Лотти Могач - Поцелуй меня первым
О нашей разнице в возрасте я вспоминала лишь случайно. Время от времени Коннор упоминал телепередачи или поп-группы восьмидесятых, вроде «Башни Фолти» или «Дюран-Дюран», которые мне приходилось искать в интернете. Как, впрочем, и то, что на слуху у моего поколения, так что мне было не привыкать.
Переписка Тессы с остальными адресатами ограничивалась бытовщиной, а мы с Коннором почти совсем не касались повседневных, скучных тем. Мы обменивались мыслями и наблюдениями, зачастую перебрасываясь всего парой строк, шутливых или глубокомысленных, словно разговаривали, сидя рядом друг с другом. Однажды Коннор, проходя по Лондонскому мосту по пути на работу, заметил бездомного, который стоял весь в слезах, отчего у Коннора по спине побежали мурашки, и, придя в офис, он тут же написал об этом мне. А в другой раз прислал стишок, сочиненный во время нудного судебного заседания: «Шепелявый барристер из Йорка оказался большой балаболкой…»
Иногда, когда Коннор видел меня онлайн, он включал «Гугл-чат» и разражался градом никак не связанных друг с другом вопросов: «“Твикс” или “Сникерс”?», «Это нормально, если не интересуешься модными танцами?» Вести эту скоростную словесную перестрелку было нелегко, потому что времени на обдумывание не оставалось, но это приятно щекотало нервы. Такой вид общения был мне в новинку, и я с удовольствием разминала новоприобретенные мускулы.
Самое интересное, что неправильных ответов не существовало. Что бы я ни говорила, Коннор находил это остроумным или глубокомысленным, будто каждый раз нажимал кнопку «Мне нравится».
Должна оговориться, что другие стороны жизни Тессы не страдали от недостатка внимания. Я прилежно отвечала на письма, делилась впечатлениями на «Фейсбуке». Пару раз в месяц оставляла на автоответчике предварительно записанные сообщения для Марион и аналогичным образом поздравила с днем рождения Сьюзи, одну из подруг Тессы. Угрохала три часа на изучение современной скульптуры и в итоге составила грамотное и одновременно едкое мнение о модном скульпторе, работы которого хотела купить Изабель. Каждый день я подолгу планировала дальнейшее развитие сюжета новой жизни Тессы, а также дорабатывала «проседающие» линии.
Кроме Коннора, много времени занимала переписка с Шоной, подругой детства Тессы. Шона вышла замуж и 15 месяцев назад родила мальчика, которого назвали Руфус. У Шоны были тонкие светлые волосы и заостренный нос. На фотографии профиля она с благоговением склонилась над Руфусом, будто позировала для картины на религиозную тематику. Глядя на фотографию, любой бы подумал, что она наслаждается ролью матери, но Тессе она писала совсем другое. Шона «оплакивала прежнюю себя». По ее словам, все вокруг сговорились, на самом деле никакого удовлетворения от материнства нет и быть не может. Будь ее воля, она бы не задумываясь вернулась к прежней холостой жизни, когда была сама себе хозяйка. Шона завидовала переезду Тессы в Сойнтулу – «ты осуществила мою мечту» – и ежедневно плакалась, как невыносимо сидеть в четырех стенах с ребенком. Она расспрашивала Тессу о всяких мелочах, и мне казалось, этим она только мучает себя, как умирающий с голоду, требующий яркого и подробного описания любимого блюда. Приходилось не только выискивать для Шоны все новые и новые истории о жизни на Сойнтуле, но еще и убеждать, что быть матерью не так-то плохо. В чем, как вы понимаете, я не очень сильна. Я нашла форум для родителей и перечитала его от корки до корки. «Первые несколько лет действительно не сахар, – писала я Шоне, – но он вскоре станет маленьким самостоятельным человечком, с которым можно поговорить. Тогда ты поймешь, что все было не зря».
Все это время я неустанно отправляла Адриану, то есть Аве, отчеты о ходе проекта. После первого сообщения на «Фейсбуке» у нас установилась переписка, впрочем, довольно-таки нерегулярная. Впрочем, нерегулярной она была с его стороны. Дважды в неделю я кратко отчитывалась, чем занята Тесса, с кем общается и что ее ожидает в будущем. Адриан отвечал от случая к случаю. Иногда он вовсе игнорировал мои сообщения или же ответ приходил несколькими днями позже: «Отлично! Похоже, у тебя все под контролем. Я знал, что ты создана для проекта». Зачастую он писал наспех, с ошибками, пропуская знаки препинания. Но я не обижалась, понимая, что он занятой человек, хотя мне было очень приятно, когда – крайне редко – у него находилось время для обстоятельного ответа. В таких случаях он задавал уточняющие вопросы и проявлял искреннюю заинтересованность. Так, если в предыдущем отчете я упоминала, что Тесса каталась на лошади, он мог поинтересоваться мастью лошади или спросить, прыгала ли она через препятствия во время прогулки.
Изредка ему словно не было никакого дела до Тессы, и он с неподдельной заботой расспрашивал обо мне, трудно ли мне приходится. Как будто он снова смотрел мне прямо в глаза, как тогда, в парке. Так на меня еще никто и никогда не смотрел, даже мама. «У меня все нормально, – отвечала я. – Более чем. Я счастлива. Получаю массу удовольствия от работы».
К чему это я: учитывая все обстоятельства, первые шесть недель проекта «Тесса» нельзя было назвать обременительными. Просто удивительно, как мало нужно людям от тех, с кем они не видятся. Я запросто могла бы отделаться всего несколькими обновлениями на «Фейсбуке» в неделю. Даже те друзья Тессы, которые рвались общаться по скайпу, вроде Саймона, прекратили настаивать после очередного отказа. Уговорами себя никто не утруждал.
Если честно, учитывая вышесказанное, меня беспокоило то количество времени, которое я уделяла Коннору. Чем активней становилась наша переписка, тем вероятнее становилось, что сама Тесса все делала бы наоборот. Ведь это она разорвала отношения с Коннором и считала его недоразумением, настолько досадным, что даже не сочла нужным рассказать о нем. Более того: за исключением ее самого первого ухажера, Майкла «Бутси» Коллингвуда, Тесса не верила в дружбу с бывшими «пассиями». «Никогда не оглядывайся», – так она рассуждала. Вероятно, возвращение Коннора не нашло бы в ней отклика. Возможно, она бы вежливо от него отделалась и уж вряд ли стала бы тратить время на переписку.
Именно поэтому в моих отчетах, которые я отправляла Адриану, о Конноре не было ни слова. Официально Коннор числился одним из друзей Тессы, но фактически стал частью моей жизни в Лондоне, а не жизнью Тессы в Сойнтуле. Именно из этих соображений я решила, что пора бы Тессе обзавестись новым поклонником.
Дело в том, что Тесса вряд ли бы сидела дома перед компьютером, переписываясь с Коннором. Скорее, она бы гуляла по острову, знакомясь с людьми, и во время одной из таких прогулок вполне могла бы встретить интересного мужчину. Они липли к ней везде, подходили даже на улице среди бела дня. Как-то раз она выходила из вагона метро, и какой-то парень сунул ей в руки книгу под названием «Алхимик», на первой странице которой нацарапал свой номер телефона. Когда она работала в магазине винтажной одежды, и потом в галерее, и дня не проходило, чтобы ее не пригласили на свидание. Для Тессы в этом не было ничего примечательного: она привыкла к мужскому вниманию.
Так что рано или поздно Тессе суждено было обзавестись новым поклонником. По моим расчетам, он должен был появиться спустя три месяца после ее прибытия на остров. Однако с учетом обстоятельств я решила немного – ровно на один месяц – ускорить ход событий. Следующим письмом я уведомила Адриана о грядущих переменах в судьбе Тессы. «Хорошо придумано, и как раз вовремя! – был ответ. – Кто же этот счастливчик?»
Персонаж Уэстли Провоста уже был почти готов. Привлекательный канадец тридцати трех лет: Тессе нравились мужчины помладше. Уэстли был похож на рабочего, который однажды летом перестилал крышу у наших соседей по Левертон-стрит. Звали его Майк. У него были короткие, толстые руки и неестественно красные губы, как у девушки. Когда он узнал, как меня зовут, то всякий раз, завидев меня, напевал: «Я пред тобою ниц». Мама сказала, это строчка из очень популярной песни Эрика Клэптона «Лэйла». Я указала Майку на то, что мое имя пишется по-другому, но он продолжал напевать как ни в чем не бывало.
Майку постоянно выписывали штрафы за парковку, и я не раз слышала, как он чертыхается, обнаружив очередную квитанцию. И вот, когда Майк залезал на крышу, я садилась у окна, и как только дорожный инспектор скрывался из виду, выбегала из дома, выхватывала квитанцию из-под стеклоочистителя и выбрасывала в канаву на обочине. Еще я тайком фотографировала Майка на мобильный и потом сделала нечто вроде клипа: для себя, а не для размещения в интернете. Фотографии сменяли друг друга под песню «Лэйла».
В конце лета, когда он убирал монтажные леса, я рассказала ему про квитанции: я избавила его от пяти штрафов. Полагаю, этим я хотела сказать, что разделяю его чувства ко мне. Я ожидала, что он обрадуется, но он побледнел и с трудом скрыл раздражение. Затем он кисло улыбнулся и сказал: «Ну, большое тебе спасибо». После этого при встрече со мной он уже не напевал «Я пред тобою ниц» и уехал, даже не попрощавшись.
