Борис Иванов - Сборник " "
Франческо ди Ровере действительно слишком много вложил в операцию «Сендера», чтобы забыть о ней хоть на секунду, и поэтому, когда секретарь положил на его стол перехваченное сообщение, выразил отнюдь не удивление, а лишь сдержанное нетерпение. Это выразилось у него в сердитом взгляде и клубе табачного дыма, направленных в физиономию верного секретаря-вышибалы Поджо, словно именно тот был повинен в задержке новостей.
Предусмотрительность была второй натурой Папы, которая его, собственно говоря, Папой и сделала. Имея дело с фруктами, подобными Эрни Бишопу и колонелю Кортни, грех было не подстраховаться трижды одну из страховочных акций успел, с благословения Папы и без ведома двух ранее упомянутых субъектов, выполнить покойный Черник. Кроме всяческого металлолома, оставленного там «Леди» перед промежуточной посадкой, на орбите вокруг Брошенной крутился и компактный ретранслятор-перехватчик, который — через свой кодированный канал — надежно держал мозговой трест «Сендеры» в курсе всех радиопереговоров в зоне проведения операции.
Сейчас, прочитав расшифровку радиоперехвата, Папа удовлетворенно скривился — он не обманулся в своем мнении о людях: Ровере всегда подозревал, что люди — это скоты, норовящие при первом удобном случае вцепиться в глотку своему ближнему, а уж те, кто окружает его лично, полагал он не без основания, особенное дерьмо и мразь. Так оно и оказалось.
Но «не удивляться» и «сохранять спокойствие» — это все-таки разные вещи. Одно дело — подозревать подчиненных в заговоре и совсем другое — убедиться в его наличии. Франческо держал под подозрением всех своих людей без исключения, но мало кто из них действительно осмеливался пойти Папе поперек. Поэтому когда он прочитал перехваченное послание Борова, то был вне себя от ярости и гнева.
При виде выражения лица своего патрона и дальнего родственника, Поджо невольно сжался в комок и даже слегка пожалел, что не уродился четырех футов ростом, как Малыш Мако — их главный специалист по адским машинкам. Тогда бы он мог спрятаться от безумного взгляда Папы за спинкой кресла, а не торчать одиноко, как дерево висельников с планеты Шарада, перед взбешенным шефом. Папа есть Папа — мог и замочить в порыве гнева гонца, принесшего дурную весть. Правда, по слухам, потом он быстро отходил и не скупился на шикарные похороны и компенсацию семье покойного, но Поджо, несмотря на католическое образование, как на грех, в душе был самым бесстыдным атеистом и думал только о сохранности своей шкуры. Ему было как-то наплевать, какого сорта будет у него гроб. Без колебаний он предпочел бы стандартный пластиковый мешок мраморному саркофагу, лишь бы выбор этот пришлось делать как можно позже. Поэтому он поспешил перевести ярость босса в другом направлении.
— Шеф, — проронил он горестно, — я вижу, Боров подвел вас… А ведь Поджо (в данной ситуации стоило упоминать о себе уничижительно — в третьем лице) предупреждал вас о Борове, еще тогда — после истории с ребятами Марвина, которых он угробил на Красной Станции. Говорил, что нельзя ему доверять…
— Заткнись, кретин! Марвина и его умников он положил по моему приказу… — Папа еще раз перечитал расшифровку и крепко задумался. «Почему «Леди» лишилась управления? Они что — разнесли этой посудине электронные мозги в клочья? Это уж явный перебор. Перебор и непотребство… И как получилось, что из всех моих людей в живых остался только Бишоп, — ума не приложу… Как он мог вывести из строя Громилу? Впрочем, — прикинул Папа, — это я как раз ему еще мог бы простить — он только ускорил и без него спланированные события… Но вот то, что Эрни тащит с собой на Брошенную десяток чужаков, да еще с Федеральным Следователем в придачу, — это уже смахивает на предательство. Предательство и провокацию! Хотя какого черта ему могут предложить федералы, кроме замены четырех пожизненных сроков на два, — не знаю, а Боров из тех, что даром даже воздух не испортят… И потом, выходит, что или Боров общается при помощи радио напрямую с раем Господним, где и положено пребывать блаженному дурню Чикидаре, или летун этот жив… Несмотря на мой приказ убрать его вчистую… Что-то тут неладно, как сказала моя бабушка, когда дедушка повесился… Ясно как Божий день, что наш поросеночек ведет свою игру, хотя непонятно какую. Ладно, подобьем баланс: в активе у нас контейнер с «Пеплом», в пассиве — чертова уймища людей на корабле, из которых положиться явно не на кого; сальдо в итоге не в мою пользу. Хотя… пилот-то пока жив, и если удастся привлечь его на свою сторону, то есть шанс переломить ситуацию.
— Ну, что ты там спрятался у меня за спиной, мой дорогой троюродный племянничек? Неужели не знаешь, что я этого терпеть не могу, — Франческо круто развернулся в кресле и вперил озверелый глаз в окаменевшего Поджо. — Не трясись так, твое время еще не настало. Раскрывай-ка свой ноутбук и стучи. Срочно отправишь сообщение этому недобитому астронавту на Брошенную тем же шифром, что и перехваченное письмо. Я думаю, он сообразит, на чьей стороне ему следует находиться, если он хочет сохранить свою вонючую шкуру. — Папа поднял глаза к потолку, как будто бы там вспыхнули видимые только ему одному письмена. — Так, значит… «Дорогой, — как его?.. Чикидара. Я узнал, что мерзавец Боров предал тебя и своих товарищей, подло их уничтожив. Зная его лживый характер, предполагаю, что он бесстыдно обманул и тебя, приписав мне приказ насчет твоей ликвидации. Уверяю тебя, что это — гнусная выдумка, не имеющая ничего общего с правдой. Я срочно высылаю тебе на подмогу моих лучших ребят. Постарайся задержать на Планете до их прибытия Борова и его спутников. Не сомневайся в моей награде за верность. Искренне твой…» Надеюсь, ты все понял? Тогда дуй к Рикардо и скажи ему, чтобы тот срочно завернул на Брошенную бот с теми ребятами, что я обещал Редки. Редки потерпит. Сделав это, пусть идет ко мне. Надо потолковать… А сейчас оставьте меня в покое на полчаса — мне надо все обдумать.
* * *Смерть профессора Самуэлли Чикидара вспомнил, разглядывая наполненное зыбкой смертью и страхом пространство, простиравшееся перед ним так, словно все это происходило только вчера. Потом он тяжело вздохнул, сплюнул через левое плечо и, выпрямившись в полный рост, пошел вперед.
Сейчас — пересекая проклятую землю Охранной Зоны уже без малейших предосторожностей, Чикидара ощущал себя раздетым донага и выставленным на всеобщее обозрение дурнем, которому вот в этаком виде предстоит преодолеть, допустим, Трафальгар-сквер.
На Трафальгар-сквер Чики не бывал никогда, но почему-то именно это сравнение лезло ему в голову. Все время — так же, как тогда, когда он решился наконец покинуть «подземелье демонов» и вернуться на осиротевшую «Леди», — ему упорно хотелось пригнуться и начать передвигаться от укрытия к укрытию короткими перебежками, втянув голову в плечи и крепко за-жмурясь… И только суеверный страх перед тем, что вся эта жуткая машинерия, которой была по-прежнему напичкана Зона, вдруг учует этот страх, п-о-й-м-е-т, что это ее потенциальная жертва, трепеща и обливаясь холодным потом, пробирается по зыбкому покою заколдованной земли. И т-о-г-д-а… И тогда — в глубине души Чикидара был в этом твердо убежден — кибернеческие демоны Зоны перестанут играть с ним в ту игру, которую ведет обыкновенно пресыщенный лукавый кот с трепещущим в смертном страхе мышонком, сменят милость на свой непередаваемо ужасный гнев и весь этот гнев обрушат на него — Джона-Ахмеда Чикидару… Этот страх настолько помутил его зрение, что он даже чуть не свернул себе шею, споткнувшись о раскорячившегося под ногами и ни малейшего внимания на прохожих не обращающего «боевого паука» — точь-в-точь такого же, как тот, с которым он разделался в то — теперь уже давнее время. «Паук» возмущенно дрыгнул жвалами-инжекторами и нехотя подался в сторонку. Джон-Ахмед перекрестился и продолжил свой путь, держась неестественно прямо и даже натянуто улыбаясь незримому режиссеру — вы же видите, что мне не страшно… совсем не страшно, мистер…
Он подавил в себе зашевелившееся было темное, жутковатое любопытство и не стал сворачивать с прямого пути и заглядывать в уже почти совсем заметенный песком окопчик, где время продолжало медленно стирать в ничто, в нуль то, что когда-то было бренными останками полковника-профессора Конрада Самуэлли, и прошел прямо к низкой щели Горловины. Постоял немного перед стальной плитой двери, сглотнул горькую слюну и, снова зажмурившись, набрал заколдованный номер. Дверь послушно и бесшумно съехала в сторону — как и в тот раз. И как в тот раз, начав вновь прихрамывать на левую, Чикидара стал шаг за шагом опускаться в недра проклятого Подземелья. Которое словно только и ждало его, чтобы показать, что ничего не изменили прошедшие годы. Даже просыпанный кем-то давным-давно попкорн все так же продолжал украшать ковровую дорожку перед застекленным боксом-столовой второго уровня. Даже им — Чикидарой — скомканная распечатка валялась у кресла в узле связи — так, как он ее оставил т-о-г-д-а… И все же что-то изменилось. Что-то все время не так было в этих пасмурных пределах, обители странных демонов военной науки. Кто-то заботливо погасил лампадки иконостаса Богов Пестрой Веры — или это Чики сам задул их, уходя? И кто-то заботливо прикрыл двери в ту комнатенку, в которой он провел столько жутковатых ночей, — т-о-г-д-а. Или сам он прикрыл их?
