Геннадий Прашкевич - Русская мечта
Подумал: Павлик прав – зреет в тишине грозное.
…Владимир Ильич, – откашлявшись, продолжил внизу дед, – вскоре же после своего прихода попросил Пантелеймона Николаевича показать его новые карикатуры. Тот передал ему свои папки и альбом. Владимир Ильич просматривал рисунки и показывал их остальным, а некоторые из карикатур откладывал и никому не давал в них заглядывать. Почти каждый рисунок вызывал у него веселый смех, – голос деда Егора восторженно зазвенел. – Особенно понравилась ему карикатура с фараоновыми коровами. Но когда к нему подошла Вера Михайловна и хотела тоже посмотреть на листок, бывший причиной его смеха, он быстро спрятал бумагу в карман и сказал: «Нет, нет, это не для вас». Затем, когда она отошла и занялась разговором, отвлекшим ее внимание, он добавил вполголоса: «Зачем обижать человека?» Сели за стол. И тут, даже в мелочи, снова сказалась щепетильность и честность Ульяновых. Увидев пельмени, Надежда Константиновна спросила меня, улыбнувшись: «Что это вы, спекулянтов поддерживаете?» Ильич же сказал, что ему нездоровится и поэтому пельмени есть он не может…
– Понятно?
По-видимому, бывший секретарь был призван растолковывать партийную литературу.
– Настоящей высокой гордостью обладал наш великий вождь революции. Спекулянтов никогда не поддерживал, пусть лучше с голоду помереть. А у нас все село нынче живет на подачки Золотых Яиц и гуманитарной жабы. Весь край под себя запрессовали. Спросите товарища Калинина, он подтвердит. Но пришло, пришло время! Покажем им, как кенгуру размножаются!
Произнеся такую необычную угрозу, товарищ Ложкин и возбудился необычно.
– Золотые Яйца и гуманитарная жаба людям малые копейки платят. Как египетские фараоны. Леспромхозовскую узкоколейку продали китайцам. Помните, приехало сразу пятьдесят одинаковых китайцев? Все зараз увезли – и рельсы, и шпалы, и тележки, и колесные пары, и ржавые костыли. Золотые Яйца и гуманитарная жаба для томского начальства банкеты закатывают в каменных дворцах, а в рабочих хижинах дети пухнут с голоду. В больнице нет никаких лекарств, один только градусник. Да и тот дают только умирающим. Эх, жизнь! Читай, дед Егор, читай!
…Ильич не любил прогулок по воскресным дням. В такие дни за городом была масса народу и отдохнуть как следует не удавалось. Но вот как-то случилось, что большой компанией мы отправились в горы. Было это как раз в воскресенье. По дороге мы заглянули в квартиру Ульяновых, и так как Ильич не пошел, то мы прихватили Надежду Константиновну, а нашу пятилетнюю Олю оставили на попечении Ленина… – От умиления дед Егор страшно засопел. В следующий раз, небось, припрет на сходку бетонного Ильича из Рядновки, подумал Виталий. – Когда мы ушли, Владимир Ильич, полагая, что маленькая гостья будет вести себя, как тихий мышонок, взялся за газету, но не тут-то было. Малышка напомнила о себе, и пришлось ею заняться. Отложив газеты, Ильич принес из кухни таз с водой и, используя пустые скорлупки от грецких орехов, стал пускать по этому «озеру» кораблики. – Голос деда Егора подозрительно дрогнул и увлажнился. – Оля заинтересовалась, увлеклась приятным для нее занятием, а Ильич смог снова приняться за чтение. Но вот кораблики прискучили дочурке, и она забралась на диван. Воцарилось молчание. Вперившись своими голубыми глазами в Ленина, она долго изучала его внешность, и вдруг до его слуха донеслось: «Ленин, а Ленин, отчего у тебя на голове два лица?» Ленин прекратил чтение и удивленно переспросил: «Как так два лица?» – «А одно спереди, а другое сзади». Ильич не сразу нашелся. Лишь после продолжительной паузы он промолвил: «Это гм, гм… от того, что я очень много думаю». – «Ага… – удовлетворилась любознательная гостья, с таким старанием выяснявшая природу появления у Ленина… лысины.
– Дитя. Что возьмешь с малого? – умилился бывший партийный секретарь. – Ты теперь отдохни, дед Егор, пусть народ поразмышляет. Над нами капитализм проносится, как безумный ураган, стирает с лица земли светлые завоевания развитого социализма. Золотые Яйца и гуманитарная жаба повязали всех долгами, никто не пикни, спаивают сладким зарубежным вермутом. Да лучше нам отечественную паленку пить, чем ихний вермут заедать лимоном, – неожиданно признался товарищ Ложкин. – Золотые Яйца и гуманитарная жаба отбирают у нас заработанное, порушили институт интимных отношений. Недавно пришел к Золотым Яйцам, дай, говорю, немного денег по делу. – «Это по какому?» – «А вот выпишем для народа газету “Правду”, а к ней “Советскую Россию”, переоборудуем сельсовет в избу-читальню». А Золотые Яйца: «У тебя справка есть?» – «Какая?» – «Ну, что ты дурак?» – Говорю: «Если дашь денег, добуду справку». – Он посмотрел внимательно. – «Ладно, говорит, дам. Только научись отбивать SOS». – «Это в каком же смысле?» – «А морзянкой». – «Да зачем?» – «Будешь помогать ученому дятлу. Посадим тебя, бывший секретарь, на дерево. Будешь охранять завоевания молодого капитализма».
Бывший партийный секретарь от души поддал ногой. Над костром взлетело облако золотистых искр.
– Покажем, как кенгуру размножаются!
7
Вдруг заскорузлый дед Ивлев очнулся.
Скотники и бурлаки, бывшие советские и бывшие партийные деятели – все обернулись к старинному деду. Уважали. А Виталий на обрыве обалдел: как уж такого замшелого притащили с другого края села? Сто лет работал дед на реке бакенщиком, а до того сто лет служил в Москве.
Служил не просто так. Служил в охране главного партийного издательства.
Однажды ночью позвонил на вахту директор, большой славный человек с хорошими умными глазами, отзывчивый на беду, но строгий (так получалось по рассказу деда), сказал: «Ну, поздравляю, Митрич!» – «А чего?» – испугался старинный дед. – «А вот издали мы любимую книгу народа». – «Неужто? – обрадовался Митрич, он безумно любил всякую литературу. – Неужто про Муму?» – «Бери выше». – «Неужто про вечный зов?» – «Бери еще выше! – засмеялся директор, но гадать не дал. – „Малую землю“ мы издали в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты вожди и руководители. Сейчас придет, Митрич, правительственная машина, повезу книгу самому Ильичу».
Действительно близко к полуночи поднялся в кабинет неприметный полковник КГБ в штатском и попросил директора взять книгу, а также положить во внутренний карман пиджака гонорар, полагающийся автору. Мы, дескать, держим руку на пульсе. Гонорар, кстати, оказался не столь уж велик, всего тысяч двенадцать. Все равно крепкие деньги по тем временам, Митричу хватило бы их до смерти. «Если сам заинтересуется гонораром, то вручите, – строго, но вежливо предупредил полковник директора. – Ну, а не заинтересуется… Мы держим руку на пульсе».
И научил, как правильно вручать книгу.
Значит, нужно остановиться в двух метрах от главного стола и ни на кого не обращать внимания, пока сам не обратит. А еще, строго заметил полковник (наверное, умел читать мысли), знаю, что крыша издательства у вас течет, и с фондами трудно, и с бумагой напряг, а сам, известно, – добрый, на каждое душевное слово откликается… Только не дай вам Бог…
Даже договаривать не стал.
А кабинет Ильича оказался просторный, в красивых коврах.
Стоял в отдалении главный стол с непростой, но качественной закуской.
Сам держал в руках хрустальный бокал и вилку, как раньше цари – скипетр и державу. Стояли за спиной Ильича товарищи Горбачев, Гришин, Громыко, Андропов, все на букву г. И товарищ Черненко там стоял. Почти самостоятельно. И товарищ Суслов покашливал, не хотел привлекать к себе внимание. Деликатный, крепкий, идейный человек.
Директор остановился в двух метрах от стола.
Красиво. Умные люди. Дорогая поблескивающая посуда. Все улыбаются, что-то говорят, товарищ Суслов деликатно покашливает. А сам увлекся, брови кустами, ну, очень живо рассказывает, брызжет хрустальной слюной, расчувствовался. Товарищ Громыко к нему зачарованно наклонился. И товарищ Горбачев зачарованно наклонился. И товарищ Устинов, к тому времени еще не умерший. Все кивают, радуются, жизнь понимают. А сам, то есть Ильич, посмеялся, порадовался, поднял добрый взгляд и вдруг вычислил перед собой совершенно незнакомого ему человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, – четко отрапортовал директор. – Издали любимую книгу народа – „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители».
А неприметный полковник зашел за спину очкастого товарища Андропова и оттуда директору этак одобрительно кивнул. Многие там были в очках, директор даже вспомнил, страшась, подброшенную недавно в его почтовый ящик злобную антисоветскую книжку «Как избавиться от очкастых».
