Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)
Георгий заказал чай и две рюмки кальвадоса, к которому Марьяна, впрочем, не притронулась.
— Может быть, перекусишь — ты почти ничего не ела за столом?
— Нет, я не ем на ночь, иначе не буду спать, — ответила она с какой-то нервной грустью. — Хочу сказать тебе одну вещь… Я решила со временем продать Озёрное. На трассе теперь постоянно пробки, невозможно каждый день по три часа добираться до города и обратно… Дом большой, его дорого содержать. А главное — он нам теперь ни к чему.
— Да, дом не окупает затрат, — согласился Георгий. — Но особняк в Испании я бы оставил — это неплохое вложение.
— Неплохое, — кивнула она, разглядывая дно своей чашки. — Наверное. У меня теперь так много вещей, которые мне не нужны. Надо учиться жить по-новому, а я всё не могу привыкнуть к этой мысли. Ты знаешь, я всегда оглядывалась на отца, в каждом своем поступке. Во всём стремилась подражать ему… И теперь мне его страшно недостает.
Такая — грустная, кроткая, ищущая поддержки и защиты, она вызывала в нем совсем другие чувства, чем обычно. Он знал, что это не притворство — она была слишком прямолинейна, чтобы кокетничать своей печалью.
— Без него я осталась совсем одна. Мне тридцать четыре года, и всё, что у меня есть — это работа. Я, наверное, напрасно это говорю… А ты хотя бы иногда вспоминаешь Веронику?
— Иногда, — кивнул Георгий. — Но это было словно в другой жизни. Или какая-то история, о которой я прочитал. Всё в прошлом. Слишком многое изменилось. И обстоятельства, и я сам.
— Когда вы с ней поженились, ты уже тогда… ты знал, что интересуешься мужчинами?
Рано или поздно этого вопроса следовало ждать, но для Георгия он прозвучал неожиданно и как-то нелепо.
— А я интересуюсь мужчинами? — переспросил он, ощущая на своем лице чужую, словно наклеенную ухмылку.
— Разве нет? Ты же… гомосексуалист? — словно роняя чугунные слова, произнесла она и сжала губы.
— Кто это сказал? — возразил Георгий, лихорадочно собираясь с мыслями. — Интересными женщинами я даже очень интересуюсь… И я категорически против ярлыков. Мне нравится познавать жизнь во всех её проявлениях… Возможно, я кого-то этим раздражаю, но я таков, каков есть…
«И швец, и жнец, да и вообще пиздец», — вспомнил он не к месту присказку Маркова.
— Я слушала проповедь под Рождество, — резко сменила тему Марьяна, всё поворачивая в руках хрупкую белую чашку. — Батюшка рассказывал, как волхвы принесли младенцу Иисусу золото, ладан и смирну. Они думали: если ребенок выберет золото, как символ царской власти, значит, он будет великим правителем. Если выберет ладан — значит, он божественного происхождения, а если смирну, которой бальзамировали тела покойников — значит, он простой смертный. Но он взял сразу всё.
— Нормальный еврейский мальчик, — усмехнулся Георгий, всё ещё растерянный после её внезапной атаки.
— Ты не Иисус, и даже не еврейский мальчик, — проговорила она, подняв взгляд. — А хочешь получить всё, сразу и без предоплаты.
Георгий смотрел на неё, вдруг начиная понимать, к чему она клонит, но не вполне ещё доверяя собственной догадке.
— Ну отчего же, — наконец, нашел он в себе решимость возразить. — Как раз я привык платить за то, что получаю. Хотя личные отношения — не аукцион, здесь не надо торговаться. Здесь принято доверять друг другу без выставления предварительных счетов.
— Я знаю только одно, — взяв вдруг свой привычный суховатый тон, заявила она. — В личных отношениях принято выбирать между одним и другим. А тот, кто пытается усидеть на двух стульях, не вызывает доверия. Можешь понимать это как тебе угодно, я ничего больше не намерена объяснять. Я и так наговорила много лишнего.
Она поднялась. Георгий расплатился, и они вышли на свежий воздух. Небо было ясное и звездное, но мелкая снежная пыль сыпалась откуда-то сверху, сверкая под светом фонарей.
Марьяна отказалась садиться в машину, сказав, что хочет пройтись. Георгий настоял на том, что проводит её. Она шла молча и быстро, не глядя в его сторону. Когда они оказались у подъезда, протянула руку, прощаясь, как на официальном приеме.
— Спасибо за вечер и забудь, пожалуйста, всё, что я наговорила в кафе — я страшно жалею об этом.
Георгий вдруг ясно осознал, что не может допустить, чтобы за ней осталось последнее слово. Он решительно взял её за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Губы у неё были холодные и твердые, отдающие парфюмерным вкусом помады. Она, видимо, так растерялась, что поначалу безвольно обмякла в его руках, отвечая на поцелуй. Но затем опомнилась, уперлась ему в грудь кулаками, испуганно повторяя: «Прекрати, прекрати».
Георгий расцепил объятия, и она тут же бросилась в подъезд, захлопнув дверь перед его носом, словно боялась, что он погонится за ней.
Развернув платок, Георгий стер помаду возле рта, поднял к небу разгоряченное лицо. Чувствуя прохладные прикосновения падающих на щеки снежинок, он вспомнил поросенка на блюде, свой разговор с Вальтером за шахматами и кроткое, печальное лицо Марьяны, такой женственной и беззащитной, какой он её не видел, пожалуй, никогда.
«Самурай должен преодолевать свои слабости», — прочитал он на рекламном плакате, попавшемся по пути, хотя, вероятно, там упоминался рай и сладости. Он подумал тут же, что ад бывает внутри, но рай всегда снаружи, и чаще всего — в другом человеке, которого невозможно присвоить до конца. Затем он подумал, что райские врата напоминают офисные турникеты — пропуск работает только на выход. И что женщине зачем-то всегда нужно выпытать у мужчины всю правду, чтобы услышать её с три короба.
Он понимал, что думает обо всех этих посторонних вещах, чтобы отложить решения, которые требовали вполне конкретных действий с его стороны. При этом он уже знал, что рано или поздно решения будут приняты, так как сегодня и он, и Марьяна уже начали нащупывать точку компромисса.
Глава 5. НОВОСЕЛЬЕ
Ах, наконец ты вспомнил обо мне!Не стыдно ли тебе так долго мучитьМеня пустым жестоким ожиданьем?
ПушкинРаньше Игорь никогда не жил один, и поначалу не мог уснуть в новой квартире, прислушиваясь к стуку капель по подоконнику и ходу часов в коридоре. Потом он просто перестал выключать на ночь телевизор и приучился засыпать под его монотонный белый шум.
За три недели он всего несколько раз встречался с Измайловым. Однажды тот остался на ночь, но чаще приезжал на время. Они ужинали или просто выпивали, занимались сексом, затем Георгий Максимович одевался и ехал дальше — туда, где его уже ждали важные люди и неотложные дела.
Игорь, который за долгие рождественские каникулы успел привыкнуть к беспечной праздной жизни, теперь словно возвращался на землю с тропических небес — готовая пицца вместо лобстеров, грязный снег вместо пены прибоя. Как ни убеждал он себя, что Георгий и теперь продолжает желать его и заботиться о нем, верить в это становилось всё труднее. К тому же, работа модели всё больше тяготила Игоря. Он не решался говорить об этом Георгию, но всё же откладывал деньги на случай, если придется уйти.
Слух о том, что Измайлов снимает ему квартиру, как-то быстро распространился в агентстве. В гости стали напрашиваться новенькие девочки, а с ними Вова Рябов и Сергей Велешко, которые считались стукачами, и с которыми не общался никто из парней. В конце концов, Игорь собрался устроить новоселье, но пригласил только Катю и Дениса.
Они приехали вместе, привезли бутылку шампанского и курицу-гриль. Ещё в дверях Китти с таинственным видом расстегнула молнию на своей сумке.
— Игорюша, а ну зажмурься! Фокус-покус, опля, теперь можно! — Она показала журнал с фотографией Игоря на обложке. — Только что номер привезли, свеженький. Мы у администраторов выпросили. А я так и знала, что на обложку тебя возьмут!
Денис криво ухмылялся.
— Ага, девушка месяца. Как будто непонятно, почему.
— Да ладно, помолчи уже, невеста года! — хмыкнула Китти. Она прошла по квартире, заглянула даже в туалет. — А неслабо кто-то устроился! Уютненько, ничего лишнего. И телик гигантский — рулёз… Это всё вместе с квартирой сдавалось, или Измайлов купил?.. Только холодно, блин.
— Да, батареи почему-то плохо работают, — пожал плечами Игорь. — Садитесь, я сейчас обогреватель принесу. У меня есть ром. Можно глинтвейн сварить.
— А ром — это не от Макса Измайлова с Кубы? — Китти подмигнула, продолжая с любопытством оглядываться. — Интересно, сколько такая хата стоит в месяц?
— Не знаю, я не спрашивал, — честно признался Игорь.
— Да, мазяво жить не запретишь, — заметил Денис. Китти возразила:
— Это мы с тобой мазявы, Дэнчик. А Игорюша — грамотный пряник.
