Дениел Уоллес - Рэй задним ходом
– Потому что нельзя все округлить, – говорил дедушка. – На самом деле нельзя.
Потом он осматривался по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости, и шептал Рэю на ухо:
– Могу я открыть тебе один секрет?
Рэй кивал, хотя он все рассказывал Элоизе.
– Это останется между нами, ладно?
– Ладно.
– Скоро, – говорил дедушка, – этот цент станет твоим.
– Моим? – переспрашивал Рэй.
– Разве я неясно выразился? – говорил дедушка. И Рэй мысленно восклицал: «Моим! Моим!» Вот о чем думал Рэй во время поездки из Бирмингема в Атланту. Умирая, люди обычно оставляют свои вещи людям, которые еще живы. Элоиза всегда восхищалась исчезающим носовым платком. Возможно, она получит платок. Но Рэй возьмет себе цент.
По прибытии в Атланту они поехали не в дом Попса, а прямо в «похоронный зал». Он находился в приземистом кирпичном здании на узкой улочке неподалеку от кладбища, и когда они свернули на парковочную площадку, Рэй заметил, что у матери затряслись плечи.
– Дорогая… – Отец дотронулся до нее, и она разрыдалась в голос. Элоиза и Рэй молча переглянулись, с бессмысленными лицами.
– Я знаю, знаю, – проговорила мать и глубоко вздохнула, положив ладонь на плечо мужа и стараясь овладеть собой. – Я могу взять себя в руки.
– Можешь, – сказал отец. – Мы знаем, что можешь.
Она вытерла щеки бумажной салфеткой, не снимая черных очков, и сказала:
– Я в порядке. Правда.
В «похоронном зале» собралось много стариков. Некоторые пришли с зонтиками, что показалось Рэю забавным, поскольку дождя не было и не предвиделось. На парковочной площадке стояло всего шесть или семь автомобилей. Отец повернулся к Рэю и Элоизе и сказал:
– Сейчас мы просто войдем туда, крепко обнимем бабушку и скажем, что мы ее любим. Так делают все люди здесь. Просто говорят, как они любили Попса. Потом, если хотите, мы пройдем в зал, где находится Попс, и попрощаемся с ним.
– А где находится Попс? – недоуменно спросила Элоиза.
Элоиза удивленно посмотрела на Рэя, а Рэй равно удивленно посмотрел на Элоизу. Ты не сказал им? – спросила мать отца.
– Я думал, ты…
– Как будто у меня голова недостаточно занята! – сказала она.
– Хорошо, хорошо, – торопливо проговорил отец, вздохнул и отвел глаза в сторону. – Иногда, когда такoe случается, умерший человек лежит в специальном помещении, в гробу. И все желающие могут увидеть его там и убедиться, что он умер, а мотом помнить его таким, каким он был при жизни.
– Дедушка выставлен напоказ? – спросила Элоиза и тоже расплакалась.
Мать перегнулась через спинку сиденья и взяла ее за руку, а отец поджал губы, потряс головой и посмотрел на Рэя беспомощным, безнадежным взглядом.
– Ты должен был предупредить детей, – сказала мать.
«Похоронный зал» производил самое ужасное впечатление. Он напоминал библиотеку. Бабушка сидела на скамье одна. Рэй никогда раньше не видел бабушку такой одинокой. Глаза у нее покраснели и лицо сморщилось, а когда вошла ее дочь… Рэй не мог объяснить толком, что произошло с бабушкиным лицом, но оно словно взорвалось слезами. Они обнялись, отец стоял чуть поодаль вместе с Рэем и Элоизой, и ни один из них не знал, как себя вести и что делать. Бабушка увидела внуков через плечо дочери, подошла к ним, теперь пытаясь улыбнуться, и обхватила руками обоих разом.
– Детки мои, – проговорила она и больше не вымолвила ни слова.
Потом отец Рэя обнял ее, а потом бабушка взяла за руку мать Рэя и они прошли в следующее помещение.
– Это тот самый зал, – прошептала Элоиза Рэю.
– Знаю, – сказал он.
– Он там.
– Я знаю.
– А ты?…
– А ты?
Они переглянулись; оба явно боялись увидеть покойного.
– Боюсь, я все-таки случайно увижу, – сказала Элоиза. – Давай сядем куда-нибудь, откуда нельзя случайно увидеть.
Они немного отошли назад и сели на складные стулья, стоящие у дальней стены.
В помещении было не очень много народу. Большинство людей, желавших попрощаться с Попсом, уже попрощались с ним. Семья Рэя прибыла в числе последних. За стеклянными дверями Рэй видел лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву деревьев. Скоро они вернутся в дом Попса, где Попса больше нет, и лягут спать. Как странно, думал Рэй, что он никогда уже не будет сидеть на коленях у дедушки и рассматривать заветный цент. Действительно странно.
Наконец бабушка и мама вышли из соседнего помещения. Рэю показалось, что мать немного успокоилась, да и бабушка тоже. Ее лицо несколько разгладилось. Когда она подошла ближе, Рэй увидел на нем привычное живое выражение.
– Для меня так много значит, что вы здесь сегодня, – сказала она. – Попс очень любил вас. Вы это знаете, правда ведь? Он очень любил вас. – казалось, она собралась снова расплакаться, но Элоиза погладила ее по плечу, и она сдержалась. – Кое-какие дедушкины вещи, любимые вещицы я к отела бы передать вам. Я знаю, что он хотел, что-бы они достались вам. Элоиза, – бабушка запустила руку в карман и извлекла оттуда волшебный толковый платок, – ты знаешь, что это такое, верно? Мне нет нужды объяснять тебе. Я хочу, чтобы ты взяла это. Он хотел, чтобы ты взяла. Рэймонд, – и она запустила руку в другой карман, – а это тебе.
Она протянула Рэю кость динозавра – осколок бедренной кости, как утверждал Попс.
Я знаю, тебе нравилась эта вещь, – сказала избушка, заливаясь слезами с новой силой, будто в первый раз. – Я знаю, она тебе нравилась, и она словно часть нашего дедушки. – Она попыталась рассмеяться. – Он сам походил на старого динозавра, не правда ли?
– Да, мэм. – Рэй взглянул на отца, выразительно округлившего глаза, и понял, что от него требуется. – Спасибо, – сказал он.
– Спасибо, – сказала Элоиза и вытерла слезу волшебным платочком.
– Кстати, что случилось с центом? – спросил Рэй. Он постарался задать вопрос правильно, чтобы
никто не заподозрил, будто монетка интересует его: больше, чем кость динозавра, и отчасти преуспела в своей попытке. Только Элоиза поняла, о чем он в действительности думает.
– Ах, милый мой мальчик. – Бабушка наклонилась и снова обняла Рэя. – Ты знаешь, Попс никогда не расставался со своим центом. Ни на один день. Думаю, монетка была для него своего рода талисманом. Без нее он чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому я решила, что он должен за брать цент с собой. Говорят, с собой ничего нельзя взять в мир иной, но когда старый Попс отправится на Небеса, держу пари, он уговорил святого Петра. В конце концов, речь идет всего лишь о центе.
Но Рэй все еще не понял.
– Так значит… – проговорил он.
– Цент у него в кармане, – сказала бабушка.
– В зале, – сказала Элоиза.
Рэй сжал в руке кость динозавра, уставился в пол и только спустя довольно продолжительной время поднял взгляд.
– Можно мне пойти туда? – спросил он.
Отец, мать и бабушка смотрели на маленького мужчину, который взрослел у них на глазах, и Рэй видел, что они гордятся. Он совершал дурной поступок, а они гордились им. Одна Элоиза все понимала.
– Рэй… – проговорила она.
Рэй вошел в зал один. Помещение оказалось не особо большим, и потому он дошел до гроба гораздо быстрее, чем предполагал и надеялся; он еще не успел опомниться, как уже стоял там, глядя на своего дедушку. И все оказалось не так уж плохо. Он видел Попса таким и раньше: спящим па кушетке перед телевизором в своей каморке. Но тогда у Попса был приоткрыт рот и Рэй слышал дыхание и видел, как у него мелко подрагивают руки и ноги, словно от легких уколов иголки. В гробу же он лежал совершенно неподвижно, словно деревянный А еще походил на восковую куклу и казался меньше, чем был при жизни. Но он всегда был маленьким. Через пару лет Рэй стал бы выше дедушки, поэтому с сидением у него на коленках в любом случае скоро пришлось бы покончить. Навсегда ушли бы в прошлое дни, когда Попс терся щетинистой щекой о шею Рэя, хохотавшего до судорог. Дни, когда он говорил:
«Кажется, ты уронил веснушку», – и делал вид, будто поднимает ее с пола и сажает обратно на руку Рэю. Дни, когда он позволял Рэю вести свой пикап по гравийной дороге, сидя рядом с ним.
Рэй смотрел на мертвого дедушку, но внутри у него ничего не происходило. Он не испытывал чувств, какие испытывали мама и бабушка. Он не знал почему, но не испытывал. Ему не хотелось плакать. Но сердце у него билось часто, как никогда прежде, и он задавался вопросом, не сердечный ли это приступ. В помещении не было никого, кроме Рэя и Попса. И он увидел, где находится цент, увидел едва заметную морщинку на брюках.
Рэй скользнул ладонью вдоль дедушкиного тела, не касаясь его (он не хотел касаться), запустил руку в карман, прохладный, словно ненастоящий, и вынул оттуда цент, лежащий все в том же маленьком пластмассовом футляре, крепко сжал в кулаке и засунул в свой собственный карман. Вот и все дела.
Рэй плохо запомнил вечер того дня и следующий день. Он владел монетой, а монета в известной смысле владела им. Теперь они являлись единым целым. Вот что он думал, что чувствовал, что знал один на всем белом свете. Он владел заветным центом. Однако о таком никому не расскажешь, пусть в самом поступке нет ничего плохого, и потому Рэй остро ощущал свою обособленность и одиночество
