Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Дежнев Николай Борисович
Я с трудом сглотнул. Решил, как бы то ни было, а с незнакомцем надо наладить хоть какие-то отношения. В конце концов, мать не для того его родила, чтобы он шакалил по дачам, должно же в нем остаться что-то человеческое. С каждым может случиться, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, возможно, мой незваный гость находится в состоянии стресса и ему просто необходимо с кем-то поговорить. Не исключено, что странная эта встреча даст мне долгожданный сюжет или наведет на конструктивную мысль.
Дремавшее до поры до времени воображение привычно встрепенулось.
— Выпейте со мной коньяку, составьте компанию!
Прислушался к эху слов, наигранности вроде бы не прозвучало. Получилось естественно, мол, чего там, все мы люди, все человеки, знаем, как оно в жизни приходится. Мысленно себя похвалил. Незнакомец на другом конце пустой комнаты только покачал головой, от чего конусообразный капюшон задвигался из стороны в сторону. Произнес тихо и едва ли не устало:
— Лампу настольную не включайте…
Речь его показалась мне несколько механической, лишенной эмоциональной модуляции. Не просьба и не приказ, а как бы сообщение. Голос глубокий и, пожалуй, приятный.
— Я и не собирался, — улыбнулся я, сделав над собой усилие. — Зачем мне видеть ваше лицо, это может привести к ненужным последствиям…
Не могу сказать, что он ухмыльнулся, но ответ его был полон сарказма:
— Начитались детективов? Не претят натужные потуги досужего ума?..
На этот раз с эмоциями у него было все в порядке. Манера говорить выдавала человека интеллигентного, и я позволил себе несколько расслабиться. Теоретически рассуждая, незнакомец мог оказаться моим читателем, решившим пообщаться с кумиром столь экзотическим образом, но это теоретически. Что-то мне подсказывало, что догадка в корне не верна. На презентациях книг ко мне в основном тянутся женщины, в то время как редкие мужики ведут себя сдержанно и по большей части стоят в стороне. Нет, думал я, на почитателя моего скромного таланта этот тип непохож. Скорее всего, средних лет, держится уверенно, как будто не видит ничего особенного в том, что врывается ночью в чужой дом. Так в экстремальной ситуации мог бы вести себя хороший сосед, но в поселке я фактически ни с кем не общаюсь. Даже сторож Семеныч никогда ко мне не заходит, а лишь я к нему, подкинуть старику копеечку, а то и поставить бутылку. Дело житейское, лишний раз дойдет до моего дома, посмотрит на месте ли замки.
Двигаясь подчеркнуто медленно, поднес рюмку к губам и сделал из нее глоток, потянул из пачки сигарету.
— Угощайтесь!
Он не сдвинулся с места, ждал, пока я прикурю. Значит, в целом вменяемый и не все так плохо, заключил я, стоит попробовать нащупать, что им движет. Если верить одному дотошному французу, в мире всего тридцать шесть сюжетов, а мотиваций, в таком случае, должно быть и того меньше. Первая и главная из них конечно же деньги.
Потыкал указательным пальцем в потолок:
— Портмоне в спальне на тумбочке. Оставьте мне рублей триста заправиться…
Стоявший все это время столбом незнакомец опустился на лавку у стены и вытянул перед собой ноги. Мне послышался стон приятного изнеможения набегавшегося за день человека. В определенном смысле это уравнивало шансы, тем паче что нас разделяло пространство большой пустой комнаты.
— О деньгах поговорим в другой раз, — устало заметил он, приваливаясь спиной к ошкуренным до белизны бревнам стены. Помолчал, как если бы обдумывал, с чего начать разговор. А то, что он намеревался это сделать, было для меня очевидным.
— Если не ошибаюсь, вас зовут Николаем?..
Глаза мои тем временем пообвыкли, и я уже неплохо различал его закутанную в подобие плата фигуру. Отодвинулся от стола, так, чтобы свет из окна не падал мне на лицо.
— Нет, не ошибаетесь!
— И вы писатель? — уточнил он, превращая лишь по форме утверждение в вопрос.
— Есть такое дело! — подтвердил я, чувствуя, как меня покидают остатки страха. Их место заняло любопытство. — С кем имею честь?
Тут-то он и произнес удивившие Михаила слова:
— Морт, меня зовут Морт, и попрошу не забывать ставить перед моим именем месье!
Скепсис Мишани можно было понять. Современный, хорошо образованный человек, живущий в реальном, полном проблем мире, а ему на голубом глазу килограммами на уши! Интересно было бы знать, как все это выглядит со стороны. За кого он меня держит, за юродивого? За городского сумасшедшего?
— Ладно, Мишк, дослушай, а там думай, что хочешь! Твоими познаниями во французском я не обладаю, но имя непрошеного гостя и меня заставило вздрогнуть…
Морт сидел неподвижно, вытянув с наслаждением худое, длинное тело. Аллюзия была очевидной, но поверить в то, что все происходит со мной, я не мог. Одно дело испытанный при появлении незнакомца животный ужас и совсем другое занявший его место конкретный страх. Вещи разные, ужас связывают с непредвиденным, тут все было яснее ясного. Тенью крыла скользнувшей над головой птицы мне вспомнилось предсказание старухи. Я видел ее сидящей на обочине петлявшей по полю ржи дороги. Не может быть, неужели прошло двадцать лет!
Про месье Морта я ничего не писал, но теперь точно помнил, что похожий эпизод в одном из ранних рассказов действительно был, а значит, я должен был знать, что за этим последует… должен был, однако не знал. Заточенный под поиск сюжетных ходов мозг бился в истерике, но память подводила.
— Вы… вы за мной?..
— А вы бы возражали? — ответил вопросом на вопрос Морт. — Кое-что из вашего я читал, и у меня сложилось впечатление… — то ли хмыкнул, то ли усмехнулся. — Вы ведь, Николай Александрович, не слишком высокого мнения о том, что люди называют жизнью… — и после короткой паузы добавил: — Впрочем, как и о них самих!
— Значит, не за мной! — выдохнул я с нескрываемым облегчением.
Морт пожал плечами:
— Эх, людишки, людишки, все одним миром мазаны, пекутся лишь о себе! — Заложив руки в перчатках за голову, сладко потянулся: — Нет, на этот раз не за вами! У меня тут рядом дельце, вот и заглянул…
Сковавшее тело напряжение начало оставлять, я чувствовал себя набитой тряпками куклой, готовой вот-вот сползти с кресла. Прикончил одним глотком коньяк. Поднес к сигарете зажигалку. Никогда раньше с таким наслаждением не курил. От депрессии до эйфории один шаг, и я его сделал. Охватившая меня веселость была конечно же нервического свойства, но это не имело никакого значения. Жизнь продолжалась, остальное не в счет. Колотимся, все чего-то ищем, шустрим, а того не понимаем, что смысл жизни в том, чтобы жить, другого попросту нет. Не раз и не два я изгалялся, вещал устами персонажей, мол, жизнь человеческая — пустая трата денег, а столкнешься вот так с месье, и как-то сразу не до ерничества. Нахлынувшая радость перехлестывала через край.
Наблюдавший за мной Морт сделал жест рукой, означавший все, что угодно, только не готовность разделить мои чувства.
— В вашем положении я бы не стал по этому поводу ликовать! — заметил он и, выдержав паузу, поинтересовался: — Если не ошибаюсь, это вы написали…
Последовало название моего первого романа.
Ясный перец, не ошибается! — продолжал я по инерции веселиться. Какие уж тут ошибки, если знает, кто я такой и чем занимаюсь… но постепенно до меня начало доходить, что за безобидным вроде бы вопросом скрывается угроза. Она прозвучала в тоне, каким тот был задан. Исчезнувший было страх уколол с новой силой. При чем здесь роман? Что он хочет этим сказать? Странный какой-то получается у нас разговор, да и не разговор вовсе, а нечто вроде игры в угадайку.
Заметив мою вернувшуюся нервозность, незваный гость, как можно было понять, ухмыльнулся:
— Что это вы так испереживались, мне и надо-то с вами поговорить! Ваш роман?
— Ну, мой!
— Вот и славненько! — констатировал Морт, вставая с лавки. — И сделайте одолжение, не тряситесь от страха, дом ходуном ходит. Философ Хайдеггер, которого вы так любите цитировать, утверждал, что человеческая жизнь проходит в тени смерти, так что пора бы привыкнуть… — Прошелся, разминая ноги, вдоль дальней стены избы, остановился у печи. — Ничего плохого с вами не случится… по крайней мере, пока. Правда, и бесследно наша встреча для вас не пройдет! Надеюсь, в школе вам рассказывали, что людям выпало жить в причинно-следственном мире? Другими словами, это означает, что за все содеянное рано или поздно придется заплатить… — посмотрел на меня из-под капюшона долгим взглядом, — и отнюдь не деньгами!
