Дес Диллон - Шесть черных свечей
Вся эта история попала в местные газеты, а министерство образования объявило, что проводит расследование.
Две недели спустя мисс Грин уволили. Она сопротивлялась, но не очень. Что касается Венди, то она продолжала покорять вершину за вершиной, купила себе квартиру в фешенебельном районе Глазго и стала жить-поживать да добра наживать. Благодарю всех за внимание.
Венди
Тук-тук-тук! — слышится от двери. Никто из сестер не шевелится.
— Не заперто! — кричит Джедди.
— Входите! — подает голос Донна.
Это может быть кто угодно, а у них в холодильнике голова. Надо быть немножко поосторожнее.
В гостиную врывается Венди, лучась радостью жизни. Ее светлые волосы стоят дыбом, словно перепугавшись голубизны ее глаз. У них у всех голубые глаза, у моих сестер-то, или зеленовато-голубые. В этой голубизне есть что-то мистическое — в зависимости от настроения ее оттенок меняется. Старая Мэри говорит, что это голубизна Донегола.
— Это цвет неба над Донеголом. Или бурного моря. Или неба в бурю. Или пролива в штиль вдали от берега, — любит повторять она.
Донна и Джедди по-прежнему пялятся друг на друга. Венди выходит на середину комнаты и раскрывает объятия. Но ответных объятий нет.
— Привет же, сестры! — произносит Венди.
Но сестры не отвечают. Венди опускает руки. Ага! Так вот в чем вся штука. Донна опять в своем репертуаре. Сценка называется «Я странное уникальное существо, одно на миллион». Вот уж эгоцентристка.
— Замечательно. Весь вечер на манеже Донна и ее вытаращенные глаза, — говорит Венди.
Джедди отмечает про себя поддержку Венди и усмехается Донне. Но та даже не дрогнет. Ни на дюйм.
— Гляди! Гляди! — говорит Джедди Донне.
Даже Венди понимает, в чем дело.
— Мистика для бедных, — вздыхает она.
Для Венди это неплохо. Остроты — не ее стихия. Она слишком рациональная, чересчур приземленная, излишне прагматичная. Но сегодня она явилась сюда потому, что этот вечер — редкая возможность выйти за рамки, сойти с привычной колеи училки начальных классов, стать самой собой. Обрести свободу, наконец.
Венди смотрит на Донну. Джедди корчит Донне гримасы. И Донна все же оживает, перекашивает рот и облизывает губы. Затем она резко поворачивается к Венди:
— Мистика для бедных? Да я седьмая дочь седьмой дочери, если хотите знать!
— У меня для тебя новость, Донна, — нас всего шестеро!
Венди подбоченивается и подается вперед, чтобы ее слова дошли по назначению, но Донна крепка в своей вере, что она, Донна, особенная и что у нее есть дар. И кто такая Венди, чтобы пудрить Донне мозги, пусть даже Донна и не седьмая дочь?
— Матушка, похоже, сделала аборт, — произносит Донна.
— Ой! Господь тебя простит за эти слова, — с отвращением отворачивается Венди. Даже Джедди становится неприятно.
— Донна!! — вот и все, что Джедди может сказать, растягивая гласные для вящего эффекта.
Донна опять выпучивает глаза.
— А вот глаза-то у меня всегда такие, — говорит она.
Но Венди уже не слушает ее, Венди у лоджии, делает руку козырьком и прикладывает к стеклу, стараясь разглядеть что-то в заоконной тьме, где чернота подсвечивается желтым и красным.
— Там какие-то подозрительного вида мальчишки у машин.
Джедди передразнивает Венди, стараясь в точности передать ее культурный голос: «Там какие-то подозрительного вида мальчишки у машин».
— А какого еще вида мальчишки тут могут быть? — произносит Донна.
Венди, прикусив губу, смотрит, как пятна бейсболок проплывают внизу. Шары уличных ламп похожи на оранжевые китайские фонарики, исчезающие в ночной мгле. В темноте слышатся какие-то смешки и хохотки, и какая-то юная парочка вроде бы целуется.
Точно, мальчишка и девчонка целуются, Венди это отлично видно. У нее за спиной Донна и Джедди продолжают свой спор, и их голоса напоминают жужжание пчел в летний зной. Мальчишка и девчонка внизу расцепляют объятия и расходятся, каждый в свою сторону, но лица их по-прежнему повернуты друг к другу — они пятятся назад. Они посылают друг другу воздушные поцелуи и никак не могут распрощаться — еще только секундочку, и еще, и еще. Никто не хочет повернуться первым и выйти из-под фонарей.
Венди возносит маленькую молитву всем своим богам и желает этому мальчишке и этой девчонке (между ними уже футов сто, но они по-прежнему пятятся, не отрывая глаз друг от друга), чтобы у них все было иначе. Чтобы у них получилось то, что не удалось другим. Чтобы жизнь у них сложилась счастливо. Вот они, лидеры будущего. Вдали от родного дома. Вдали от Донегола, где они никогда не были и о котором, быть может, и не слыхивали. Но они такие же ирландцы. Это из-за их матерей, и отцов, и бабушек с дедушками они сейчас здесь, под оранжевыми фонарями, где разве что небытие бережет и лелеет их.
Как только влюбленные скрываются во мраке, на сцену выступает компашка из трех не то четырех отставших от каравана. Бутылку с пойлом они вырывают друг у друга из рук. Шаг — глоток. Глоток — шаг. Они подходят близко к машине Венди (явно не просто так) и слегка задевают ее, словно пробегающие мимо собаки. Машина сверкает, и их тени скользят по металлу, как привидения. Венди готова поклясться, что, когда они проходят мимо, машину бросает в дрожь. Ведь ее пружины и амортизаторы были так сильно напряжены, ведь вся она так и сжалась в ожидании удара по многослойному лобовому стеклу, машина-то. Могли и гвоздем по крылу, могли и ногой по двери — вдруг пружина соскочит и замок откроется. Венди уже хочется отогнать машину на стоянку, где автомобили стоят бампер к бамперу и где она затеряется среди БМВ и иных четырехколесных средств передвижения, на которых мамочки отвозят своих детишек в школу, продираясь сквозь фешенебельные джунгли Вест-Энда.
На обратном пути из школы все эти «фрилендеры» благодаря своему чутью находят верный путь домой среди кустарников, узких улиц и табличек с пугающими ценами на квартиры. В некоторых из этих квартир притаились самые безжалостные среди всех них люди: телепродюсеры. Тут дамам просто не обойтись без внедорожников. Ведь мозги в головах у продюсеров совсем не плоские — пересеченная местность, да и только. И реальная опасность подстерегает на каждом шагу. Просто дело тут не в телесных повреждениях. Господи, неужели им нравится торчать во всех этих элитных кафе-барах или где там еще они тусуются? Рюмочки, девочки, смешочки, каждый пожирает глазами ягодицы соседей: не слишком ли они свешиваются с края стула? На хрен мне нужна такая жизнь. Если бы я был машиной Венди, я бы уж лучше остался здесь. В уличной преступности и самозащите хотя бы есть что-то настоящее. Имеет значение только твой талант к насилию. Если ты не полный трус — прорвешься.
Джедди пихает Венди кулаком в плечо, и мысли Венди возвращаются в гостиную.
— Я говорю, ты, по слухам, купила машину? Это она внизу стоит?
— «Форд-фокус».
— Это ее рекламируют эти вонючие извращенцы? Которые все в сером. Будто прямо из дурки. Выделываются, словно балерины с геморроем.
— Джеральдина, это люди с тонким вкусом. Творческие люди, — просвещает сестру Венди.
— Ой-ой-ой! Донна! Творческие они!
— Вы двое можете смеяться, если хотите, — говорит Венди, — только в этой машине применены такие передовые решения, что даже двигателя не слышно.
Донна прикладывает к уху руку, словно прислушивается к звуку мотора.
— Может, там и двигателя-то никакого нет. — Джедди глупо улыбается Донне.
Но Венди не такая дурочка. Она ведь учительница, не кто-нибудь там. А у учителей имеется полный набор соответствующих выражений. Они им нужны по работе.
— Совсем как у тебя, Джеральдина, — роняет Венди.
Джедди чувствует, что ее оскорбили, но не понимает, в чем суть. Такой умственный скачок ей недоступен. Ну или там умственный прыжок.
Только сейчас Венди замечает мраморный камин.
— О, вот это по-тря-сающе.
Она подходит поближе и проводит по камину пальцами. Слышно, как ногти скребут по мрамору. Ногти у Венди покрыты черным лаком. Во всем остальном она выглядит как учительница, но ногти — просто из ряда вон. У педагога не должно быть таких ногтей, а то детишки обкакаются со страху. Дети и вправду пугаются. Они даже прозвали ее Когтеточка. Сама-то Венди не знает, но ученики называют ее именно так. Как учительницу они ее любят, но у каждого учителя должно быть прозвище. И это прозвище должно быть уничижительным. Ну там, Джонни Гмык, Цап-Царапыч, Мисс Горилла. Венди достаточно положить свои длинные пальцы на чью-нибудь тетрадь, как ребенок уже трясется от страха. «Извините, мисс, мне нужно в туалет».
Венди нагибается и обозревает топку. У ее ног куча растерзанного шмотья и порванных фотографий.
— Здесь-то она и расчленила Стейси Грейси, — сообщает Донна.
