Татьяна Устинова - Кредит доверчивости
Кто-то из них почитывал газетку, кто-то разговаривал по мобильному, а кто-то просто глазел в окно на оживленную улицу, но все точно были здесь завсегдатаями, потому что с официантами обращались по-свойски, то и дело кивали кому-то, здороваясь, и называли друг друга по именам.
Наверное, я выглядела в этом чинном курятнике как дикая утка, сбившаяся с курса при перелете на юг: растрепанная, взмокшая от жары — кондиционер в моей «Хонде» отродясь не работал, — а главное, с толстым портфелем, из которого норовила вывалиться кипа бумаг.
Дела в машине я никогда не оставляла, даже если выходила всего на секунду, даже если при этом требовалось выглядеть веселой и беззаботной леди, — портфель с документами всегда находился при мне. Это было железное правило, твердый принцип и мой женский каприз, если хотите. Меня не волновало, что при этом думают обо мне посторонние, но сейчас я почувствовала себя неуютно от многочисленных любопытных взглядов.
Будто планктон толстых портфелей никогда не видел. И деловых женщин…
Я взяла себя в руки, поправила волосы и внимательно огляделась еще раз.
Натки нигде не было.
Она не пила сок, не потягивала кофеек, не глазела в витрину, она просто не пришла, сорвав меня с работы!
Чувствуя, как закипаю от злости, я села за свободный столик, бухнула портфель на стул и набрала Натку, с таким остервенением нажимая кнопки мобильного, что в глазах проходящего мимо официанта мелькнуло беспокойство.
— Что будете заказывать? — остановился он возле меня.
— Пока ничего, — буркнула я, схватила портфель и вышла из кафе, сбросив вызов, потому что в трубке, словно в насмешку, звучали короткие гудки.
Салон в «Хонде» раскалился, как турецкая баня. Я стерла с губ расплывшуюся помаду, сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, и снова набрала сестру. Если опять будет занято, уеду немедленно, и больше никакими мольбами Натке не удастся меня выманить, чтобы поведать, кто и за что ее собрался убить.
Сестра ответила сразу, невинным голосом, будто не трепалась с кем-то секунду назад, находясь на мушке у киллера.
— Ты где?! — заорала я. — Я сбежала с работы, а ты…
— Лен, я в кафе, как и договаривались, — заговорщицким шепотом сказала сестра. — Чего ты кричишь?
— В каком кафе, я только что была там!
— Лен, я сижу за фикусом.
— Что?!
— Зайдешь в кафе, посмотри налево, там фикус, за фикусом — я.
Я сорвалась с места, не забыв портфель, забежала в кафе и, наплевав на многочисленные взгляды, которые из любопытных превратились в откровенно насмешливые, бросилась к здоровенному фикусу в углу.
И замерла.
За уединенным столиком, спиной ко мне, сидела сгорбленная тетка в толстенной вязаной кофте, при одном взгляде на которую в такую жару становилось дурно.
Я развернулась, чтобы уйти, но вдруг услышала жалобное, тихое:
— Ле-ен…
Обернувшись, я узнала Натку, несмотря на темные очки, скрывавшие пол-лица, и непривычную прическу — убранные в тугой узел волосы. Старомодную кофту она надела поверх легкомысленного топика и короткой юбки. Такое смешение стилей делало Натку еще более приметной и запоминающейся, но сестрица, похоже, об этом не подумала.
Я огляделась, прикидывая, куда бы сунуть портфель, наконец поставила его под стол и села напротив Натки.
— Что за маскарад? — раздраженно спросила я.
— Тихо… Говорю же, меня могут убить…
Натка испуганно огляделась по сторонам, хотя из-за фикуса нас никто не мог видеть.
У стола вдруг вырос официант — бесшумно и незаметно, словно соткался из воздуха.
— Что заказывать будем? — спросил он меня с таким видом, будто ожидал, что я опять выбегу из кафе.
— Два двойных эспрессо, — улыбнулась я, даже не заглянув в меню. — Обязательно из смеси зерен эфиопской и никарагуанской арабики средней обжарки и немного робусты.
Сильно озадаченный официант ушел, а Натка, через стол нагнувшись ко мне, зашептала:
— Лен, я понимаю, что веду себя иногда как дурочка, но на этот раз все очень серьезно. Мне действительно угрожает опасность! На меня бандиты наехали.
— Что ты натворила?
— Ничего.
— Тогда почему они наехали? Насколько мне известно, бандиты просто так не наезжают, если только у тебя нет какого-нибудь криминального бизнеса.
— Говорю же, ничего я не натворила! И бизнеса у меня нет, ни криминального, никакого!
— Не тяни кота за хвост, Натка, у меня времени мало. Ты можешь внятно сказать, что от тебя требуют?
— Деньги!
— За что?
Натка нервно сглотнула, взяла со стола какой-то журнал, пролистала его, пряча от меня глаза, и только потом сказала:
— За кредиты. С процентами!
— Ты брала кредиты?! — от возмущения я даже привстала. — И не думаешь их возвращать?!
— Не брала я ничего! — Журнал выпал у Натки из рук, она подняла его и со слезами в голосе выкрикнула: — Не брала! Хоть раз в жизни ты можешь мне поверить?!
Почему-то я ей поверила.
Напялить нелепую кофту в такую жару, соорудить «учительскую» прическу, закрыть лицо очками и спрятаться за фикус Натку могли заставить только чрезвычайные обстоятельства. Я видела, как дрожат ее руки, слышала слезы в голосе — а может, они и на самом деле были под темными очками, эти слезы, — и понимала, что моя взбалмошная, непутевая, легкомысленная сестрица вряд ли способна разыграть такой тонкий спектакль.
Мне вдруг стало очень жаль ее.
Я отобрала у нее журнал, который она терзала наманикюренными пальчиками, и мягко спросила:
— Нат, что ты в последнее время покупала?
— В смысле? — удивленно посмотрела она поверх очков.
— Ну, что-нибудь крупное, не знаю, — плазменный телевизор, «Мерседес», виллу на Багамах…
— Издеваешься? — Из-под очков в кофе закапали слезы. — Из крупного я в последний раз покупала тональный крем «Ланком».
Официант принес кофе — крепкий, ароматный эспрессо, я уж не стала уточнять у него степень прожарки зерен. Наверное, он хотел спросить, не желаем ли мы чего-то еще, но, наткнувшись на мой колючий взгляд, быстро ушел.
— Нат, я к тому, что, может, ты взяла пару кредитиков и просто про них забыла?
— Я так и знала, что ты считаешь меня идиоткой… Я была уверена: ты откажешься мне помогать… — Голос у Натки опять дрогнул, из глаз полились слезы.
— Я разве сказала, что отказываюсь? Просто у тебя память девичья, и ты могла забыть…
— Лена, — в отчаянии перебила меня Ната, — Лена, клянусь! Я в трезвом уме и здравой памяти, или наоборот… Я не брала никаких кредитов!
Ее отчаяние набирало обороты с каждой фразой и в конце концов переросло в крик.
— Тише, тише… я тебе верю, но что тогда происходит?
— Не знаю, не понимаю, — всхлипнула Натка. — Я потому и позвонила тебе! Мне никто больше не сможет помочь! — Натка сняла очки и разрыдалась. — Понимаешь, сначала они звонили, пугали, мол, если кредит с процентами не отдашь, пеняй на себя. Я сказала, что ничего не брала, думала, там разберутся… А вчера… — Натка перешла на прерывистый шепот. — Вчера вечером подкараулили меня у подъезда два лба, громилы бритые. Что, говорят, на халяву денег нахапала и отдавать не хочешь? Я говорю, не брала ничего, а они… Лен, они откуда-то все про меня знают! Все, все… Где живу, где работаю, в какие магазины хожу, какой марки у нас телевизор, а главное… Они меня Сенькой шантажируют! Про ребенка своего, говорят, подумай. Что делать, Лен?!
«Что делать, Лен?» — сама себе задала я вопрос и несколько секунд маленькими глотками пила крепкий кофе, надеясь, что ответ придет сам собой — простой и логичный, как приговор суда.
Странная какая-то история, ей-богу!
Натка, конечно, особа легкомысленная, но не сумасшедшая. Сеньку своего она любит и не сделает ничего, что могло бы навредить сыну.
«Дело отправляется на доследование», — подсказывала интуиция судьи.
«Как всегда, по глупости влипла в историю и даже не поняла», — утверждал опыт старшей сестры.
В любом случае Натку надо спасать.
— У тебя в мобильнике сохранился телефон, с которого звонили?
— Конечно!
Натка достала из сумки мобильник и протянула мне. Я переписала номер, который она показала.
— Что ж, — вздохнула я, — без доблестного Таганцева все равно не обойтись.
А заодно и объяснение будет, зачем я звонила ему с утра и просила помочь…
— Он номер по базе пробьет, да? — всхлипнув, спросила сестра.
— Пробьет. И установит, кто тебе звонил. А ты, Нат, вспоминай пока, кому насолила в последнее время… по мужской части, — я подмигнула ей. — Ты это умеешь.
— Я не солила, — всхлипнула Натка. — Во всяком случае, до такой степени… Лен, я домой боюсь ехать и на работу боюсь, вдруг меня там караулят?
— А Сенька где?
— Сейчас он в детском саду, а начальнику я сказала, что заболела.
