Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

В те жаркие дни Перико Серрамадрилес и я обычно отправлялись на пляж во время нашего обеденного перерыва, который длился с полудня до пяти часов. Мы добирались туда на трамваях, битком набитых отвратительными потными людьми, съедали по громадному бутерброду и большой пиале риса, от которого, впрочем, вскоре отказались: такая пища нам была не по карману, чересчур отягощала желудки и клонила ко сну, мешая служебным обязанностям. Однажды, вернувшись с пляжа, мы одновременно заснули прямо за столом, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку немногочисленные клиенты Кортабаньеса уехали куда-то на лето, и пустынный покой конторы нарушался лишь назойливыми мухами, которых Долоретас истребляла свернутой газетой.

Свидетельский документ приложения № 7-д, добавление 1.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Барселона, 12–7-1918.

Простите, что не сразу выполнил ваше всегда приятное для меня поручение. Вам уже известно, что официальное положение, которое я теперь занимаю, не связано с повседневной жизнью Управления, и это помешало мне выполнить ваше задание своевременно. Немало поломав голову, я, на мой взгляд, придумал, наконец, каким образом переправить вам сообщение об аресте несчастного Немесио. Мне удалось сделать так, чтобы ваше письмо попало в руки Немесио. Теперь он знает, где вы находитесь, и я буду не я, если он не сумеет связаться с вами и получить вашу поддержку. По-моему, я неплохо придумал, верно?

Премного благодарен вам за то, что вы проявляете такой интерес к моим успехам в печатанье на машинке. Вы всегда были для нас примером на нашем трудном пути выполнения долга. Как видите, моя техника печатанья на машинке все еще оставляет желать лучшего. Не имея ничего больше сообщить вам, всегда остаюсь к вашим услугам.

Свидетельский документ приложения М 7-д, добавление 2.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Барселона, год господень 1918

Покров день 12 июля.

Иисус Христос через одного из своих ангелов сообщил мне, что вы находитесь в Тетуане. Известие это повергло меня в уныние и отчаяние, потому что я сразу же вспомнил его слова:

Накажет нас за неправды наши и опять помилует и соберет нас из всех народов, где бы мы ни были рассеяны между ними.

Услада моей души и умиротворенность духа моего позволили мне решиться написать вам это письмо, чтобы вы могли причаститься, как сам господь наш бог, многочисленных несчастий, которые преследуют меня за мои грехи. Знайте, сеньор комиссар, что ученые люди с помощью святого духа излечили меня от моих недугов и позволили снова вступить на путь господень, где не отделить плевел от зерен. И вот я по вине и слепоте своей избрал дурной путь, который привел меня к этому заточению точно так же, как привел раньше в омерзительную камеру, уже вам знакомую, от которой я, слава богу, избавился. Да и, откровенно говоря, здесь мне намного лучше, потому что со мной обращаются, как с христианином: не бьют, не обливают ледяной водой, не истязают, не грозят. И грех жаловаться на их манеры — все они человеколюбивые я достойны милосердия господа нашего бога. Но так уж случилось, сеньор комиссар, что мне стали известны великие тайны; они являются ко мне во сне то облаком, то пламенем, то нисходят божьей благодатью, и только вам могу я их доверить, а для этого мне надо как можно скорее вырваться из оков, которые меня связывают. Сделайте что-нибудь, Христа ради, молю, сеньор комиссар. Я не преступник и не сумасшедший, как все утверждают. Я всего-навсего жертва соблазна лукавого. Помогите мне, и господь бог воздаст вам должное на этой земле и ниспошлет вечное здравие.

Каждый день я молю господа бога, чтобы он уберег вас от мавров. Нижайший мой поклон вам

Вы получите это письмо из рук посланника. Не спрашивайте его ни о чем и не смотрите ему пристально в глаза; так вы можете заразиться неизлечимой хворью. Прощайте.

Д. После покушения на Леппринсе были еще попытки убить его?

М. Нет.

Д. Значит ли это, что террористы отказались от своего возмездия?

М. Не знаю.

Д. По имеющимся у меня сведениям, это не похоже на тактический ход с их стороны.

М. Я же сказал: не знаю.

Д. Судя по тем данным, которыми я располагаю, в Барселоне за 1918 год произошло восемьдесят покушений, именуемых «социальными», жертвами коих стали предприниматели: убитые — 4, раненые — 9; рабочие и торговые агенты: убитые — 11, раненые — 43. И это не считая материального ущерба, причиненного людям многочисленными пожарами и динамитными взрывами. В мае происходили чудовищные ограбления продовольственных магазинов, продолжавшиеся в течение нескольких дней, пока в стране не ввели военное положение.

М. Без сомнения, то были годы кризиса.

Д. Не кажется ли вам странным, что ситуация, сложившаяся в эти месяцы, не вызвала повторных покушений на Леппринсе?

М. Не знаю. Да и вряд ли мое мнение на этот счет будет иметь большое значение.

Д. Тогда поставим вопрос так: не могли бы вы ответить нам, чем вызвана была внезапная ссылка комиссара Васкеса?

М. Это не была ссылка.

Д. Поставим вопрос иначе. Могли бы вы объяснить, чем было вызвано внезапное назначение Васкеса на другую должность?

М. Так ведь… он был кадровым полицейским.

Д. Да, это верно. Но меня интересуют истинные причины, побудившие отстранить его от «дела Савольты».

М. Я их не знаю.

Д. Не связан ли как-то отъезд комиссара Васкеса с прекращением покушений?

М. Не знаю.

Д. И наконец, не готовилось ли покушение на Леппринсе как часть акции, которая укрывала другие беззакония?

М. Не знаю.

Д. Не знаете?

М. Не знаю, не знаю.

Депрессия, охватившая меня, обострялась с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой. Если я отправлялся гулять, чтобы немного развеяться, меня охватывала странная апатия, затмевавшая мой рассудок и заставлявшая идти неведомо куда семимильными шагами. Случалось, я вдруг оказывался помимо своей воли где-нибудь на окраине, не понимая, как меня туда занесло, и вынужден был расспрашивать прохожих, чтобы найти обратную дорогу. А иногда, выйдя после работы на улицу, останавливался на перепутье, не зная, куда направиться, и стоял неподвижно, словно статуя или попрошайка, пока голод или усталость не заставляли меня сдвинуться с места. Если я покидал знакомые, близкие моему сердцу места, меня охватывала мучительная тревога, я начинал дрожать, точно осужденный на смерть, глаза мои наполнялись слезами, и я устремлялся домой, чтобы укрыться в четырех стенах и дать волю слезам, оплакивая всю ночь свое одиночество. То и дело я просыпался и обнаруживал, что щеки мои и наволочка мокры от слез. Мне всерьез приходила мысль о самоубийстве, и если я не покончил с собой, то скорее от трусости, чем от привязанности к жизни. Чтение мне опротивело, а если я выбирался в кино или театр, то не в силах был усидеть на месте. Я перестал ходить на прогулки с Серрамадрилесом, и наши отношения свелись к обычной форме вежливости.

Свидетельский документ приложения № 7-е.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

Его превосходительству сеньору Министру

Министерство Внутренних Дел.

Мадрид.

Дон Алехандро Васкес Риос, комиссар полиции Тетуана с уверением в совершеннейшем почтении к Вашему Превосходительству ДОКЛАДЫВАЕТ,

что получил письмо от некоего Немесио Кабры Гомеса от 12–7-1918 года, ныне содержащегося под арестом по правительственному приказу в одиночной камере полицейского управления Барселоны. Что несколько месяцев назад я, податель сего прошения, будучи еще комиссаром этого управления, имел случай познакомиться и беседовать с вышеупомянутым Немесио Каброй Гомесом и обнаружил у него все признаки умственного расстройства, которые впоследствии были засвидетельствованы врачами и послужили поводом к тому, чтобы поместить его в одно из лечебных заведений, существующих у нас в стране для подобных больных. Что впоследствии, ввиду частичного выздоровления и учитывая, что он не представляет опасности для общества, врачи выписали его из больницы и вернули к нормальной жизни, чтобы работа и общение с людьми помогли ему восстановить пошатнувшееся здоровье и рассудок. Что несколько недель тому назад он был арестован якобы за подделку сигар. Что вышеупомянутый Немесио Кабра Гомес является слабоумным, неспособным отвечать за свои поступки, уголовно не наказуемым, и заточение его в тюрьму может лишь усугубить болезнь, которой он страдает, и сделать ее неизлечимой.