Кормак МакКарти - Дорога
Перетаскивали найденные продукты в узлах из полиэтилена и одеял и загружали в тележку. Мальчик слишком много на себя взвалил, а потому, когда остановились передохнуть, отец забрал у него часть груза. После грозы яхта слегка сдвинулась с прежнего места. Отец стоял, задумавшись. Мальчик наблюдал за ним, спросил:
— Ты опять туда пойдешь?
— Думаю, да. В последний раз.
— Я немного боюсь.
— Не бойся, главное — будь начеку.
— У нас и так всего много.
— Знаю, знаю. Еще разок.
— Ну хорошо.
Облазил весь парусник от носа до кормы. "Остановись. Подумай". Сел на пол в кают-компании, упершись ногами в сапогах в основание стола. Темнело. Попытался вспомнить: "Что же я знаю про яхты?" Поднялся и вышел на палубу. Сын сидит у костра. Спустился в кубрик, уселся на скамейку, опершись спиной на переборку, ноги задраны чуть ли не выше головы. Кроме свитера и прорезиненного плаща, на нем ничего больше не было. Не слишком-то хорошая защита от холода, а потому дрожал не переставая. Уже приготовился встать, как вдруг его осенило — он все это время сидел и пялился на защелки в переборке в дальнем углу кубрика. Четыре защелки. Из нержавейки. В свое время на скамейках имелись подушки-сиденья, до сих пор сохранились обрывки завязок по углам. В нижней части переборки, примерно посередине, торчал краешек нейлонового стропа, свернутого вдвое и прошитого крест-накрест. Еще раз посмотрел на защелки. Чтобы их открыть, надо нажать большим пальцем и повернуть. Поднялся и, наклонившись, повернул по очереди все четыре до упора. Они поворачивались на пружинах, и когда он все открыл и потянул за строп, доска съехала вниз и выпала. Внутри за доской лежали сложенные паруса и еще что-то, похоже, туго свернутый и перевязанный шпагатом надувной резиновый плот на двоих. Пара пластмассовых весел. Упаковка сигнальных ракет. Еще глубже — фанерный ящик под инструменты, замочная скважина заклеена черной изолентой. Вытащил ящик, и нашел кончик изоленты, и отодрал ее, и щелкнул хромированными защелками, и открыл ящик. Внутри оказались желтый пластмассовый фонарик, аптечка и проблесковый сигнал на батарейке. Желтый пластмассовый радиолокационный плавучий маяк. А еще ящичек из черного пластика размером с книжку. Он его вытащил, отстегнул замочки и открыл. В упаковке хранился старый латунный тридцатисемимиллиметровый сигнальный пистолет. Достал его и держал двумя руками, поворачивая и разглядывая со всех сторон. Отжал рычаг и, переломив, открыл ствол. Патронник пустой, но ведь в упаковке есть восемь ракетниц, коротких, широких, совершенно новых. Убрал пистолет в ящичек, захлопнул крышку и защелкнул замочки.
Добрался до берега. Трясется от холода, заходится в кашле. Закутался в одеяло и сел на теплый песок перед костром, положив добычу неподалеку. Мальчик подлез к нему и попытался обнять. Не мог не улыбнуться.
— Что-нибудь нашел, пап?
— Нашел аптечку. И сигнальный пистолет.
— Что это такое?
— Я тебе покажу. Он нужен, чтобы подавать сигналы.
— Ты за ним вернулся?
— Да.
— Откуда ты знал, что он там?
— Ну, я надеялся, что найду. По большому счету, просто повезло. Открыл ящик и повернул его так, чтобы ребенку было лучше видно.
— Это же пистолет.
— Сигнальный пистолет. Он выстреливает ввысь такой штуковиной, от которой становится светло.
— А можно я взгляну?
— Конечно, смотри.
Мальчик достал пистолет, подержал в руке. Спросил:
— А в кого-нибудь можно из него выстрелить?
— Можно.
— А убить?
— Вряд ли. Скорее всего — поджечь.
— Ты поэтому его взял?
— Да.
— Посигналить-то некому, так ведь?
— Некому.
— Мне бы хотелось на него посмотреть.
— Ты имеешь в виду — из него выстрелить?
— Да.
— А что, давай выстрелим.
— Правда можно? Ты не обманываешь?
— Нет.
— Ночью?
— Ночью.
— Как салют?
— Как салют. Правильно.
— Может, сегодня ночью?
— А почему бы и нет?
— Он заряжен?
— Нет. Но у нас есть патроны.
Мальчик стоял, не выпуская пистолета из рук. Повернул дуло в сторону океана.
— Ух ты!
Отец оделся, и они пошли по пляжу, таща за собой последнюю часть добычи.
— Папа, куда подевались люди?
— С яхты?
— Да.
— Не знаю.
— Как ты думаешь, они умерли?
— Не знаю.
— У них был шанс один из тысячи.
Отец усмехнулся:
— Один из тысячи?
— Да. Или нет?
— Да. Похоже, да.
— Я думаю, они погибли.
— Может быть.
— Я думаю, так все и было.
— Возможно, они уцелели и где-то живут. Вполне возможно.
Мальчик ничего больше не сказал. Пошли дальше. Оставляли на песке замысловатые следы: ноги обернуты кусками парусины и голубого полиэтилена на манер мокасин. Думал о сыне и его страхах, спустя некоторое время сказал:
— Ты, скорее всего, прав. Пожалуй, они действительно погибли.
— А будь они живы, то получилось бы, мы их грабим.
— Мы их не грабим.
— Знаю.
— Вот и хорошо.
— Ну и сколько людей осталось в живых? Как ты думаешь?
— В мире?
— В мире. Ну да, в мире.
— Я не знаю. Давай остановимся и передохнем.
— Давай.
— Ты меня своими вопросами утомляешь.
— Ладно.
Сидели посреди своих тюков.
— Как долго мы можем здесь оставаться, пап?
— Ты уже спрашивал.
— Знаю.
— Посмотрим.
— Это значит, недолго?
— Наверное.
Мальчик пальцами выдавливал дырки в песке, пока не получился круг. Отец наблюдал за ним. Сказал:
— Мне трудно сказать, сколько людей выжило. Думаю, немногие.
— Я знаю.
Мальчик подтянул повыше одеяло и всматривался в серый пустой пляж. Отец спросил:
— Что-то не так?
— Все так.
— Не верю. Скажи мне.
— Наверняка в другом месте тоже живут люди.
— В другом месте?
— Где-нибудь еще.
— Ты имеешь в виду — на других планетах, не только на Земле?
— Да.
— Вряд ли. На других планетах люди жить не могут.
— Даже если бы сумели туда добраться?
— Не сумеют.
Мальчик отвернулся.
— Что?
Мальчик покачал головой. Сказал:
— Не знаю, для чего мы все это делаем.
Отец открыл рот, но не сразу нашелся что ответить. Потом сказал:
— Есть другие люди, сам убедишься. Люди есть, и мы их обязательно отыщем. Вот увидишь.
Приготовил ужин, пока мальчик играл в песке. У него была лопатка, сделанная из баночной крышки, и с ее помощью он построил маленькую деревню. Прочертил улицы. Отец подошел, присел и стал разглядывать. Мальчик взглянул на него снизу вверх:
— Океан все равно разрушит, правда?
— Да.
— Ну и ладно.
— Можешь написать буквы алфавита?
— Написать-то я могу…
— Мы с тобой больше не занимаемся.
— Угу.
— На песке можешь что-нибудь написать?
— А что, если мы напишем письмо хорошим людям? Пускай, если пройдут мимо, узнают, что мы здесь были. Только надо написать повыше, там, где водой не смоет.
— А что, если плохие увидят?
— Ну… Да.
— Зря я это сказал. Давай напишем им письмо. Мальчик покачал головой:
— Не-е, не надо.
Зарядил сигнальный пистолет, и, как только стемнело, они отошли подальше от костра, и он спросил, не хочет ли мальчик выстрелить сам.
— Стреляй ты, пап. Ты же знаешь, как правильно.
— Хорошо.
Поднял пистолет, и прицелился в залив, и нажал курок. Ракета с шипением дугой разрезала темноту, а потом взорвалась над водой в скоплении облаков и повисла там. Искрящиеся щупальца горящего магния медленно падали из темноты, в их свете стало видно, как набегает на берег волна и потом возвращается в океан. Посмотрел на поднятое вверх лицо ребенка.
— Ее с большого расстояния не разглядеть? Правда, пап?
— Кому не разглядеть?
— Никому.
— Нет, только вблизи.
— Ну, если бы хотел сообщить, где ты находишься.
— Ты про хороших говоришь?
— Да. Любому, кому, по-твоему, необходимо знать, где мы находимся.
— Кому, например?
— Я не знаю.
— Может, Богу?
— Угу, например, ему.
Утром разжег костер и решил пройтись по берегу, пока мальчик спит. Ушел совсем недалеко, и вдруг ему стало не по себе от странного предчувствия, а когда повернул назад, то увидел, что мальчик стоит на пляже, завернувшись в одеяло, и его ждет. Прибавил шаг, а когда подошел к нему, мальчик устало присел.
— Что с тобой? Да что с тобой?
— Я что-то плохо себя чувствую, пап.
Приложил руку ко лбу сына — горячий, как печка. Поднял, понес к костру.
— Ничего, ничего. Выздоровеем.
— Меня, кажется, сейчас стошнит.
— Ничего.
Уселся на песок рядом с сыном и придерживал его за лоб, пока ребенка рвало. Вытер ему рот рукой. Мальчик прошептал: