Екатерина Вильмонт - Плевать на все с гигантской секвойи
– Да нет, спасибочки, но я уж пешком, мне еще в магазин зайти надо и к одной знакомой завернуть обещалась. А вы как переезжать надумаете, звоните, я к вашему приезду все тут налажу.
– Мам, только я парное молоко пить не буду! – предупредил Мишка, едва тетя Нюша скрылась из виду.
– Да не пей, кто тебя заставляет, – рассеянно проговорила Марина, присев на крылечко. – А ведь тут хорошо… Воздух какой, а, Мишка!
– Тут просто классно! Суперски!
– Но нам надо ехать.
– Эх, зря мы никакой еды не взяли, а то устроили бы пикник!
– Да, это было бы неплохо. Ничего, в следующий раз обязательно устроим пикник! Кстати, тут можно жарить шашлыки…
– И никакая Валентина не будет придираться! Помнишь, в прошлом году Игорь хотел шашлыки жарить, как она развопилась? Мам, а картошку в костре будем печь?
– Легко!
– Как ты думаешь, Алюше тут понравится?
– Уверена, особенно если мы купим биотуалет!
Мишка сел на крылечко с ней рядом. Она обняла его, поцеловала в макушку. Как хорошо…
– Мам, а наверху ты можешь устроить себе студию!
– Да ну! Наверху ты будешь жить, это будет твое царство!
– Нет, правда?
– Конечно! Я ведь не смогу тут много бывать, у меня работа. Все, Мишка, надо ехать, у меня уже начинается кислородное отравление! Еще немножко – и придется припадать к выхлопной трубе, как советовал Жванецкий!
– А можно я еще разок наверх сбегаю? Это ж теперь мое царство?
– Беги, только на пять минут, не больше!
Как странно, у меня такое ощущение, что начинается какой-то новый этап в жизни… И тут на природе почему-то хочется любви… Мне казалось, с этим уже покончено… Наверное, я устала… Бегаю как цирковая лошадь по кругу и ни о чем таком не думаю… А тут вырвалась с манежа – и вот уже дурацкие мысли в голову лезут. Да какая там любовь, где ее взять?
– Мишка! Пора ехать!
Михаил Петрович Максаков среди знакомых слыл небывалым везунчиком. Действительно, как ни посмотри, все у него складывалось на редкость удачно. И в семье, и в карьере. Его все любили, и с женщинами никогда никаких осложнений не бывало, просто на удивление. Он нравился женщинам и сам их любил. Но никогда никаких драм и тем более трагедий. Все ему давалось легко. В школе и университете он учился играючи – благодаря выдающимся способностям, редкому обаянию и легкости характера. «Ну, Мишка, ты счастливчик, тебе даже с тещей повезло, – шутили приятели, – а это уж фантастическое везение!» Действительно, теща у него была замечательная. Умная, интеллигентная, с прекрасным чувством юмора. Все двадцать семь лет они жили душа в душу, а это, согласитесь, нечасто бывает. Нина Евгеньевна конечно же догадывалась, что зять не блюдет абсолютную верность ее дочери, но считала, что это в порядке вещей, и, как могла, сглаживала острые углы. Вероятно, она покрывала и кое-какие грешки дочери, догадывался он, но, пока ничего не знаешь, живешь спокойно, он не был ревнивцем, хотя в общем-то любил жену и не хотел ни на кого ее менять. Если бы его самого спросили, считает ли он, что жизнь его удалась, он, безусловно, ответил бы да, но не преминул бы заметить, что единственной, правда относительной, неудачей, можно считать только отсутствие сына, но что поделаешь, если после рождения дочери Вика больше не пожелала иметь детей. «Восемь девок, один я», – смеялся он на семейных торжествах. Жена, дочка, теща, мама, сестра. Была одно время надежда на внука, но дочка прожила с мужем только год и вернулась к родителям. А теперь совершенно не стремилась ни к замужеству, ни к деторождению, так что и внука пока ждать не приходилось. Это сплошь женское окружение нисколько его не раздражало, нет. Он всех их нежно любил, лишь иногда на него находили приступы тоски, и тогда он пускался в авантюры, но не запивал, не играл на бегах и в казино, нет, он просто отправлялся в какие-то экстремальные экспедиции, что называется, на выживание. То в пустыню, то на Крайний Север, то в горы. В последние годы побывал даже на юге Африки и в лесах Амазонки. Это бывало с ним нечасто, раз в три-четыре года, и возвращался он оттуда обновленным. Конечно, дома все волновались, но всегда надеялись на его везение, и удача действительно ему не изменяла. К пятидесяти годам это был весьма преуспевающий юрист, специалист по морскому праву, подтянутый, элегантный и почти всегда в хорошем расположении духа.
Вот и сегодня он проснулся, с удовольствием вышел в сад, вдохнул свежий весенний воздух и отправился на пробежку. Бегать в городе он не любил, но на даче бегал всегда и помногу.
– Миша, ты помнишь, что мы приглашены на свадьбу? – спросила жена за завтраком.
– Хорошо, что ты сказала, я и забыл совсем… Что ж делать, придется поехать, никуда не денешься. Но у меня сегодня еще есть одно дело в городе, отменить не удастся. Давай договоримся, где и когда встретимся.
– У меня тоже есть дела в городе, так что поедем вместе.
– Какие у тебя дела? Красоту наводить?
– Ну конечно, – улыбнулась Вика. – В моем возрасте этим нельзя пренебрегать. На неделе времени совсем нет.
– Хорошо, я тебя довезу, а ночевать, боюсь, придется в городе. Нельзя же на свадьбе не выпить.
– Нет, я пить не буду. Знаешь, мы ведь не должны торчать там до утра. Уйдем аккуратненько в десять-одиннадцать! Ненавижу свадьбы вообще, а уж к шапочному разбору в особенности. Сплошное свинство.
– Отлично. Значит, ночуем на даче. Туська!
– Что, папа?
– Ты чего такая унылая с утра?
– Ну не все же такие биологически жизнерадостные, как ты, – проворчала дочь. – Я не выспалась.
– Мы в твоем возрасте могли по три ночи не спать, – засмеялась Вика. – Подумаешь, большое дело!
– Когда вы были в моем возрасте, экология была лучше!
– Тебе нужен мужик, вот и вся экология! – отрезала Вика.
Фу, как грубо и даже жестоко, подумал Михаил Петрович.
– Мам, половой акт решает далеко не все проблемы! – невозмутимо ответила Туся.
– Да какие же у тебя проблемы, хотела бы я знать.
Жаль, что Нина Евгеньевна в отъезде, подумал Михаил Петрович, она бы в миг сумела их примирить.
– По-твоему, мама, если у меня родители при бабках, у меня не может быть проблем?
– Так, может, поделишься? Мы не только при бабках, как ты выражаешься, у нас и мозги тоже есть!
– О да, с этим у вас тоже все в порядке, – насмешливо ответила дочь.
Она намекает, что у нас с душой не все в порядке? Надо бы с ней поговорить по-хорошему. Может, ей нужна помощь? Да нет, она бы не постеснялась просить помощи, видимо, Вика права, и ей просто нужен мужик, но все равно нельзя же так прямо об этом заявлять, да еще при мне…
Излишняя прямота жены иной раз его шокировала, хотя он понимал, что Вика безумно любит дочь и ее раздражает, что у Туськи не задалась семейная жизнь. Она считает, что у ее единственного чада все должно быть выше всяких похвал, а вот поди ж ты… И ее это злит.
– Девочки, не ругайтесь!
– Папа, мы не ругаемся, мы обмениваемся любезностями. Ладно, пойду лучше еще посплю, благо выходной! Пока, шнурки!
– Вика, ну нельзя же так, – укоризненно покачал головой Михаил Петрович, когда Туська ушла, – надо же щадить ее чувства!
– Ты о чем? – рассеянно спросила жена.
– Как – о чем? Ты при отце говоришь девочке такие вещи…
– Это насчет того, что ей мужик нужен? – усмехнулась Вика. – Можно подумать, она тринадцатилетняя школьница, причем не нынешняя, а лет пятьдесят назад…
– Все равно. Так нельзя, она же твоя дочь…
– Да не волнуйся, с нее все как с гуся вода. А мужика она найдет, она хорошенькая, и мужа, у нее родители небедные…
– Вика! Откуда столько цинизма?
– Здоровый цинизм вещь хорошая, иначе разве могла бы я всю жизнь спокойно терпеть твое жизнерадостное блядство?
– О господи, что за ерунда!
– Миша, не будем углубляться в тему!
– Так и темы нет, – пожал он плечами. – Ты скоро будешь готова? Мне через полчаса надо выехать.
– Через полчаса буду готова.
– А где Сидор, я что-то его сегодня не видел.
– Шляется где-то.
– Надо ему еду оставить, а то Туська может забыть.
Сидор был огромный сибирский кот тигровой масти с дивными глазами, напоминающими светло-зеленый хрусталь. Хозяева в нем души не чаяли, а сам Сидор больше всех был привязан к Михаилу Петровичу. Он словно знал, что хозяин спас его от неминуемой кастрации.
Когда через полчаса жена вышла из дому, он подумал: интересно, за каким чертом надо наводить марафет, если едешь в салон красоты? А впрочем, в сорок шесть лет, вероятно, это необходимо просто для тонуса. А забавно было бы, если бы она тоже сейчас ехала к любовнику. Дело в том, что сам он собирался к своей давней и верной подруге Наде. Надя тоже относилась к числу его везений. Вот уже восемь лет она верно и преданно любила его, никогда ничего не только не требовала, но даже и не просила, встречала с радостью, провожала без слез и укоров, была в курсе всех его дел, но при этом никогда не задавала лишних вопросов, а вдобавок была еще красива, умна, интеллигентна, с ней о многом можно было поговорить. Но никогда она не клялась ему в любви, не произносила громких слов, а еще превосходно готовила и была очень хороша в постели. Словом, идеальная любовница. Иногда он думал, что вообще-то так не бывает. Первые два года все-таки был настороже, все ждал, где же обнаружится изъян, но изъян не обнаруживался, тогда он расслабился и по-своему полюбил Надю, во всяком случае, она занимала в его жизни немалое место. Хотя за эти годы у него случались мелкие романы, но он всегда возвращался к Наде, в ее уютную квартиру, куда иной раз приползал еле живой от усталости, но выходил неизменно бодрым и довольным. Надя, как и он, умела радоваться жизни. Иногда, правда, он думал о том, что у нее, вероятно, есть еще кто-то, ведь она молодая, всего тридцать три, а ему нечасто удается у нее бывать… И еще – они никогда никуда не ходили вместе. Значит, с кем-то другим она бывает в театрах, на выставках, в ресторанах, наконец. Но они ни разу не столкнулись в общественных местах, и у них не было общих знакомых, лишь однажды, когда он неожиданно приехал к ней с вокзала, без звонка, он застал у нее какую-то подружку, которая немедленно ретировалась при его появлении. Вот и сегодня он решил провести два часа у Надюши, еще вчера предупредил ее и знал, что она встретит его в красивом халатике, сияя, прижмется к нему… На душе сразу сделалось легко.
