный флот. Тогда нам было сказано, что все, что случилось с Саблиным, – это измена Родине. Никаких подробностей. Измена. Замполит пытался угнать корабль в Швецию. Остальное – молчок. Ничего.
Пройдет много лет, я прочитаю о тех событиях и удивлюсь этому человеку.
Он шел на смерть и понимал это.
Видите ли, в те времена мы хоть и думали о том, куда же движется страна, но информации было так мало и она была такая однобокая, что впору было говорить о том, что мы, офицеры, вообще ничего не знали о том, что же творится в стране. Мы догадывались, но откровенно о политике – а тогда это называлось политикой – никто не говорил. Как только разговор заходит о чемто скользком, так все сразу настораживаются – не провокация ли особого отдела? – и разговор сам собой затихает.
Мой большой друг, ныне покойный капитан 2 ранга Фоминцев, выведенный мною в рассказах о Фоме, даже придумал такую отговорку для подобных случаев: «Скажите тем, кто вас послал, что капитан второго ранга Фоминцев этот разговор не поддержал».
И я подозреваю, что наши политические органы, что так трогательно берегли нас от правды, где-то даже были правы в том, что не надо нам в те времена было знать всей правды. Молодые мы были. Горячие. И нас так воспитали в наших училищах, что та правда, за которую сложил свою голову Валерий Саблин, вполне смогла бы поставить под его знамена многих.
В частности меня. Я бы встал. Это был бы порыв. Крик души.
Когда-то, в начале 80-х, появился у нас на экипаже один лейтенант.
Хороший парень, умный. Я тогда был уже капитан-лейтенантом, вот-вот должен был стать капитаном 3 ранга. Так вот, тот разбитной лейтенант был близок к тем кругам, что сейчас назвали бы «политической элитой». И он рассказывал про эту самую элиту такие вещи, что, выслушай я его в 1975 году, неизвестно, что бы со мной стало.
И хотя в 80-е годы я уже был достаточно закален на сей счет, его рассказ меня потряс. Я тогда сказал ему: «Как же жить дальше?»
В 1975 году, после всех этих откровений, я бы, наверное, или застрелился, или застрелил бы кого-нибудь, или встал бы под знамена Саблина, случись мне оказаться с ним рядом.
Сегодняшнее мое отношение к Саблину не такое простое. Я понимаю, что он был прав, но сегодня мне уже 56 лет, и я также понимаю, что человек может распоряжаться только своей жизнью, никого не подставляя под тюрьму и под смерть.
Смерть по законам чести человек должен выбрать себе сам. Если ее вместе с ним выберут еще несколько человек, – это их выбор, но подводить людей под смерть нельзя. Все должно быть осознанно.
Но не будем забывать, что Саблин совершил это все в 1975 году.
Тогда все было другое.
Мы же судим о тех событиях из 2009 года.
Он поступил так, как подсказала ему его совесть.
Прав ли он был? Я ему не судья. Время рассудит.
