Захар Прилепин - Ботинки, полные горячей водки
Вид у небритого братика располагал к такому ходу мыслей. Братик засмеялся, подмигнул пухлому хозяину и пошлепал.
Дома сразу отправился к мамке за деньгами. У Рубчика тоже мамка была, но денег у нее не водилось никогда.
Мамка отдала деньги и долго вздыхала потом на кухне.
– Поехали в деревню за машиной? – позвал братик меня. – Проветримся.
Пока братик сидел свои шесть лет, которые ему скостили ровно в половину за хорошее поведение и мамкины дары, Рубчик прикупил себе крохотную машинку иностранного производства. Ездила она резво, к тому же была полноприводной. Мы уселись в нее и закурили все трое сразу. Машина набрала скорость, и салон выветрило.
У Рубчика было приподнятое настроение, с пацанским изяществом он переключал скорости и цепко вертел «баранку».
На улице стоял вялый, словно похмельный, еле теплый август. Девушки спешили погреться на солнышке последней в этом году наготой.
Рубчик очень любил женщин, мы это знали.
– Пасите, какая тварь! – кричал он восхищенно и нежно, крутя головой. – Гляньте, как она идет! – оставив без внимания дорогу, Рубчик повернул голову, насколько позволяли шейные позвонки.
– Смотри вперед, достал уже! – ругался братик.
– Ладно, не ссы, – весело отругивался Рубчик, и спустя секунду вновь счастливо вопил: – Валек, я тормозну! Ты смотри, они готовы уже. Я тебе клянусь, они дадут прямо в машине, только в парк заедем!
Рубчик уже мигал поворотником, намереваясь припарковаться на автобусной остановке, где сияли глупыми глазами две разукрашенные школьницы.
– Рубило, ты сдурел, что ли? – злобился братик, хотя я-то знал, что внутренне он очень потешается.
Рубчик переключал поворотник, мы снова выворачивали на свою полосу, девочки печально смотрели нам вслед.
– На хер тебе нужны эти ссыкухи? – продолжал хрипло шуметь братик. – Мы тачку будем покупать, Дуб или что?
– Все, еду, еду, хорош орать, – отругивался Рубчик, все еще косясь в зеркало заднего вида, и по этой причине едва не въехав в зад иномарки, резко ставшей на мигающем желтом. Рубчик быстро сообразил, что делать, вылетел на встречную полосу, обогнул, жутко матерясь, иномарку, и полетел дальше.
– На мигающий встал, даун! – орал Рубчик, – Он что, светофора никогда не видел?
Происшествие его немного отвлекло, и минуту он сосредоточенно курил. Братик включил радио и быстро нашел «Владимирский централ» или что-то подобное, только хуже.
До деревни было километров тридцать по трассе. В отсутствии девушек Рубчик разглядывал машины, одновременно беззлобно ругая всех, кто попадался нам на пути.
– Куда тащишься, дымоход! – материл он фуру. – Пасите, как едет! Тридцать кэмэ, не больше! Это куда он так доберется? Путевку на полгода ему выписывают, прикинь, Валек? Как вокруг света. «Я в Рязань еду, прощай, жена, свидимся нескоро», – изобразил Рубчик водителя фуры.
– А ты куда пылишь, телега? – здесь он выруливал за двойную сплошную и оставлял позади машину российского производства, не забыв иронично взглянуть на водителя.
Впрочем, тех, кто обгонял его, Рубчик не материл, и печально смотрел вслед: это были очень дорогие машины.
– Пасите, плечевые! – зачарованно сказал Рубчик: на обочине, будто равнодушные ко всему, стояли две девушки, юбочки – в полторы октавы, если мерить пальцами на пианино.
– Ага, давай, спустим пять штук, – сказал братик.
– Я бы спустил, – грустно и, кажется, не о том ответил Рубчик. Он сбросил скорость, и метров пятьдесят двигался медленно, склонив потяжелевшую голову, глядя на плечевых восхищенными глазами, разве что не облизываясь.
– Валек, может, покалякаем с ними? – попросил он голосом, лишенным всякой надежды.
– В другой раз, Рубчик, – отозвался братик. – Дави уже на педаль, так и будешь на нейтралке до самой деревни катиться?
Раздосадованный Рубчик двинул рычагом, дал по газам и вскоре разогнался под сто пятьдесят.
Мы пролетели поворот на проселочную, сдали задом по обочине и покатили по колдобинам в деревню.
– Ага, мы почти уже дома… Сюда, Рубчик, налево, – показывал братик.
Рубчик озадаченно разглядывал окрестности. Деревня кривилась заборами, цвела лопухами, размахивала вывешенным на веревки бельем.
– А что, тут телок нет совсем? – спросил Рубчик.
– Порезали всех, – ответил братик.
– В смысле?
– На зиму коров оставляют, телок режут по осени, продают.
– Да пошел ты.
– Тормози, приехали. Вон стоит наша красотка. Запомни, Рубчик, эту минуту. Так начинался большой бизнес, сделавший нас самыми богатыми людьми в городе.
Белолобый, в обильных родинках продавец для такого важного случая принарядился и вышел из дома в пиджаке, который, видимо, надевал последний раз на выпускном. На ногах, впрочем, были калоши.
Братик воззрился на продавца иронично, и глазами перебегал с одной родинки на другую, словно пересчитывая их. Казалось, что от волнения у продавца появилось на лице несколько новых родинок.
– Эко тебя… вызвездило, – сказал братик.
– А? – сказал продавец.
– Считай, – сказал братик, и передал деньги.
Рубчик в это время мечтательно обходил «копейку», и было видно, что с каждым кругом она нравится ему все больше.
Поглаживая ее ладонью по капоту и постукивая носком ботинка по колесам, Рубчик улыбался.
Продавец все время путался в пересчете денег и переступал с ноги на ногу, торопливо мусоля купюры. Потом убрал их в карман.
– Чего ты убрал? – спросил братик. – Все правильно?
– Все правильно, – быстро ответил продавец. И добавил: – Дома пересчитаю.
Он смотрел куда-то поверх братика и делал странные движения лицом, от чего казалось, что родинки на его лбу и щеках перебегают с места на место.
Братик обернулся. Ко двору шло несколько парней, числом пять, нарочито неспешных и старательно настраивающих себя на суровый лад.
Рубчик по-прежнему улыбался, и выглядел так, словно рад был грядущему знакомству, хотя мне казалось, что для веселия нет ни одной причины.
Подходящие начали подавать голоса еще издалека. Всевозможными междометиями они приветствовали продавца «копейки», но тот не отзывался.
– Ключи дай, – сказал братик спокойно. Он всегда быстро соображал.
– А? – спросил белолобый.
– Ключи. От машины. Дай. – И протянул ладонь.
В нее легли нагретые обильно вспотевшей рукой белолобого ключи.
Братик, по всей видимости, осознавал, что мы сейчас можем легко свалить, оставив белолобого разбираться с деревенской братвой – но так вот сразу, после покупки, бросать продавца ему, видимо, не желалось.
Не по-людски это.
И мы дождались, когда гости подошли и встали полукругом – руки в карманах телогреек, телогрейки надеты либо на голое тело, либо на грязную майку. Август был, я же говорю.
Рубчик вытащил из кармана коробок спичек и подошел к нам, оставив «копейку». Я знал, зачем он вытаскивает коробок, я уже видел этот номер. Он сейчас будет им тихонько трясти, и поглаживать его в своих заскорузлых пальцах, а потом, в какой-то момент, легким, не пугающим движением подбросит вверх. Пока стоящий напротив него будет сопровождать глазами полет коробка, ему в челюсть влетит маленький, но очень твердый кулак Рубчика.
Рубчик мог бы еще после этого фокуса поймать коробок, но он не любит дешевых эффектов.
– Ну что, лобан, созрел? – спросили пришедшие нашего продавца, с напряженным интересом оглядевая нас и машину Рубчика.
Братик убрал ключи в карман. Рубчик достал спичку и стал ее жевать.
– Оглох, что ли, лобан? – спросили белолобого, и тот раскрыл безвольный рот, не в силах издать и звука.
– А что за проблема, парни? – спросил братик миролюбиво.
– Это же не твоя проблема, – ответил ему один из пришедших, но согласия в их рядах не было, и одновременно в разговор вступил второй.
– Ты деньги привез за тачку? Отдашь их нам. Лобан нам должен.
– Всем что ли поровну раздать? – спросил братик наивно.
– Нет, только мне, – ответил один из пятырых.
– Много тебе он должен?
– С-с… Семь штук, – помявшись уточнили братику.
Отвечавший был рыж, кривоног и, по-видимому, глуп.
Рубчик тихонько тряс коробком и все пытался заглянуть братику в лицо, чтобы понять: пора или еще не пора. Братик приметил беспокойство товарища и неприметно кивнул: стой пока, не дергайся.
– Давайте, парни, все по справедляку разрешим, – сказал братик пришедшему забрать должок. – Я за лобана говорю, ты – за себя. Годится?
– Лобан сам умеет разговаривать, – не согласился кто-то.
– Но деньги-то пока у меня, – соврал братик. – И сейчас я имею дело с лобаном. Значит, я могу выслушать, что вы ему предъявите, и решить: отдать вам деньги или нет. Ты ведь не против, лобан, если я выслушаю парней?
Белолобый кивнул так сильно, что родинки на его лице едва не осыпались на траву.
– Рисуйте ситуацию, парни, мы слушаем внимательно, – заключил братик.
