Хантер Томпсон - Ромовый дневник
— Ну что, — произнес он с ухмылкой, — готов ты писать статью? Разве я не говорил тебе, что это место — настоящая роскошь?
— Конечно, — отозвался я. — Все, что нужно, у меня уже есть.
Изображая разочарование, Зимбургер покачал головой.
— Эх вы, писатели. Ни для чего у вас доброго слова не найдется. — Он нервно рассмеялся. — Писаки чертовы — никогда не расскажут, что делают.
Всю обратную дорогу в городок Зимбургер распространялся о своих планах относительно Вьекеса. В конце концов Мартин вмешался и сказал, что всех нас ждет ленч в его клубе и что он непременно пошлет парней за свежими омарами.
— Ты хотел сказать — за лангустами, — поправил Зимбургер.
Мартин пожал плечами.
— Черт возьми, всякий раз, как я буду так говорить, придется пускаться в длинные объяснения — поэтому я просто зову их омарами.
— Это карибский омар, — объяснил Зимбургер Роббису. — Крупней и лучше любого другого вида, и клешней у него нет. — Он ухмыльнулся. — Старина Господь Бог наверняка был в неплохом настроении, когда это место делал.
Роббис выглянул в окно, затем повернулся и заговорил с Мартином.
— Ленч как-нибудь в другой раз, — холодно произнес он. — У меня дело в Сан-Хуане, уже поздно.
— Будь я проклят, — вмешался Зимбургер. — У нас куча времени, чтобы убить. Еще только час.
— Не имею привычки убивать время, — сказал Роббис, снова отворачиваясь к окну.
По его тону я заключил, что там, на берегу, что-то пошло не так. Из утреннего разговора я понял, что Роббис представляет целую сеть ресторанов, название которой мне полагалось знать. Очевидно, Зимбургер рассчитывал на прибавление к этой сети филиала на Вьекесе.
Уголком глаза я взглянул на Лазарда. Похоже, он пребывал в еще худшем настроении, нежели Роббис. Это доставило мне определенное удовольствие, которое стало граничить с эйфорией, когда Зимбургер мрачным тоном объявил, что мы немедленно полетим назад в Сан-Хуан.
— Пожалуй, я останусь здесь на ночь, — сказал я. — Завтра я должен быть на Сент-Томасе. Хочу попасть на тот карнавал. — Я взглянул на Мартина. — Когда отходит паром?
Мы уже въезжали в городок, и Мартин быстро переключился на вторую передачу, одолевая крутой подъем.
— Паром был вчера, — отозвался он. — Но у нас тут ходит катер. Черт возьми, я сам могу вас отвезти.
— Вот и славно, — порадовался я. — Мне нет смысла возвращаться в Сан-Хуан. Можете высадить меня у отеля.
— Не так сразу, — с ухмылкой произнес Мартин. — Сначала покушаем. Нельзя же, чтобы все эти… гм… лангусты даром пропали.
Мы отвезли Зимбургера, Роббиса и Лазарда в аэропорт, где пилот мирно дремал в тени самолета. Зимбургер тут же на него наорал, и он медленно встал, по-прежнему со скучающей физиономией. Похоже, этому человеку было абсолютно на всё плевать. Мне вдруг захотелось пихнуть локтем Лазарда и сказать ему, что мы оба упустили свою возможность.
Однако Лазард явно погрузился в тяжкие раздумья, и я лишь кратко с ним попрощался. Он кивнул и залез в самолет. Роббис забрался следом, а затем и Зимбургер, который сел рядом с каменноликим пилотом. Все они смотрели прямо перед собой, пока самолет тащился по взлетно-посадочной полосе и скользил по-над деревьями в направлении Пуэрто-Рико.
Следующие несколько часов я провел в баре у Мартина. Вместе с нами за ленчем сидел его друг — еще один бывший морской пехотинец, который владел баром на холме в стороне от города.
— Пейте, — без конца приговаривал Мартин. — Все за счет заведения. — Тут он зловредно улыбался. — Или следует сказать — за счет мистера Зимбургера? Ведь вы его гость, не так ли?
— Так, — соглашался я и принимал на грудь еще порцию рома.
Наконец мы взялись за омара. Я сразу понял, что этот омар оттаивал еще с утра, но Мартин гордо заявил, что парни только-только его изловили. Тогда мне явилась картина того, как Мартин заказывает своих омаров в штате Мэн, дальше отрывает им клешни и запихивает ракообразных в морозилку, где они лежат, пока он не скормит их гостям Зимбургера, после чего аккуратно внесет их в расходный лист. Один журналист — сорок долларов, включая трудовые затраты на увеселение.
После того как я съел двух «лангустов», пропустил несчетное количество бокалов и до предела устал от болтовни, я встал, собираясь уйти.
— В какую сторону отель? — спросил я, нагибаясь за своим кожаным саквояжем.
— Идемте, — сказал Мартин, направляясь к двери. — Я подброшу вас до «Кармен».
Я последовал за ним до микроавтобуса. Мы проехали примерно три квартала вверх по склону холма до низенького розового здания с вывеской «Отель Кармен». Заведение пустовало, и Мартин велел хозяйке предоставить мне лучший номер; это тоже за его счет.
Прежде чем уйти, он сказал, что завтра утром отвезет меня на Сент-Томас на катере.
— Придется сняться около десяти, — добавил он. — Мне там в полдень надо с одним приятелем встретиться.
Я знал, что он лжет, но это не имело никакого значения. Мартин был как тот автомеханик, который только-только обнаружил страховую компанию, или как тот простофиля, что спятил на первом же подсчете расходов. Мне показалось, что недалек тот день, когда они с Зимбургером друг друга разоблачат.
Лучший номер в «Кармен» стоил три доллара и имел балкон с видом на городок и бухту. Я напился и наелся до отвала, а посему, едва войдя в комнату, немедленно бросился на кровать и заснул.
Через пару часов меня разбудил стук в дверь.
— Сеньор, — послышался голос. — Вы обедаете с сеньором Царь-рыбой, нет?
— Я не голоден, — сказал я. — Я только-только ленч съел.
— Си, — отозвался голос, и я услышал быстрые шаги вниз по лестнице. Было еще светло, и я никак не мог снова заснуть, так что вышел из номера в надежде раздобыть бутылку рома и немного льда. В одном здании с отелем располагалось что-то вроде продуктового склада, полного алкоголя. Ухмыляющийся пуэрториканец продал мне бутылку рома за доллар и упаковку льда за два доллара. Я заплатил и поднялся обратно в номер.
Смешав себе выпивку, я вышел посидеть на балконе. Городок по-прежнему казался заброшенным. Далеко на горизонте виднелся соседний остров Кулебра, и откуда-то с той стороны доносились гулкие раскаты взрывов. Я вспомнил слова Сандерсона о том, что Кулебра — полигон для бомбометания флота Соединенных Штатов. В свое время это было волшебное местечко — но не теперь.
Я уже минут двадцать просидел на балконе, когда внизу по улице прошел негр с маленькой серой лошадкой. Цокот копыт разносился по городку будто пистолетные выстрелы. Я наблюдал, как парочка гремит себе дальше по улице и исчезает за гребнем небольшого холма. Цокот доносился еще долгое время после того, как они скрылись из вида.
Затем я услышал другой звук — приглушенный ритм шумового оркестра. Уже темнело, и я не мог понять, с какой стороны доносится музыка. Звук был негромкий, притягательный, и я сидел полупьяный на балконе и слушал его, чувствуя себя в ладу с миром и с самим собой, пока холмы у меня за спиной переливались алым и золотым в последних, косых лучах солнца.
Затем наступила ночь. В городке зажглись немногие огни. Музыка доносилась с длинными перерывами, словно между припевами кто-то что-то объяснял музыкантам, а затем они начинали снова. Внизу на улице раздавались голоса, и время от времени я слышал цокот копыт еще одной лошадки. Изабель-Сегунда казался активнее ночью, нежели на протяжении долгого, жаркого дня.
Пребывание в таком городке заставляет человека чувствовать себя Хамфри Богартом: ты прибываешь на прыгучем самолетике и невесть почему получаешь отдельный номер с балконом, выходящим на городок и бухту; дальше ты сидишь там и пьешь, пока что-нибудь не случается. Я чувствовал чудовищную дистанцию между собой и всем, что реально. Вот он я на острове Вьекес, местечке столь ничтожном, что я даже не подозревал о его существовании, пока мне не сказали сюда явиться, — сижу, доставленный сюда одним психом, и ожидаю, чтобы другой псих меня отсюда увез.
Был самый конец апреля. Я знал, что в Нью-Йорке сейчас теплеет, что в Лондоне влажно, что в Риме жарко, — а я торчал на Вьекесе, где всегда было жарко и где Нью-Йорк, Лондон и Рим оставались всего лишь названиями на карте.
Тут я подумал про морских пехотинцев — «в этом месяце — никаких маневров» — и вспомнил, зачем я здесь. Зимбургеру нужна брошюра… ориентирована на инвесторов… твоя задача — продать это место… не опоздай, иначе он…
Мне платили двадцать пять долларов в день за то, чтобы я разрушил то самое место, где я впервые за десять лет почувствовал себя дома. Платили за то, чтобы я, так сказать, нагадил в собственную постель. И я оказался здесь только потому, что напился, был арестован и таким образом сделался пешкой в какой-то ответственной дребедени по спасению престижа.
