Темная Душа. Продолжение (СИ) - Ланге С.

Главным акцентом холла были двери напротив входа. Это были исполинские, многопудовые двери, вырезанные из красивейшей черной с кровавым отливом древесины. Их створки украшали фасеточные пластины, между которыми пробегала рельефная резьба. Она изображала переплетшихся в хороводах амуров, чертенят, горгулий и прочих мифических созданий, перевитых лентами клевера. Из дверей торчали две бронзовые ручки в виде когтистых орлиных лап, сжимавших шары из красного стекла. Двери охраняли два рыцаря в червленых латах с султанами страусиных перьев на шлемах.

Леди Софи подошла к дверям, наклонилась к замочной скважине. Раздалось слабое громыхание, за ним скрежет. С ажурных наличников посыпалась пыль. Заскрипело.

«Она где-то раздобыла ключи. Открывает двери, – Роберт спрятался в нише входа. Страх обнял его помимо воли, – отмыкает двери, запертые много веков назад! Ни капли страха в этой женщине»!

За приоткрытой створкой обозначалась кромешная тьма. Роберту показалось – оттуда потянуло могилой. Его хозяйка запалила старую масляную лампу, которую принесла с улицы – именно ее-то Роберт и не смог разглядеть из-за шторы. Софи шагнула во тьму.

«Ни капли страха, ни унции рассудка. Но море отваги»…

Шорох шагов утих – леди быстро углублялась в недра северного крыла. Роберт подошел к дверям, зажег электрический фонарик, поежился – действительно, тянуло склепом. Страшнее оставаться здесь одному, ждать и тревожиться, чем идти следом за ней. Он просунул голову в щель в дверях. Темный холл, брат-близнец помещения, в котором он стоит, только почти без мебели. Впереди пляшет светлое пятно – удаляется масляная лампа леди Софи.

Роберт протиснулся внутрь и побежал, запнулся обо что-то, едва не упал, вскрикнул.

Она обернулась.

- Робби, ты что здесь делаешь? – голос отразился от вогнутого каменного, – потолка, – следишь за мной? Даже не пытайся увести меня назад.

- Я не пытаюсь, – он дунул на запорошенный пылью лацкан пиджака, – я иду с вами.

- Со мной? – свет лампы выхватил из тьмы хитрую улыбку на лице хозяйки, – а не боишься?

- Боюсь за вас, поэтому иду с вами – это не обсуждается.

- Мне ничего не остается, как только покориться джентльмену! В путь! К неизведанному! – она даже прищелкнула языком от предвкушения.

Роберт мелодраматично закатил глаза.

- Что это ты мне там протягиваешь во тьме, Робби?

- Ваше какао с миндалем, вы просили. Напиток успел остыть, мэм.

- О, ты бесценен, друг мой, непосредственно за этот вот самый профессионализм я и плачу тебе! М-м-м-м-м! – она приняла чашку, которую он все это время нес, опустошила ее в три глотка и пристроила на верхушке невысокой колонны, по случаю оказавшейся под рукой, – Холодное какао даже вкуснее. Заберем посуду на обратном пути.

– Если вернемся, – буркнул Роберт, – где вы отыскали эту рухлядь, мэм? Надо было додуматься вооружиться на авантюру именно ей в век электричества!

Они перешли в следующий, более просторный холл, вдоль фасада которого тянулись полукруглые высокие окна. Света в них было не больше, чем в колодце – солнце давно село.

- Лампа, как лампа, Роберт, главное, работает.

- Мне интересно, насколько ее хватит, мэм…

- Думаю, на полчаса. Нам не нужно больше времени, чтобы дойти до комнаты и вернуться.

- Я не был бы так уверен, мэм… Лучше бы вы взяли карту.

- Зачем мне карта? Северное крыло – зеркальное отражение крыла южного, расположение комнат, коридоров и лестниц в котором я знаю, как свои пять пальцев. Послушай, Робби?

- Что, мэм?

- Ты подрываешь моральный дух экспедиции своими пессимистическими инсинуациями. Переставай, иначе я оставлю тебя дожидаться меня здесь.

- Я молчу, мэм.

Они пошли дальше. Леди Софи держала лампу над головой, Роберт ярким лучом фонаря освещал путь, усыпанный разбитой терракотовой мозаикой, обвалившейся штукатуркой, фигурными деталями стенного декора из гипса и алебастра, упавшими балками, древней мебелью, сломанными картинными рамами. Да, хозяйка была права – расположение комнат было знакомым, разновеликие холлы как в обитаемой части дома переходили один в другой, в их стенах зияли порталы, входы и выходы, узкие лестничные пролеты, ведущие вниз и вверх. В разрушенных трубах заброшенных каминов выл ветер, играл в дырах, как на органе. В пустых спальнях, залах и галереях, поддерживаемых колоннами, вздыхали призраки. Что-то где-то скрипело, шуршало, хныкало.

- Посмотрите, – говорила леди Софи, держась за локоть спутника, – коридор, по которому мы идем, сужается и заворачивает влево. В самом его конце будет круглая комнатка со звездами на потолке, в ней лесенка, ведущая в подвал. Там пройдем немного и найдем еще две противоположенные лесенки, вырубленные в толще стен. Одна из них…дай подумать… правая… обвивается вокруг столба, вбегает в башню, которая нам нужна. В этой башне, под самой крышей будет та самая комната…

- Откуда вам все это известно, мэм? Вы были здесь?

- Если была, то очень давно, еще ребенком.

- Вы бесстрашная женщина, леди Софи. Здесь живут упыри.

- О, этого добра достаточно, не сомневайся.

- Скажите…ох!... – он запнулся о лежащую на полу лосиную голову – бывший настенный декор. Брючиной зацепился за ветвистый рог, – почему ваши предки закрыли северное крыло?

- МакГреи, Роберт, – Софи повела лампой в воздухе, разгоняя затхлый воздух с клубящимися в нем пылинками, – всегда отличались свирепостью, вспыльчивым нравом, непримиримостью. Один пример тебе знаком – ты лично знал моего сына Дункана, который дрался на палках и с кинжалом ходил на медведей.

- Э-э-э, да… Сэр Дункан был жесткий человек.

- Он был тиран и бестия. Он чуть не убил Саймона Карвера однажды, треклятого отца наших мальчиков. Именно из-за страха перед ним хлыщ сбежал из Тэнес Дочарн. Из-за меня тоже, в какой-то мере – я ему основательно пригрозила. Но в овновном из-за Дункана, пусть земля ему будет пухом. Дункан, как ты выразился, жесткий человек, был достойным сыном МакГреев. Прежние лорды Тэнес Дочарн существовали в условиях гонений и постоянных войн. Они были по-настоящему свирепы. В северном крыле не однократно проливалась кровь – кровь врагов, кровь гостей. Когда пролилась братская кровь, его замкнули. Никто здесь больше не жил, даже не входил сюда. За исключением одного случая…

- Какого случая, мэм?

- В середине девятнадцатого века здесь жил один из МакГреев. В те времена он был единственным обитателем поместья.

- Кем он был, мэм?

- Безумец, несчастливец, как многие из нас. Кто его знает, Роберт? Отец мне о нем не рассказывал, архивных записей при нем не велось, хозяйство пришло в упадок. После его смерти потомкам пришлось долго восстанавливать Тэнес Дочарн. Это были времен запустения.

- С трудом верится, мэм.

- Соглашусь, Роберт. Ты ведь знаешь, у нас живут и работают целые поколения семей. В детстве я слышала легенды о том, что МакГрей-затворник продал сатане душу, получив взамен долгую жизнь и богатство, которое пришло к его детям, но которым лично он не воспользовался. С тех пор никакие силы, внешние, внутренние ли, не способны уничтожить наше благосостояние, не могут обанкротить нас. Так говорят. А жизнь подтверждает слухи.

Они оказались перед закрытой дверью, тяжелой красивой и страшной одновременно. Роберт стал дергать створку, которая поддавалась с трудом.

- А этот… затворник… – он крякнул и потянул за ручку снова, – он попросил богатства для детей, а что получил сам, кроме долгой жизни?

- Хороший вопрос, – леди Софи держала фонарь Роберта и лампу, масло в которой почти выгорело, – этот затворник был колдуном. Он варил особое зелье, чтобы оживить свою давно умершую возлюбленную.

За дверью что-то упало, по коридорам разошелся гул. Роберт одернул руку от двери.

- Вы правду говорите, леди Софи?

- За что купила, за то продаю. Эту историю мне рассказал в детстве садовник, дядя нашего нынешнего садовника. Не трусь, Робби, тяни.