Маделин Уикхем - Коктейль для троих
– Она же теперь Дрейкфорд! – напомнила Кэндис.– Мэгги Дрейкфорд.
– Пожалуйста, проходите в палату. Миссис Дрейкфорд лежит в дальнем углу у окна.
Переглянувшись, Кэндис и Роксана вошли в просторную светлую палату, разгороженную легкими ширмочками на боксы, так что посередине оставался широкий проход. Мэгги занимала самый последний бокс. Сидя на кровати, она прижимала к груди крошечного, туго спеленатого ребенка и показалась подругам одновременно и знакомой, и незнакомой. Некоторое время никто из троих не произносил ни слова. Наконец Мэгги широко улыбнулась и, повернув девочку лицом к Роксане и Кэндис, сказала:
– Познакомься со своими подругами по коктейль-клубу, Люси!
Мэгги чувствовала себя бодрой и отдохнувшей: предыдущей ночью она отлично выспалась. Глядя, как подруги осторожно приближаются к кровати, Мэгги вдруг подумала, что это, должно быть, и есть настоящее счастье. А что нужно человеку для счастья, особенно если этот человек – молодая мать? Просто хотя бы раз выспаться как следует, только и всего!
Первые четыре ночи были для Мэгги настоящим адом. Часами она лежала в темноте, не в силах расслабиться: ведь Люси в любой момент могла проснуться и закричать. Когда сон все же одолевал ее и Мэгги начинала задремывать, малейший шорох, донесшийся из колыбельки, заставлял ее подскакивать на постели. Один раз ей все же удалось заснуть по-настоящему, но уже минут через двадцать она услышала громкий плач, в панике вскочила… и обнаружила, что Люси спит как ни в чем не бывало. Плакал совсем другой ребенок, но Мэгги от этого было нисколько не легче – ведь он мог в любую минуту разбудить ее дочь,– и она до утра лежала в напряженном ожидании.
На пятую ночь – часа в два или в начале третьего – Люси внезапно расплакалась без всякой видимой причины. Она отказалась от груди, протестующе закряхтела, когда Мэгги попыталась положить ее на кровать рядом с собой, и пронзительно завизжала, когда доведенная до отчаяния мать попыталась спеть ей колыбельную. Этот кошмар продолжался минут пятнадцать, после чего за ширму заглянула пожилая дежурная акушерка, которую Мэгги еще никогда не видела. Укоризненно покачав головой, она сказала, обращаясь к Люси:
– Юная леди, ведите себя потише, будьте так любезны! Вашей маме необходимо поспать.
Услышав эти слова, Мэгги от удивления едва не уронила ребенка. Она ожидала упреков или лекции о вреде нерегулярного кормления, однако акушерка, внимательно вглядевшись в ее лицо, лишь снова покачала головой и вздохнула.
– Это никуда не годится, милочка. Вы совсем зеленая.
– Я действительно немного устала,– ответила Мэгги несчастным голосом.
– Вам необходимо поспать,– решительно сказала акушерка.– Если хотите, я могу отнести вашего ребенка в детскую.
– В детскую? – переспросила Мэгги.
О существовании какой-то там «детской» она слышала впервые.
– Ну да,– кивнула акушерка.– Там за вашей девочкой присмотрят, а вы тем временем отдохнете. А утром, когда ее надо будет кормить, ее снова принесут.
От переполнявших ее чувств Мэгги едва не разрыдалась.
– О, спасибо! Огромное вам спасибо, Джоан! – воскликнула она, с трудом разобрав в полутьме надпись на нагрудном значке акушерки. – А Люси не будет там плохо?
– Нет, что вы! – уверенно ответила Джоан. – Спите и ни о чем не беспокойтесь – завтра утром вы снова увидите свое сокровище.
Как только Джоан вышла, унося с собой вопящую Люси, Мэгги мгновенно провалилась в сон – такой глубокий и спокойный, каким она не спала, наверное, никогда в жизни. Проснулась она в начале седьмого, чувствуя себя почти отдохнувшей, а вскоре принесли и Люси, которая впервые со дня своего рождения поела с аппетитом и без капризов.
С тех пор Джоан заходила к ней каждую ночь, и Мэгги – правда, не без чувства вины – отдавала ей дочку.
– Не нужно терзаться, милочка,– сказала ей однажды акушерка.– Вам необходимо спать, иначе у вас пропадет молоко. Люси – здоровая девочка, поэтому кормление по часам не может ей повредить. А что касается этих новомодных теорий относительно того, что детей, мол, нужно кормить тогда, когда они захотят, то я в них не верю.– Тут акушерка сурово нахмурилась. – Быть может, для ослабленных малышей это и хорошо, но для нормальных детей… Я знала одну мамашу, которая раскормила свою дочь до такого безобразного состояния, что врачам пришлось принимать меры…
– Неужели таким маленьким делают липосакцию? – ужаснулась Мэгги.
– Ну что вы, конечно, нет. Просто пришлось ограничить частоту кормлений, пока девочка не пришла в норму. Некоторые думают, что толстый ребенок – здоровый ребенок, но это не так. – Джоан снова покачала головой.– Впрочем, это было еще в те времена, когда молодых мам держали в больнице по две недели. Теперь их отправляют по домам через два дня. Через два, подумайте только! Естественно, матери начинают кормить их как попало – вот откуда в стране столько взрослых, у которых проблемы со здоровьем. Вас бы тоже давно выписали, если бы не желтушка. Ну а раз вам придется пробыть у нас несколько дольше обычного, нет никакого смысла загонять себя в гроб. Да и кормление по расписанию пойдет девочке только на пользу.
Однако, несмотря на все эти заверения, Мэгги продолжала чувствовать себя виноватой. Она считала, что должна быть со своим ребенком двадцать четыре часа в сутки, во всяком случае, так было написано в той брошюре, которую она читала. Систему, которой придерживалась Джоан (кормление строго по часам, разлучение новорожденных с матерями и т. д. и т. п.), в этой брошюре называли устаревшей и даже вредной. Современная медицина утверждала, что новорожденный младенец понимает и чувствует гораздо больше, чем считалось прежде, поэтому разлука с матерью может вызвать у него стрессовое состояние и даже самый настоящий невроз. В целом Мэгги была согласна с этим утверждением; ей просто не приходило в голову, что издерганная, невыспавшаяся мать является для ребенка едва ли не большим источником стресса. Поэтому она продолжала ощущать себя никуда не годной матерью, не способной ухаживать как следует за своим единственным ребенком. Но и обходиться без сна Мэгги тоже не могла, поэтому рассказывать Джайлсу и Пэдди о том, что их крошка воспитывается по старой системе, она не спешила. Приветливо улыбнувшись Кэндис и Роксане, Мэгги сказала:
– Проходите, девочки, садитесь. Я ужасно рада вас видеть!
– Мы тоже очень рады видеть тебя, Мэг. Кстати, ты прекрасно выглядишь.
Роксана обняла подругу, обдав ее ароматом изысканных духов. Потом она присела на край кровати, непринужденно скрестив ноги, и Мэгги не без зависти подумала о том, что Роксана выглядит, как всегда, очаровательно. Сейчас она была похожа на изящную птицу-колибри, присевшую на ветку над головами двух деревенских крякв. Еще совсем недавно Мэгги надеялась, что сама она сразу же после родов обретет прежнюю фигуру и сможет носить свои старые, любимые вещи, однако на деле все оказалось не так. Ее бедра и живот оставались безобразно толстыми и дряблыми, а о том, чтобы делать какие-то Упражнения, она пока и помыслить не могла.
– Ну что, Мэг? – проговорила Роксана, окидывая взглядом цветастые пластиковые ширмочки.– Давай рассказывай, действительно ли материнство так прекрасно, как о нем говорят.
– Да, в общем, ничего,– усмехнулась Мэгги.– Правда, по сравнению с вами я чувствую себя старой развалиной, и все же…
– Какая она милая! – перебила Кэндис, которая все это время с интересом рассматривала спящую Люси.– И она совсем не выглядит больной.
– Она и не больна,– возразила Мэгги.– Желтуха у новорожденных – явление обычное, просто нужно время, чтобы все прошло.
– А можно мне ее подержать? – спросила Кэндис, протягивая руки, и Мэгги осторожно передала ей Люси.
– Какая она легонькая! – выдохнула Кэндис.
– Надо признать, девочка в самом деле очень удалась,– заметила Роксана.– Мне почти захотелось иметь такую же.
– Это было бы настоящее чудо! – рассмеялась Мэгги.
– Хочешь подержать? – предложила Кэндис Роксане, и та в комическом страхе закатила глаза.
– Ну, если это обязательно…
На самом деле за свою жизнь Роксана Миллер передержала на руках, наверное, целый батальон детей – детей, принадлежавших другим людям. Должно быть, поэтому маленькие пищащие комочки не возбуждали в ней никаких чувств, кроме скуки и легкой брезгливости. Роксана никогда не сюсюкала над младенцами и, как правило, не позволяла себе думать о том, была ли подобная реакция вызвана ее природной холодностью, или это срабатывал защитный инстинкт, который выработался в ней с годами.
Но теперь, глядя на крошечное личико спящей дочери Мэгги, Роксана вдруг почувствовала, что ее оборона трещит по всем швам. Неожиданно на нее нахлынули мысли и чувства, каких она никогда прежде не допускала. Ей вдруг отчаянно захотелось иметь такую же дочку! На самом деле захотелось, без дураков…
