Елена Сазанович - Всё хоккей
– Еще, еще одно очко в мою пользу!
И я почему-то слышу голос Лешки Ветрякова:
– Талька! Талька!
Я корчусь от боли и просыпаюсь.
– Талька!
Леха Ветряков воотчию стоит у дивана и зовет меня.
Я тяжело поднимаюсь. Пожалуй, судя по обеспокоенному взгляду Лехи, видок у меня еще тот. Не помогли ни новые брюки, ни французская туалетная вода. Я себя переоценил.
– Вернулся? – встревожено спрашивает он.
Я пригладил свои взлохмаченные волосы.
– Как видишь.
– Что-то ты слабо загорел, – неуверенно говорит он.
– Да я прятался от солнца.
Леха подозрительно косится на меня. Он понимает, что на Канарах спрятаться от солнца довольно трудно. А я в свою очередь тоже подозрительно на него поглядываю. Что он делает в моей квартире и как он вообще открыл двери?
– У тебя дверь была открыта, – почему-то виновато оправдывается Леха.
– А как ты вообще догадался, что я здесь? – спросил я.
– А где ты еще можешь быть? – Леха пожимает плечами и отводит взгляд.
Да, действительно. Леха же понятия не имел о моей тайной квартире. Это его вполне оправдывает.
– Ну и как съездил? – Ветряков наконец сел на диван, забросил ногу за ногу и закурил.
– Нормально, – я насторожено смотрю на Ветрякова. Что-то не так, я это чувствую, но что? – Нормально. Я в форме.
– А по тебе не скажешь, – вздыхает Ветряков. – Похудел, осунулся, вон какие мешки под глазами.
– Это вполне поправимо. Ты, Леха, лучше скажи, когда мне приступать к тренировке?
– К тренировке? – Леха вздрогнул и вновь отвел взгляд. – Ну, как тебе сказать…
– Прямо скажи, прямо, и не юли. Я же чувствую, что-то не так, черт побери!
Я не выдержал и стукнул кулаком по столу. Одна единственная шкурка мандарина, которую я не заметил и не убрал, подпрыгнула.
– Хорошо, прямо так прямо, – ответил Ветряков и в его голосе я уловил металлические нотки. – Только ответь, я тебя предупреждал? А? Предупреждал, чтобы ты никуда не сматывался. Конечно, как человек, как товарищ, я тебя мог понять. Такой стресс и все такое. Но кроме меня этого, пожалуй, никто не понял. Среди самого горячего сезона смотаться на Канары! Это тоже надо иметь голову на плечах! Бросить команду в такой момент, большой спорт этого не прощает. Вот!
– И как этот большой спорт меня наказал?
– Конечно, я бы предпочитал, чтобы ты разбирался с тренером.
– Предпочитал, но почему-то сам ко мне явился, сам нарывался на встречу.
– Я? Нарывался? Да я меньше всего, – начал было Ветряков и тут же осекся. – Ах да, ну конечно. Ну, в общем, я посчитал, что как твой близкий товарищ сам должен тебе все объяснить.
– Ты так благороден! Ну, давай, объясняй, близкий товарищ! Смелее! – Я не выдержал и нервными шагами смерил комнату.
Леха остановил меня, слегка стиснув ладонью мое плечо, почти дружески. Почти, потому что едва я на него посмотрел, он тут же отвел виноватый взгляд.
– Эх, Талька, Талька. Ну что я могу сказать. Не я здесь виновен, должен сам понимать, Если хочешь знать, я грудью встал на твою защиту! Но что я значу? Если руководство комитета посчитало, что ты из игры выбыл.
– То есть? – я по прежнему сверлил Леху взглядом.
– Так и есть. Тебя сломила эта история, раздавила, можно сказать. Ну и какой ты после этого боец? А нам нужно выигрывать. А какая победа с форвардом, мысли которого работают в одном направлении. Для форварда лучше, чтобы их вообще не было, во всяком случае, во время матча. Говорил же тебе, соберись, никуда не уезжай. Знаешь, мое мнение, что справиться с собой возможно лишь во время изнурительного труда, а не расслабляющего отдыха.
– И что, уже есть замена? – я криво усмехнулся.
Леха утвердительно кивнул.
– Не думал, что так легко найти замену чемпиону мира, без пяти минут герою книги Гиннеса.
– Замену можно найти кому угодно. Сам знаешь, незаменимых нету.
– Ага, знаю. Зато с удовольствием находятся их заменяющие, не так ли?
– Зря ты так, Талька, я и так взвалил на себя не самую благородную миссию. И потом… ты сам должен понимать, спорт есть спорт и у него свои сроки. Ну, еще пару лет покатался бы…
– Хочу заметить, что ты меня старше на год.
– А я не питаю иллюзий на свой счет. И, если хочешь знать, готовлю себя к этому. Меня уже пригласили одну спортивную передачку вести, хочешь, тебя порекомендую?
– Нет, Леха, не хочу. И вряд ли, захотят демонстрировать мою рожу на всю страну, чтобы зрители тыкали в меня пальцем и говорили. А, это тот, который прибил человека! Ишь как устроился в непыльном местечке, а тот бедолага…
Я запнулся. Комок подкатил к моему горлу, и я сжал до боли пульсирующие виски. Леха приблизился ко мне и положил свою широкую ладонь на мое плечо.
– Ну не нужно, Талька, пожалуйста. Ведь все в жизни поправимо. К тому же тебя ведь не полностью исключили из команды, просто временно отстранили. А тот молокосос, которого взяли тебе на замену, кажется, чей-то племянник. Хотя парень способный, но твоего уровня ему не достичь. Так что, думаю, в итоге все встанет на свои места.
– Не утешай меня, Леха! Не хватало еще твоей жалости. Ты думаешь, я буду кусать локти? Если хочешь знать, я до последнего не знал, вернусь ли. Но видишь, за меня все решили другие. Меня просто мучает то, как я ухожу. Ведь собирался на белом коне. А получается, что выметают с позором. Знаешь, я ведь хотел, чтобы обо мне жила память как о чемпионе, внесшее большой вклад в развитие хоккея, а, похоже, теперь остается другая память. Врагу такого не пожелаю. Память, к сожалению, тоже выборочна, а выбирают, как правило, позорный скандал, а не честные победы…
Сейчас мне нужно было выговориться, довериться, даже поплакаться. Мамы, моего главного утешителя, рядом не было. Случайно рядом оказался Леха. И я готов был уже излить ему душу, и чуть ли не рассказать о том, что произошло со мной в последний месяц, что сегодня я теряю не просто свою любимую работу, но и свой привычный уклад жизни.
Хотя, нет. Я обязательно скажу Лехе, что еще есть Диана, и она меня вытащит, поддержит, спасет. И очень скоро, нет, завтра же мы с ней уедем на Канары, по-настоящему уедем. Мне действительно нужен отдых.
Эти слова уже вертелись на устах, как вдруг в квартиру ворвалась Диана. Леха стоял в проеме двери, и меня не было видно. А сам Ветряков не успел ничего сделать, чтобы предотвратить неприглядную сцену.
Диана сразу же бросилась ему на шею и защебетала:
– Ой, ты уже здесь, Лешечка, как здорово! А я купила три кило мандарин, марокканских. Говорят, тают во рту. Наконец-то я смогу вдоволь поесть мандаринов…
Тут она запнулась, заметив меня в углу комнаты. Ее большие синие глаза округлились, и ярко накрашенный рот скривился в улыбке.
– Талик? – промямлила она, отпустив наконец оцепеневшего Ветрякова.
– Ты? А когда ты приехал? – спросила она первое попавшее в голову.
– Сегодня, – довольно дружелюбно ответил я, сам не ожидая от себя такой приветливости. – Ты прекрасно выглядишь, Диана.
Я не солгал. Она действительно похорошела. Наше расставание явно пошло ей на пользу. А, возможно, Алешкина любовь, придала ее внешности некоторый шарм и изюминку. Одета она была как всегда вызывающе, в ярко красных длинных сапогах– ботфортах на шпильках и зеленой блестящей мини-юбке. Впрочем, ее безвкусный образ целиком был в Лехином вкусе. Она, как две капли воды, была похожа на его пассию, с которой он нас познакомил много лет назад. До меня вдруг дошло, что Диана – совсем не мой выбор. А всего лишь слепое подражание любимцу женщин и ловеласу Лехе. Что ж, я вынужден признаться, что она принадлежит ему по праву. У меня таких прав нет. К тому же, положа руку на сердце, меня эти права всегда тяготили. Эта ясная и простая мысль так развеселила меня, словно я освободился в одно мгновение от нитей паутины, связывающих меня долгие годы.
Леха наконец-то вспомнил, что он мой товарищ, хотя по совместительству – и предатель. Он, наверняка, так же вспомнил, что у него все-таки благородное сердце и он не трус. Он вышел на середину комнаты. Встал напротив меня. И как-то сурово, почти грубо (виноватые всегда выбирают подобный тон) произнес:
– В общем, ты все понял, Талька. Я хотел сразу сказать, но тебе нужно было узнать про вещи поважнее.
– Точно, Леха! Куда поважнее! – я дружески хлопнул его по плечу.
Он смутился.
– Извини нас, Виталик. Я не знаю, какие слова подобрать, в общем, чтобы ты простил. Впрочем, можешь не прощать – имеешь право. У тебя и так не самый лучший период в жизни, и еще это… В общем, я – подлец, да, Талька, подлец, можешь меня ударить.
– Еще чего!
Я готов был расцеловать Леху. Как-то в одно мгновение вдруг почувствовал себя не просто свободным, а впервые за это время даже чуть-чуть счастливым. Похоже, именно эта толика счастья довольно заметно отобразилась на лице, поскольку и Леха, и Диана недоумевающе смотрели на меня во все глаза. Не понимая, издеваюсь я, переживаю или действительно радуюсь.
