Питер Хёг - Дети смотрителей слонов
Я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить всё про маму и папу. Кто они: пропащие, или они как дети, или заблудшие, или же они на правильном пути, но пользуются неправильными средствами — мне не найти слов.
— Всё это совсем не потому, что им следует вернуться и заняться нами, — говорю я. — Со мной и с Тильте всё будет хорошо, мы готовы последовать примеру монахов нищенствующего ордена босых кармелитов или можем одолжить красное одеяние Леоноры и отправиться просить милостыню по дорогам Финё.
Нести полную ответственность за это заявление и за то, что Тильте с Баскером согласятся отправиться со мной просить милостыню, я, конечно, не могу. Но иногда необходимо двигаться прямо к цели — пусть даже поблизости и нет игроков твоей команды.
— Проблема в том, — говорю я, — и это, возможно, удивит вас, знающих наших родителей, — проблема в том, что мы их любим. Вот в чём дело.
Лица сидящих перед нами как-то меняются. Сострадание — это, конечно, слишком сильное слово, особенно в такой компании. Но без всякого преувеличения скажу, что всё как-то сдвинулось с места.
— Есть одно место в Коране, — говорит Синдбад. — Там говорится, что маленькие джинны часто оказываются самыми опасными. Но даже к ним следует проявлять сострадание.
♥Теперь, когда наши попутчики хотя бы отчасти осознали то положение, в котором находимся мы с Тильте и Баскером, и пока катафалк Бермуды несётся сквозь «волшебную ночь Финё» — это мои слова из той самой туристической брошюры, — я хотел бы закончить изложение обстоятельств, связанных с первым исчезновением мамы и папы.
Сначала родители действуют достаточно осторожно. В самый подходящий момент во время службы может послышаться завывание ветра, именно тогда, когда отец, например, рассказывает о том, как ангелы где-то в «Откровении» трубят в трубы, — а на улице при этом ни ветерка. Или же органные трубы вдруг начинают тихонько что-то нашёптывать в тот самый миг, когда отец произносит «что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях», хотя мама сидит не за органом, а на скамье вместе со всеми прихожанами. Или же во время похорон, когда отец бросает последнюю горсть земли на гроб и говорит «из праха ты снова воскреснешь», из могилы вдруг поднимается лёгкий белый дымок, почти незаметный — тоненький такой завиток, исчезающий почти в ту же секунду, что и появился, но который тем не менее повергает родственников покойного в смятение. И ни у кого не возникает никаких подозрений, всё проделано с удивительным изяществом, нет никаких швов, чувствуется рука мамы и её фуганок.
Нам почти удалось поймать их с поличным, это было в мае, когда в церкви перекрывали крышу. Небольшая бригада кровельщиков отливала свинцовые пластины во дворе; у них был поддон с песком, который они ставили наклонно и лили расплавленный свинец, который тут же застывал. Пока они этим занимаются, мы случайно видим беседующую с ними маму, и когда она нас замечает, то бросает в нашу сторону взгляд, начисто лишённый той безграничной любви, с которой мать просто обязана смотреть на своих детей, и хотя мы отворачиваемся от неё и ведём себя как ни в чём не бывало, мы всё-таки успеваем заметить, что она даёт кровельщикам какой-то предмет и объясняет, как им пользоваться. Так что когда два воскресенья спустя отец снова с кафедры начинает говорить об «Откровении» Иоанна Богослова — на сей раз он читает текст о разрушении какого-то города — с крыши вдруг с ужасающим грохотом падает свинцовая пластина. Когда то же самое повторяется минуту спустя, мы с Тильте и Хансом принимаем решение какое-то время с родителями не разговаривать.
Наше решение, к сожалению, не возымело никакого эффекта — мама с папой ничего не заметили. Весь май церковь по воскресеньям была полна, что на первый взгляд не внушало беспокойства — папа с мамой всегда умели собирать зрителей. Но в конце мая люди стали просто толпами валить на кладбище и стекаться на службу — сначала с островов Анхольт и Лэсё, а затем начали приезжать и жители Грено.
Людей с материка всегда тянуло венчаться на Финё, особенно копенгагенцев. Возможно, это связано с тем, что не так уж легко стоять где-нибудь на площади Блогор или в Вируме и обещать друг другу, что вы вечно будете вместе, когда повсюду, насколько хватает глаз, ты видишь доказательства того, что вам чертовски повезёт, если удастся сдержать обещание до следующей среды. Гораздо проще на Финё, где тебя окружают старинные фахверковые дома, построенные в XVIII веке, средневековый монастырь и полчища семейных пар аистов, и где, как вы можете прочитать в брошюре, первозданная природа острова осталась нетронутой, с тутовыми деревьями, белыми медведями. Хансом в национальном костюме и с разноцветным попутаем Дорады Расмуссен. Так что приходскому совету уже давным-давно пришлось завести лист ожидания, чтобы не проводить больше четырёх бракосочетаний в неделю. Но теперь этот лист стал угрожающе распухать, к тому же со всей страны стали приходить заявления от будущих и новоиспечённых родителей, которые желали крестить своих детей в церкви Финё, а также от родственников усопших, — они хотели узнать, нельзя ли похоронить покойного на Финё — и неважно, что нога его никогда и не ступала на остров. Однажды от одной пожилой дамы пришло изящное письмо, которое мы, дети, прочитали, потому что к тому моменту настолько обеспокоились всем происходящим, что время от времени стали позволять себе открывать письма родителей. Дама эта интересовалась, нельзя ли её кремировать на Финё, а затем скатать её пепел в шарики, которые папа должен благословить, после чего скормить их островным попугаям, которыми, как она слышала, кишмя кишит остров, — чтобы быть уверенной в том, что в виде помёта она будет развеяна по всему прекрасному острову, где, как говорят, поселился Святой Дух.
Такое письмо могло бы послужить предупреждением, ведь кроме обычных наивных и простодушных людей, стали появляться и настоящие weirdos,[10] но мама с папой никакого внимания на это не обращают, в это время они живут в каком-то очень узком срезе реальности.
В начале июня их вызывают с материка. Призывают их в первую очередь приходы независимой церкви[11] — они вечно ищут священников, способных «говорить иными языками», или пройти испытание огнём, или ходить по воде, или обладающих какими-то другими качествами, которых так не хватает датской церкви. Но вскоре их уже начинают приглашать крупные компании, которые хотят побольше узнать о христианстве, этике и деньгах, и лучше всего, чтобы это было сочетание доклада и богослужения, из тех, что проводит отец, и вот в июле мама с папой отправляются в своё первое турне, и можно, наверное, сказать так: если прежде они мочили ножки у берега, то теперь уже стоят по колено в воде при полном параде.
Ни члены приходского совета, ни кто-либо другой не говорят прямо, что, по их мнению, происшедшее означает сошествие Святого Духа на папу и маму в церкви Финё. Но это как-то витает в воздухе. Поэтому без всяких проволочек принимается невиданное и неслыханное доселе решение: из Орхуса вызывают священника, а из Виборга органиста, чтобы они временно служили в нашей церкви, — а к нам приезжает прабабушка, чтобы присматривать за нами, родители же тем временем отправляются на месяц в турне — в самый разгар летнего сезона на Финё.
Мало того, что никто против этого не возражает, так ещё и вся приходская общественность острова Финё пребывает в торжественно-приподнятом настроении, теша себя мыслью о том, что остров в очередной раз, благодаря новым достижениям, с полным правом занял положенное ему место на карте мира.
Нечего и говорить, что папа с мамой сами пребывают в таком же настроении, укладывая вещи в только что купленный автомобиль-универсал, и покупка эта стала первым, но не последним знаком того, что в придачу ко всему остальному речь, к сожалению, идёт ещё и о деньгах. Потом мама с папой машут нам на прощание, паром отплывает — и вот мы остаёмся одни.
Торжественно-приподнятое настроение, царящее на острове, не коснулось нас троих, Баскера и прабабушки, напротив, мы отягощены мрачными, зловещими предчувствиями.
Предчувствия эти становятся ещё более тягостными по мере того, как проходят недели и до Финё добираются отдельные газетные статьи, в которых рассказывается о том, что публика, независимые церковные приходы и крупные предприятия просто в восторге от того особого настроения, которое сопровождает проповеди отца, по слухам, можно прямо-таки чувствовать, как Божественное присутствует при таинствах в виде вибраций, и, читая эти слова, мы переглядываемся.
Да. конечно, в течение последнего месяца двери в кабинеты отца и матери были закрыты, но тем не менее мы успели заметить собранный мамой переносной алтарь, и мы, дети, помним, как она несколько лет назад построила на озере Финё-Иглесё помост, на который можно было въехать на коньках, ощущая всем телом приятные сотрясения, — чему мы очень радовались, не подозревая, что впоследствии это будет использовано в мошеннических целях.
