Александр Казарновский - Четыре крыла Земли
– Ас-салям алейкум, дорогой, – Юсеф попытался придать голосу такую безоблачность, словно он идет по берегу моря с любимой Рамизой. – Да благословит Аллах твое возвращение под родной кров.
– Алейкум ас-салям, – отвечал Расем. – Да благословит тебя Аллах!
И замолчал. Дескать, что нужно?
– Слушай, – смущенно прокашлявшись, произнес Юсеф, – когда ты сможешь подъехать к Бурке, чтобы возвратить мне мой диск? А то он мне нужен...
– Никогда, – спокойно ответил ему Расем.
За десятки километров, разделяющие их, слышно было, как Юсеф поперхнулся.
– Лучше скажи, – продолжал Расем, – что там у твоего виска – дуло «беретты» или «иерихона»?
Юсеф и те, кто вместе с ним слушали, – Камаль и Абдель, тот самый медведеподобный бородач, что свернул шею Ибрагиму, – не нашлись, что сказать. А что было говорить? Ну, «иерихон»... На какой-то момент возникло ощущение, что Расем сидит где-то здесь рядом и подглядывает. Лицо Камаля, и без того бледное, как у европейца, еще больше побелело.
– Ну ладно, – с раздражением сказал Расем. – Мне этот пустой разговор надоел. Передай своим палачам, что диск уже не у меня, а у кого он – я сообщать не собираюсь. Подожди-ка минутку.
Слышно было, как он на обычном, не мобильном, телефоне набирает чей-то номер, а затем вновь раздался его голос, правда, в некотором отдалении:
– Салям алейкум. Значит, так – есть новости. Грустные новости. Юсеф уже у них в руках. Завтра после операции сразу идем к Мазузу.
«Сначала доживите до конца операции» – мысленно прокомментировал Камаль.
– ...Не вздумай оставлять диск дома. Если со мной что-то случится – неси его Мазузу. Если я вдруг начну просить, чтобы ты ко мне приехал или встретился со мной, не делай этого! Хватай диск и неси Мазузу. Значит, я тоже уже у них в руках. Маассаламе!{До свидания (араб.).}
После чего его голос громче зазвучал в мобильном:
– У вас есть еще что-нибудь ко мне?
– Есть, – голос человека, принявшего вызов Расема, поражал свой однотонностью. – С вами – говорит – Камаль – Халед – помощник – Абдаллы – Таамри. Вы, Расем – без сомнения – очень – благородный – человек. Вы считаете – нашего – Хозяина – чудовищем – презренного – Юсефа Масри – несчастной – невинной – жертвой – а себя – защитником – слабых – и обиженных – наподобие – Шахшаха{Герой арабского народного романа-эпопеи XVII в. «Жизнеописание Зат аль-Химме».}. Что ж – как говорится – каждый – своего осла – называет – лошадью. Но мы вынуждены – предоставить вам – некую – дополнительную – информацию – о вашем – подопечном. Две недели – тому назад – саиду Масри – было поручено – выкрасть у Мазуза Шихаби – мобильный – телефон. Просьба – отметить – велено было – выкрасть – а не отобрать – или совершить – еще какое-либо – действие – предусматривающее – насилие. Разумеется – здесь – требовалось – умение – с которым – у нашего Юсефа – проблемы. Как это ни печально – вышеупомянутое – отсутствие умения – у него сочетается – с переизбытком – жестокости. Вместо того – чтобы рисковать собой – этот человек – взял в заложники – семью охранника – Халила Сидки – и в качестве выкупа – потребовал с того – Мазузов – мобильный телефон. Когда же – Халил – означенный – телефон – принес – он без всякой – жалости – перестрелял – всю его семью – включая – грудного – младенца – вслед за чем – прикончил – и самого – Халила.
Воцарилось молчание.
– Это правда, Юсеф? – внезапно осипнув, спросил Расем.
Молчание не прерывалось.
– А ты, Камаль или как там тебя, велел ему сберечь жизнь Халила или добыть мобильник любой ценой?
Молчание не прерывалось.
– И еще, – добавил Расем. – Я слушал эту запись. Уж Ибрагима Хуссейни-то точно не Юсеф ликвидировал. Так что оба вы друг друга стоите.
– Вероятно – вы правы, – произнес Камаль недрогнувшим голосом, – но диск этот – все равно – представляет опасность – для всех нас. Сейчас – во всем мире – нарастает волна – справедливого гнева – по случаю – очередного – еврейского злодейства – а именно – зверской расправы – сионистских чудовищ – с семьей Халила Сидки. В случае же – если эта запись – будет – предана – огласке...
– Какое отношение имеет рассказ Хуссейни к бойне в Эль-Фандакумие, вину за которую весь мир возлагает на евреев? – перебил его Расем.
– Самое – прямое, – отвечал Камаль, и в его механическом голосе впервые проскользнули нотки скорби. Скорбел он, впрочем, все больше по причине того, что нагло допрашивающий его «Мученик» находился слишком далеко, чтобы свернуть ему шею. – Самое – прямое – отношение. Если информация – содержащаяся на диске – будет обнародована – встанет вопрос – о ее источнике. У любого – возникнет – вопрос – нет ли связи – между исчезновением – мобильного телефона – с разоблачительной – записью – и гибелью – Халила – охранявшего – дом – где этот мобильный телефон – был похищен.
– М-да, – грустно согласился Расем. – И тебя, и твоего Абдаллу я считаю негодяями, но в одном вы правы – если правда выплывет наружу, это – машааллах! – нанесет ущерб делу палестинской революции. Что ж, пока придется молчать.
* * *Когда Натан открыл дверь вернувшемуся Эвану, тот заметил некое обновление интерьера. Посреди номера стояла большая туристская сумка, которую, пока он ходил курить, приготовил и начал паковать Натан.
Прежде чем Эван успел спросить, зачем это, Натан объяснил:
– Сейчас приедет моя старшенькая, Якира, и отвезет Юдит к себе в Кфар-Эцион. А потом я отправлюсь за лекарством.
– За лекарством? – переспросил ошарашенный Эван.
Натан кивнул. Когда он кивал, то чуть-чуть выдвигал вперед нижнюю челюсть и становился похож на цокающего варанчика.
– Мне нужно достать лекарство. Чудодейственное средство. Единственное, которое может в кратчайший срок залечить все раны. Я принесу его и протяну своей возлюбленной Юдит, и оно в два счета поставит ее на ноги.
И как бы в доказательство этого рав Натан чуть-чуть подпрыгнул.
– Как называется это замечательное средство? – не удержался Эван.
– Канфей-Шомрон, – отвечал рав Натан.
Выспренность речей Натана Изака и переизбыток в них пафоса могли достать кого угодно. Как бы то ни было, советоваться с ним Эван не стал.
* * *Наши мудрецы говорят, что мужчина правит в этом мире, потому что нынешний мир – это мир ratio. Женщина в нем чужая. Зато следующий мир – «аолам аба» – будет принадлежать женщине, ибо в нем главным средством постижения действительности станет интуиция. А она, как известно, орудие женщины. Я из этого делаю вывод, что наша Вика там будет королевой королев, ибо по части интуиции она суперженщина. Утверждаю это с полным основанием, ибо сам в описываемый здесь день оказался свидетелем проявления у нее этого дара. Узнав от ее сестры, что их мама с папой приезжают на один день и, как обычно, все перепутав, то есть решив, что они прилетели в шесть утра, а не в шесть вечера, как это было на самом деле, я около четырех дня заявился к ним в квартирку на улице Шешет Аямим, что взбирается на вспухшую у самой обочины города горку, которую я по привычке зову Скорпионовой, поскольку однажды вечером встретился мне там спешащий по каким-то делам скорпион. В эту квартирку на Шешет Аямим я часто захаживал в те времена, когда Викушка была еще совсем малышкой. Вздернутый носик и симметричный ему хвостик на затылке уже наличествовали, а все остальное было покрыто медной мелочью веснушек, которую впоследствии склевало хохлатое время. С той поры я навсегда полюбил гостеприимнейшего, хотя и несколько недотепистого, Моисейгригорича и его жену, очаровательную Татьяну Владимировну. Не исключено, впрочем, что именно пообщавшись со мною, они и начали бояться религиозных.
Так вот, в тот день я, о чем-то задумавшись, машинально нажал дверную ручку, и дверь открылась. У нас в Израиле в поселениях и небольших городах двери днем, как правило, не запираются. Что же до моей идиотской привычки не звонить, не стучать, а открывать дверь самому, то все, кто меня любит, с ней давно смирились.
Стоило мне открыть дверь, как я застыл на пороге, услышав взволнованный голос Вики, говорящей по телефону.
– Нет, Нин, понятия не имею. Мамы и папы еще нет, за ними Наташка в аэропорт отправилась, а я осталась пирог готовить, но Эван... Да, он сейчас ко мне едет! Вот-вот появится на пороге! Что значит, откуда знаю? Чувствую и все! Да нет же, говорю тебе, не предупреждал он меня! Мы уже две недели как не разговариваем...
Я тихо затворил за собою дверь и спустился по лестнице. Так Вика никогда и не узнает, что у таинственного всплеска ее интуиции имелся еще один свидетель, помимо подруги. Когда она вышла в салон, в квартире уже никого, кроме нее самой, не было. Вика села за стол, взяла с накрытого стола бутылку «Миранды» и налила себе в прозрачный одноразовый стакан. В последнее время она иногда ловила себя на том, что старается не есть из некошерной посуды, не покупать продукты в так называемых «русских» магазинах, где выбор свиных и аналогичных в плане разрешенности евреям продуктов cтоль богат, что израильская пресса восхищенно называет их владельцев бойцами с переднего края. Более того, бедная девочка с ужасом чувствовала, что ей противно кушать некогда любимые ею котлеты со сметаной. Правда, с тех пор как они с Эваном поссорились, она заставляла себя есть все это назло себе и Эвану. А вот сейчас на обычную посуду, которая отродясь не знала разделения на мясную и молочную, она вдруг посмотрела, как на врага народа. Она не притронулась к свежему обеду, посылающему ей с плиты тонкие ароматы, а только выпила водички из одноразового стакана и съела пару яблок. Дело в том, что двумя неделями ранее возникло у нее странное ощущение, будто от нее, от души ее, оттяпали большой кусок и услали Б-г весть куда. И плохо ей было без этого куска, и кровоточила душа, и изнемогала Вика от собственной неполноты и чувствовала себя не человеком – половинкою человека. А час назад почудилось – та исчезнувшая половинка где-то там вдали сдвинулась с места и поплыла к ней. Сначала это ощущение лишь маячило, потом обдало теплом, и в конце концов выкристаллизовалось в краткое «скоро приедет Эван».
