Джеймс Чейз - Зарубежный детектив (1989)
Эмила напряженно застыла, черты ее лица словно заострились, а в глазах вместо синевы появились сероватые кусочки льда.
— Простите… — прошептал он, не отрывая от нее взгляда.
— Не за что, — ответила она медленно, пристально вглядываясь в противоположный берег реки. — Яначек вспоминал не только шекспировские, но и античные трагедии. А в них говорится, что дух умершего будет умиротворен только после мести за его смерть. Расплаты, которая настигнет убийцу.
— Вы же не верите в духов!
— Я верю не в духов, а в вековые принципы.
— Если вы кого-то подозреваете, — он наклонился к ней через столик, — что-нибудь знаете или предполагаете, скажите мне об этом сейчас же! Сейчас же! — повторил он настойчиво.
— Я ничего особенного не знаю, — сказала она тихо. — 'Гак, одно воображение… Ну, мне уже пора. Поеду в Угошть.
— Не поедете, — возразил он сухо.
— Простите?
— Эмилка, я старый практик, к тому же еще немного и прорицатель. И пусть кое-кто не признает интуицию — криминалистика без нее обойтись не может.
— Я вас совершенно не понимаю.
— Не говорите! У вас есть идея. Я даже знаю, какая. Это действительно одна из возможностей, один из путей. Но вы этим путем не пойдете. Во всяком случае, в одиночку. К тому же нам нужно ехать в замок Клени. Там сейчас собрались все, кроме вас. Я везу протоколы, на месте мы дополним их свидетельскими показаниями, которые будут существенно отличаться от первых. Потом все подпишут их. Видите, ваше присутствие необходимо. А дом Марии в Слапах осмотрим вместе, согласны? Возьмем с собой Петра и Зденека Чапа…
— А я уже приготовила машину. По Праге сейчас не проедешь — сплошные «пробки». Поэтому оставила ее на стоянке у выезда из города. — Она нахмурилась и недовольно выпятила губы. Потом, видимо, что-то решив для себя, улыбнулась ему.
— Какая у вас машина?
— Старая «шкода». Мы купили ее вместе с Марией. Пока бегает хорошо, не подводит.
— Так вы водите машину, это прекрасно! Доедем на такси до стоянки, а оттуда вы меня отвезете в замок, согласны?
— Почему бы нет, — легко согласилась она.
— Только позвоню Петру, чтобы ехал в Клени без меня. Но это чуть позже, — задержал он ее. — Мы все время говорим с вами о чем угодно, только не о том, что меня интересует прежде всего. Так давайте покончим с этим.
— Пожалуйста. — Она села, положив сумку на колени; в глазах ее появилась настороженность.
— Да что вы все время держитесь за свою сумку так, словно в ней полкило мышьяка? Положите ее сюда. — Он показал на мраморный подоконник.
Эмила послушалась и выпустила наконец сумку из рук. Но тут же вздрогнула от испуга: ей показалось, что дно сумки слишком громко ударилось о мрамор, так что звук разнесся по всему залу.
— Так о чем же вы хотели меня спросить? — обратилась она к капитану, быстро овладев собой. — С чем мы должны покончить?
— Скажите, почему, в общем-то, на незначительную работу Залеской вы написали такую убийственную рецензию? Откровенно говори, ваш поступок удивит кого угодно. Это же не критический разбор, а желание сломать хребет. Так не поступают, особенно с друзьями.
Эмила склонила голову.
— Я не хотела, чтобы Мария узнала, что это написано мной. Одно дело, когда человек просто прочитает о себе острую критическую рецензию, и совсем другое, если узнает, что написал ее ближайший друг. Тогда критика теряет необходимое задуманное воспитательное воздействие. Пострадавший считает такой поступок предательством, сильно страдает, а главное, не делает необходимых выводов. Он не допускает, что написанное — правда, над которой в собственных интересах стоит задуматься. Не понимаю, — вздохнула она, — кто мог проболтаться. В редакции знали об этом всего два человека…
— Подождите, — прервал ее капитан. — Это похоже на то, как если бы я спрашивал убийцу, почему он убил, а он бы ответил: надеялся, что об этом никто не узнает. Почему вы написали такую жестокую статью?
— Не сравнивайте меня с вашими убийцами! — воскликнула Эмила. — Ведь я же говорю вам: для того, чтобы Мария пришла наконец в себя и не сходила с ума! Мне было ее ужасно жалко! Как я только с ней не разговаривала — и нежно, и грубо, — ничего не помогало! Минуточку, у меня с собой ее книжка. — Она раскрыла сумку и стала шарить на дне. Потом положила брошюру на стол, а сумку поставила на сиденье. — Могу открыть ее на любой странице, — она быстро принялась листать, — и всюду найду только глупости. Ну вот, наугад, хотя бы здесь! — Она ткнула пальцем, наклонилась и стала читать: — «После смерти короля Яна владельцем града стал его старший сын Карел, будущий Отец родины, с чьего дозволения в граде поселился его младший брат Ян Индржих, князь тирольский и каринтийский, со своей супругою Маркетой, прозванной губастой, из Тироля изгнанный». — Она победоносно взглянула на капитана. — Каково? «Будущий Отец Родины»! А эти «изящные» причастия, которые встречаются почти всюду… — Она решительно захлопнула брошюру. — Так пишет историк-искусствовед в конце двадцатого века! Это чтиво небезопасно для читателя. Его может хватить инфаркт.
— Ну ладно, оставим это. — Янда махнул рукой, подзывая официанта.
Он пошел звонить, а Эмила осталась ждать его в фойе. Она подошла к гардеробу, и пожилая женщина за стойкой, у которой из-за хорошей погоды сегодня почти не было выручки, с надеждой посмотрела на нее.
Эмила поставила сумку на стойку, вынула из нее связку ключей, бумажник с документами и кошелек. Пошарила в кармашке для мелочи и положила рядом с сумкой монету в пять крон.
— Будьте любезны, пани, — просительным тоном заговорила она, — не могу ли я оставить у вас эту сумку? Вы присмотрите за ней. Мы срочно уезжаем в командировку, и мне не хочется понапрасну с ней таскаться. Я возьму ее вечером или завтра утром. Можно?
— Конечно, милая. — Сумка исчезла под стойкой. Эмила спрятала в кошелек номерок, улыбнулась гардеробщице и вышла на тротуар перед кафе.
Через мгновение выскочил капитан.
— Эмилка, скорее! — крикнул он. — Если за три минуты не поймаем такси, до вашей машины добираться не будем, пойдем за моей. В замке Клени буйствует мой друг Гронек!
В этот момент произошло почти чудо. Из-за угла появилось свободное такси и на сигнал Янды остановилось у тротуара.
11
В помощь Альтмановой, Беранеку и Бенешу, занимавшимся инвентаризацией в замке Клени, институт охраны памятников прислал двух опытных ревизоров из отдела учета имущества — Магдалену Антошову и Гелену Чигакову. Вместе закончив экономическую школу, Мадленка и Геленка уже семь лет были неразлучны — проводили инвентаризацию в замках, градах и крепостях. Они считались специалистками высокого класса. Девушки были даже немного похожи одна на другую — обе чуть полноватые кудрявые брюнетки и обе хохотуньи.
С первых же минут пребывания в замке подруги принялись преувеличенно откровенно выражать свое восхищение Рудольфом Гаклом. Их огорчало, что он не работает с ними в группе, ибо восхищаться Беранеком или Беиешем невозможно при всем желании. К тому же Бенеш раздражал их своей медлительностью и ленивой апатией. Сами они были ловкими, быстрыми, работа в их руках горела.
Но в то утро она продвигалась вперед не очень быстро, потому что Иво чуть ли не каждую минуту докладывал девушкам о том, что на улице прекрасная погода.
— Беранек, не пяльтесь в окно, а подайте мне вон тот ящик, — сказала Мадленка слегка раздраженным тоном, когда, наверное, уже в десятый раз он принялся рассказывать ей о голубом небе, о солнце и о том, что сейчас можно потрясающе загореть.
Иво со вздохом принес верхний ящик из большого шкафа и заявил, что к окну больше не подойдет, что пусть солнце светит как ему вздумается и что он на этой каторжной работе совершенно выбился из сил.
В ящике находились мелкие безделушки — несколько часов-луковиц из дешевого металла, брелоки, пряжки для поясов, пакетик с пуговицами от старинного охотничьего костюма… Мадленка брала в руки предмет за предметом и громко объявляла их инвентарные номера Геленке и Дареку, а те заносили цифры в свои блокноты. Для большей точности велся двойной контроль.
В тот момент, когда Мадленка принялась считать охотничьи пуговицы, записанные под одним номером, раздался голос неисправимого Иво:
— Смотрите, Яначек со своим бутербродом идет в барбакан. Полдень, конец работе.
Девушки дружно взялись его отчитывать. Дарек солидно поддержал их. Но усилия коллектива, направленные на укрепление трудовой дисциплины Беранека, успеха не принесли. Он вразвалку направился к выходу, бормоча под нос, что каждый имеет право на обеденный перерыв, и исчез в коридоре.
