Валери Тонг Куонг - Простишь – не простишь

– Кстати о Маргерит… – начал врач.

Но я его перебила:

– Подождите, Густаво, мне нужно сказать вам кое-что важное. Правда важное. Лучше поздно, чем никогда. Знайте, что Маргерит не лгала. То есть вам не лгала. Она не беременна. Я ведь не знала, что это детская глупая выдумка нашкодившей девчонки. Ей хотелось как-то оправдаться, она чувствовала вину за то, что Мило упал с велосипеда. Боялась нашего гнева. Отчасти она действительно виновата, но правых среди нас вообще нет. Наша трагедия напоминает лабиринт. Отыскать главного виновника – непосильная задача.

Сократ вдруг ободрился, будто я сняла камень с его души.

– Если честно, я не знал, что и думать… Благодарю, вы мне очень помогли. Поразмыслю на досуге об этой странной ситуации. – Он умолк, затем продолжил: – Мне кажется, неплохо было бы расспросить саму девушку-загадку. Вы не согласны? И Мило был бы счастлив. Прошу, придумайте, как ее вернуть!

Как ее вернуть? Понятия не имею. Мобильного у нее теперь нет. Где она живет, я не знаю. Последней ее видела мама. Она сообщила Марго правду о Рудольфе, и та, похоже, решила во что бы то ни стало его разыскать. Хотя точного адреса мама ей не дала.

Может быть, сестра сейчас в скором поезде, мчится на юг. Или заперлась у себя и рыщет в сети. Или решила отвлечься, забыться, утешиться любимой работой и укатила в новую археологическую экспедицию на край света. Ей ведь и зарабатывать нужно, без денег не проживешь.

Она вернется через месяц, через год… Вообще не вернется, раз все мы, кроме Мило, гнали ее и обижали.

Поговорив с доктором, я вернулась в палату. Взяла сына за обе руки и зашептала ему на ушко:

– Мило, солнышко, сыночек, любимый мой, ненаглядный! Марго придет к тебе обязательно! Я не знаю, где она, но буду искать, пока не найду, обещаю.

Он понял, что я не шучу, что я откликнулась на его просьбу. Впервые за долгое время Мило легонько пожал в ответ мои руки. У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди от счастья.

И снаружи сквозь тучи пробился солнечный лучик.

Пришла симпатичная красивая девушка, руководившая водными процедурами.

– Наконец-то ты улыбнулся, Мило! Как приятно видеть тебя веселым! – обрадовалась она.

Станем держаться друг за друга и выберемся из этого болота. Наметим близкую цель, дотянемся до нее, затем перейдем к следующей. Незачем думать о далеком и недостижимом. Забудем о прошлом, о моих слабостях, безволии, малодушии. Отложим в долгий ящик образ Лино, все вопросы и все проблемы, что связаны с ним. На время. Нужно беречь силы.

Я провела у окна несколько часов, дожидаясь прихода мамы. На свое отражение в стекле старалась не смотреть. Боже! Опять она притащила целую сумку продуктов! Ну что с ней делать! Говорю: «Мне ничего не нужно», – не слушает. Виновато взглянула, прикинулась веселой. Я рта открыть не успела, как она принялась оправдываться:

– Знаю-знаю, у тебя все есть, но я тут была на рынке и увидела такие славные яблочки! Купила, сделала пюре. Пожадничала, мне столько не съесть, а ты вернешься, покушаешь сладенькое. Не сердись! Тут еще чай, мед, лимоны. Сейчас то дождь, то ветер, не ровен час простудишься… А нашему Мило нужна здоровая мамочка…

– Мама, мне ничего не нужно…

Опять этот вздох в ответ! Великолепный, театральный. Знак усталой покорности судьбе. Нет, лучше бы она хоть сегодня без него обошлась. Я ведь не выдержу, я взорвусь! Того гляди, скажу ей: «Мама! Неужели не понимаешь, что я задыхаюсь от твоей чрезмерной любви и неусыпной заботы?! От твоего вечного присутствия, участия, сочувствия! Не хочу быть смыслом твоей жизни! В моей жизни ты занимаешь так много места, что другим его просто не остается. Ты всех оттесняешь, изгоняешь агрессией или хитростью. Хватит повторять, что я самая главная, твое счастье, твое сокровище. Мне надоело чувствовать, что я тебе обязана, что я перед тобой виновата. Ты требуешь, чтобы я была твоим утешением, наградой, гордостью. Я всегда старалась соответствовать, больше не могу – выдохлась! Самое ужасное, я становлюсь на тебя похожей. Мы бессознательно подражаем друг другу в одежде, одинаково причесываемся, красимся. Неважно, кто первый начал. Суть проблемы от этого не меняется. Мне давно уже за сорок, а ты оставляешь записки: «Люблю тебя, малыш»… Я нахожу их в сумочке, в ежедневнике, на входной двери. Ты подкупила женщину, что приходит ко мне убирать, и потихоньку ежедневно наполняешь холодильник едой. Утром и вечером неумолимо звонишь мне. Все замечаешь, оцениваешь каждый мой шаг. Молчишь, но в твоих глазах я читаю скрытое торжество: «Твой брак развалился, дочка, а ведь я с самого начала говорила, предупреждала!» Ничего-то ты не знаешь, ничего не понимаешь, а туда же! У нас такая беда стряслась! Чудовищный взрыв. Меня завалило обломками. И если искать виноватых, – найти их рано или поздно придется! – не окажется ли, что в общем котле есть и твоя капля меда? Ты многое сделала для того, чтоб Маргерит пострадала, признай!»

Но я, как всегда, промолчала. Рядом лежал Мило. Доктор Сократ выразился достаточно ясно: «Напряженная обстановка в семье ему не на пользу!» Не время выяснять отношения и скандалить. Я же решила: не жалею о прошлом, не мечтаю о несбыточном, намечаю близкую цель. Пришлось тяжело вздохнуть в ответ, жестко подавить собственный бунт, удержаться от выпада.

– Помоги мне отыскать Маргерит.

Она вздрогнула, испуганно покосилась на внука.

– Зачем она тебе? Ты же знаешь, Марго в экспедиции. Сама мне об этом сказала. Она мне не пишет, не звонит. Как я могу помочь?

Я увела ее на минуточку в коридор.

– Мама, прошу, попытайся. Ты последняя, кто ее видел. Ты знаешь, куда она могла отправиться. Мило сказал доктору Сократу… Да-да, ты не ослышалась, Мило заговорил. Так вот, он сказал, что хочет, чтоб она пришла. У нас нет выбора: нужно ее найти!

– Доктору Сократу? Погоди-ка! Не думаешь ли ты, что доктор сам по ней соскучился? Попался на ее удочку, надо же! У твоей сестрицы недюжинные способности, напрасно ты ее жалеешь. Отправила Мило в реанимацию, пустила наши жизни под откос, а ей и горя мало! Сцапала красавчика, молодого многообещающего врача. Как несправедливо все устроено! Не заслужила она такого подарка. Не заслужила. И не пытайся меня переубедить.

– Мама, пожалуйста, прекрати!

С души воротит от твоих намеков. Какие из нас с тобой судьи? Кто знает, что справедливо на этом свете?

– Не говори со мной в таком тоне. Вспомни, Селеста, маме грубить нельзя. Даже мнение свое высказать не дадут…

Она взглянула мне прямо в глаза, и впервые в жизни я выдержала ее взгляд.

Я вовсе ей не грубила. Не кричала, не оскорбляла. Спокойно попросила умолкнуть. Но мама настолько привыкла к моей покорности, безответности, что внезапный отпор глубоко ее потряс.

В детстве я мирила маму с отцом.

В юности – маму с сестрой.

В зрелые годы – маму с зятем.

Я не спорила с Лино, хотя он мучил сына непомерными требованиями.

Все сглаживала, все терпела. Старалась никого не обидеть, не задеть. Ведь я – единственная опора каждого из домашних.

И что получилось? Все рассорились, расплевались. Значит, не стоило им покоряться.

– Простите, что прерываю…

К нам подошел доктор Сократ.

– Хотел поделиться результатами последних занятий лечебной физкультурой.

Глаза у него сияли, он радостно улыбался.

– Мило снова старается, никакой апатии!

От прежнего мелочного раздражения не осталось и следа. Счастливая, я едва не взлетела под потолок.

– Отлично! – Мама тоже была довольна. – Надеюсь, с апатией покончено.

– Он вам верит, прошу, не разочаруйте его. – Врач поглядел на меня со значением.

Я поспешила в палату. Сын спал. Щеки разрумянились, дыхание ровное, лицо умиротворенное. Я положила голову на подушку рядом с ним. И ощутила невероятную безграничную свободу и легкость.

– Ты мне веришь, сыночек, и правильно делаешь. Я поняла, кто тебе нужен. Поняла, чего ты хочешь. Я тебя не подведу, обещаю!

В дверь барабанили все громче. Сейчас разнесут в щепки. Что у них там, таран? Вот гремят! Каждый удар болезненно отзывался в голове. Тошно мне. Тошно! Тошно!

С трудом поднялся. Колени подгибались, брюхо ныло, глаза не разлеплялись, во рту помойка. Двинулся было к прихожей, но под ноги подвернулась пустая бутылка, я чуть не упал.

Чтоб забыться, упиться до беспамятства, я накачался дешевой водкой. Как ты, отец.

Я-то знаю, не она тебя отравила, алкоголь ни при чем. Нечего сказать, несчастный случай! Я делал вид, что верю маме, как все, хотел ее поддержать, помочь.

Что за бредовый эпикриз они состряпали? Со дня твоих похорон все думаю и думаю, а понять не могу. Может, твоя жизнь была застрахована? И мать боялась потерять страховку – чего проще? Или ей стало стыдно перед соседями. Мол, пусть не думают, что ты струсил, сбежал.

Нашла твое мертвое тело и взвыла. Не от горя, от ярости. Точно, страховки чуть не лишилась.