Николай Гарин - Таежная богиня
Влив в себя огненную жидкость, Горелый не изменился в лице, а лишь крепко кхекнул и, черпанув ладонью забортную воду, жадно запил.
— Ну вот, теперь поехали! — он повернулся к мотору и стал накручивать ремень на диск стартера. “Вихрь” взвыл с третьего рывка. Взвыл раздраженно, по-свинячьи визгливо. Горелый немного погазовал на холостых оборотах и, дождавшись, когда старуха забросит конец веревки в лодку, опустил винт в воду. Звук захлебнулся, утробно заклокотал, и лодку резко толкнуло против течения. Пропустив бледно светившуюся льдину вдоль борта, Горелый крутанул ручку газа и заложил крутой вираж, разворачивая свое судно на сто восемьдесят градусов.
Лера еще крепче вцепилась в борта и удержалась на своем месте. А Никиту от такого неожиданного виража завалило на бок.
Зверея, винт молотил воду, толкая вперед длинную лодку. Берега слились с густым ельником и казались высоченными. Лодка неслась словно по дну глубокого ущелья, то и дело лавируя между едва заметных льдин. Никита смотрел в оба. Теперь он был лоцманом и весь ушел в процесс. Время от времени он выбрасывал в сторону то одну руку, то другую, с удовлетворением ощущая, что лодка послушно выполняла его волю.
Погрузившись в свои мысли, Лера сидела ровно и даже как-то торжественно, не видя ничего вокруг. Она повзрослела, если не постарела, лет на сто. Анатолий навсегда унес с собой что-то важное, чего теперь нет и не будет больше у Леры.
Как менялись прибрежные пейзажи, ни Валерия, ни Никита не замечали. Все видел Горелый. Отсидев три срока подряд, он больше не стал испытывать судьбу и после освобождения остался в этой глухомани, которая почти за тридцать лет стала ему родной. Он не знал, да и не хотел уже другой жизни. А то, что было раньше, забыл напрочь. Охота, рыбалка, кореша, что тянули срок или “откинулись”, как и он, — вот все, что было в этом забытом всеми мире.
Сидя на корме и управляя лодкой, Горелый ухмылялся, вспоминая, как ему подфартило накануне в картах. Куча денег не давала покоя. Она так и осталась бы кучей, если бы не эта парочка туристов, вовремя подваливших. Вкусив спирта, душа разгорелась и уже не успокаивалась. Через день-два он бы и сам отправился в Вижай, чтобы загрузиться по полной, но эти двое ускорили поездку. “Да-а, — размышлял Горелый, — в этом году вода в Ушминке что-то уж больно высока! Такого паводка, пожалуй, и не припомню”.
Извилистое, могучее тело реки было переполнено силой и дикой удалью, она словно не знала, куда девать мощь. Река бесстрашно бросалась на скалы, вспениваясь и грозно урча. Она пыталась сдвинуть с места и разрушить все, что попадалось на пути. Могучий поток рушил вековые деревья, играючи тащил их вместе с льдинами до очередного поворота, где и выбрасывал на отмели, то вдруг разливался, подминая под себя огромные просторы с лугами, кустами, деревьями. Потом опять возвращался в свое русло, где набирал мощь для новых атак.
Тело Никиты затекло, и он замерз. Хотелось размяться и согреться, однако все больше становилось льдин, а стало быть, и работы. Он вовсю отмахивал руками, но все чаще выкидывал обе руки, не видя для лодки обхода. Тогда Горелый шел прямо на препятствие. Нос лодки наскакивал на льдину, скользил по ней, а перед самой кормой капитан наклонял мотор, освобождал от воды винт, который, выскочив на поверхность, взвизгивал недорезанным поросенком, и опускал его в воду лишь тогда, когда корма спрыгивала с льдины. Это было опасно, поскольку лодка могла треснуть и даже переломиться. Однако Горелый проделывал это умело и аккуратно.
Неожиданно он направил судно к берегу. Уткнувшись в отмель, лодка замерла, а мотор заглох. Никита и Валерия посмотрели на своего проводника. Тот сидел с низко опущенной головой, точно спал.
— Что-то случилось? — спросил Никита.
— Впереди опасность, — ответил Горелый.
— Какая опасность?!
— Когда будут стрелять, — огорошил их “капитан”, — ты, девонька, ложись на самое дно. А ты, парень, не маши руками, ни к чему будет.
“Как стрелять? В кого?!” — в глазах ребят застыл вопрос.
— Налей на пару глотков, — сказал Горелый и протянул Валерии кружку. Никита с недоумением взглянул на “капитана”, но подчинился. Они были в полной его власти. Горелый влил в себя спирт, привычно кхекнул, буркнул что-то себе под нос и запил, черпанув ладонью из реки.
Когда Никита поднялся, чтобы веслом столкнуть с отмели лодку, он почувствовал запах дыма. “Вон оно что! В таких местах случайных людей не бывает. Здесь либо беглые зэки, либо те, кто их охраняет. Хорошо бы первое”, — озабоченно подумал Никита.
Заложив крутой вираж и бросив на отмель крутую волну, Горелый повел судно дальше. Теперь все трое с напряжением вглядывались в берега.
После поворота на берегу появились три силуэта, которые по мере приближения оказались военными. У двоих на плечах были охотничьи ружья, а у третьего автомат. Судя по высоким сапогам-бродням, ружьям, затертым старым бушлатам и воткнутой в берег такой же, как у Горелого, длинной черной лодке, военные были на охоте. Было заметно, что охотники давно их поджидали. Метров за сто один из них снял с плеча ружье и выстрелил вверх. Горелый сбросил газ и повернул лодку к берегу.
— О, кого мы бачим?! — пьяно пропел тот, что был с автоматом. — Горелый! А это хто с тобой? Неужто баба?!
По всему телу Валерии пробежал колкий озноб. Слово “баба” для нее теперь звучало совсем по-иному. Она взглянула на Горелого. Тот с невозмутимым видом правил к берегу. Лодка медленно приближалась. Те, у кого были ружья, оставили их у костра и стали спускаться к воде.
— Ну-ка, кого это ты привез к нам? — покачиваясь и запинаясь о кочки, военные алчно улыбались, не спуская глаз с Валерии. Они были в той стадии опьянения, которая стирает границу между человеком и зверем.
Лера медленно, незаметно достала из кармана рюкзака нож, подаренный Анатолием, и крепко сжала его в руке. Мотор уютно урчал, винт легонько толкал лодку к берегу. Военные подходили все ближе...
— О, да это никак Валерия! — вдруг воскликнул один из них. Это был тот самый мокрогубый прапорщик, с которым ей пришлось ехать в одной кабине. — Пацаны, чур, я первый! — повернувшись к своим приятелям, негромко сказал прапорщик. — Слипко, валишь Горелого! — добавил он чуть тише.
Никита слышал все. “Ну, вот он, вот он, — отбойным молотком застучало у него в голове, — вот он, момент истины!” Под рукой у Никиты было лишь весло. Против автомата и двух ружей — смешно! Но сколько-то он пободается с этой сволочью в военной форме...
Валерия была почти спокойна. Так просто она не сдастся!
— Ну, Горелый, от лица службы... тебе это... благодарность тебе!.. — снимая с плеча автомат, проговорил тот, что направлялся к корме.
Лодка подошла почти вплотную. Руки военных потянулись к ее бортам. Вдруг мотор, что тихонечко урчал под кормой, взревел зверем. Крутым виражом Горелый почти положил свое суденышко на бок. Высокая волна хлестанула “охотников” так неожиданно и сильно, что лишь мокрогубый остался на ногах. А тот, что был с автоматом и готовился дать очередь по Горелому, выпустил из рук оружие и, громко матерясь, закувыркался в воде.
Вырулив на середину реки, лодка понеслась во всю мощь. Но уже перед поворотом, когда казалось, что опасность миновала, сзади ударила длинная автоматная очередь. Никита видел, как вдоль реки взмыли вверх небольшие фонтанчики. Еще одна очередь, и еще. На повороте борт дрогнул и сыпанул щепой.
Никита оглянулся. Валерия продолжала вжиматься в дно лодки. Правый борт белел выщерблиной с ладонь, — выходящее пулевое отверстие, а слева аккуратное беленькое пятнышко — входное.
— Лер, ты как?! — через плечо, перекрикивая рев мотора, спросил Никита.
— Нормально, — поднимаясь, ответила спокойно девушка.
Горелый не изменился ни в лице, ни в позе. Он продолжал вести судно, лавируя между льдинами и бревнами и приближаясь к очередному повороту реки. Однако Никита не столько увидел, сколько почувствовал его дикую напряженность, свирепость и бесконечную ненависть.
Горелый не слышал, что говорил прапорщик Головко, но прочитал по губам. Как же он ненавидел этих “красноперых”, как на старый манер называл он лагерную вохру! Этих волков позорных!
Река после плавного поворота, будто устав от безудержного бега, сбросила скорость, неся себя ровно, неторопливо. Слева шла гряда серых скал с редкой порослью мхов и лишайников, справа широко расстилались затопленные луга. Даже льдины стали попадаться реже. Казалось, можно расслабиться, однако чувство тревоги у Никиты так и не проходило.
Он оглянулся назад и вздрогнул — сзади заканчивала поворот лодка с преследователями. Она медленно и неумолимо приближалась.
— Лер, падай на дно! — прокричал Никита и показал глазами назад. Валерия выглянула из-за Горелого и тут же бросилась на шпангоуты. И вовремя. Сначала справа, опережая один другого, по воде пробежали фонтанчики, а потом догнала автоматная очередь. И еще одна, и еще. Потом сухо грохотнул выстрел из ружья, и уже слева метнулась вперед рябь, поднятая дробью. Через небольшую паузу вновь грохотнуло, и Никита увидел, как выгнулось, точно от удара по спине, тело Горелого.
