Александра Маринина - Оборванные нити. Том 1
Про «болтушку» Сергей и сам догадался, все-таки работа в реанимации учит намного эффективнее, чем академические занятия в институте. И все-таки, что же случилось с женщиной, из-за чего она поссорилась с мужем и решила уйти из жизни? Пли не решила? А только попугать хотела, да не тот способ выбрала? Мысль его тут же перескочила на Ленку. Никогда и ни из-за чего они не поссорятся так крепко! С Ленкой вообще невозможно поссориться, она мягкая, как плюшевая игрушка, добрая и беззащитная. Ее даже с кошечкой сравнить нельзя — когтей нет. Милая, слабая, пугливая девочка, приехавшая из Ярославля поступать в пединститут и растерявшаяся в огромной, хаотичной и такой непростой Москве. Они вместе уже два года, и Сереге кажется, что Лена — именно та женщина, которая ему нужна. Ленку нужно оберегать, защищать и охранять. И это как раз то, что делает Сepeгy Саблина совершенно счастливым. Нет, невозможно даже представить себе, что какие-то его действия или произнесенные в пылу ссоры слова заставят ее совершить такой чудовищный поступок! Да он просто не позволит себе ничего подобного!
Сергей вернулся в палату, перебросился парой слов со стариком-«инсультником», проверил состояние пожилой женщины, все еще спавшей после операционного наркоза, и подошел к больной, выпившей уксусную кислоту. Красикова. Сергей всегда запоминал имена, отчества и фамилии своих больных на каждом дежурстве. Во-первых, он не терпел безликости в таком тонком и важном деле, как оказание медицинской помощи. А во-вторых, всегда отслеживал по журналу, какие случаи закончились летальным исходом. Ему с самого детства было интересно: отчего можно умереть? Что происходит с человеком, прежде чем наступит конец?
Сняв с молодой женщины простыню, он увидел кровоподтеки — два на шее слева, небольших, очевидно, от пальцев, несколько на груди, еще один — на бедре и множество — на плечах и предплечьях. Ничего себе «с мужем поссорилась»! Такие ссоры называются совсем иначе. Муж явно был в ярости, хватал ее за руки, она вырывалась, а он пытался ее душить. Чем же она так провинилась перед супругом? Изменила, что ли? Или слишком большую сумму на тряпки истратила? Или (Сергей достоверно знал, что и такое бывает) разогнала пьяную компанию и демонстративно вылила водку в унитаз? В любом случае, конфликт был жестоким, и жить после этого Красиковой не хотелось. Но тут же закралась циничная мысль: может, попугать хотела, а заодно и отомстить? Все бабы — истерички.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Красикова, продолжая глядеть на него распахнутыми серыми глазами, полными слез, попыталась пошевелить губами, но смогла издать только невнятный шепот.
— Я буду спрашивать, а вы закрывайте глаза или кивайте, если захотите ответить «да».
Через минуту веки Красиковой опустились в ответ на предложение попить. Однако самостоятельно пить из поильника она не могла. Саблин приподнял одной рукой ее голову над кроватью, чтобы женщина не поперхнулась, и другой рукой поднес носик поильника к ее губам, осторожно тонкой струйкой смачивая засохшие корки и стараясь, чтобы смешанная со специальным стерильным маслом вода попала в запекшийся рот. Было видно, что каждый глоток доставлял ей боль. Затем, выполняя указание дежурного врача, Сергей влил чистое масло через желудочный зонд. Слизистая рта имела темную окраску, язык был сильно увеличен. «Приличный ожог, — подумал он, — наверное, не столовый уксус выпила, а «ледяную» кислоту или эссенцию, раз полость рта так сильно обожжена».
Посмотрев, сколько мочи выделилось через мочевой катетер, и заглянув в лист назначений Красиковой, он понял, что почки начали отказывать. Накануне нужно было сдать мочу на анализ, но мочи не было вообще. На всякий случай Сергей сказал об этом пришедшему с обходом врачу, хотя прекрасно понимал, что тот и сам все видит.
Старик после инсульта и уже проснувшаяся после наркозного сна бабуля с экстренной холецистэктомией особого внимания пока не требовали, и Серега весь сосредоточился на неподвижно лежащей Красиковой, которая по-прежнему не издавала ни звука и не закрывала наполненных слезами глаз. Ему было жалко ее, невыносимо жалко, он даже не мог бы толком объяснить, чем вызвано такое отношение именно к этой молодой женщине. Он старался проводить рядом с ней как можно больше времени, выполняя назначения и просто спрашивая, не нужно ли ей что-нибудь.
То и дело в отделении раздавался звонок из тамбура, оповещавший, что за запертой дверью реанимационно-анестезиологического отделения стоит посетитель, который хочет узнать у лечащего врача о состоянии кого-то из больных, или принесший продукты и лекарства. С питанием в больнице «Скорой помощи» дело обстояло крайне плохо, впрочем, как и с лекарствами, и с оборудованием, и вообще со всем, чем угодно. Специальное зондовое питание готовили из того, что имелось в пищеблоке, и зачастую продукты оказывались недоброкачественными, поэтому врачи просили родных и близких готовить и приносить бульоны, соки, воду и все остальное, что необходимо, включая медикаменты и перевязочные средства. В 1992 году в стране ощущалась тотальная нехватка всего, вплоть до бинтов и ваты. После одного из таких звонков в палату Сергея зашел другой медбрат:
— Серега, можешь выйти? Там по твоей больной мужик рвется.
— По какой? — уточнил Саблин, поскольку женщин в его палате находилось две.
— По Красиковой. Врача требует, жену посмотреть хочет. Врача нет в ординаторской, так хоть ты выйди, поговори с ним, а то он совершенно бешеный, того и гляди всю больницу разнесет.
«Ну да, — с горечью подумал Сергей, — по кровоподтекам на теле его жены можно примерно представить себе, какой он бешеный».
За дверью, в коридоре к нему бросился здоровенный небритый мужчина с искаженным тревогой и злостью лицом.
— Вы врач? Почему меня не пускают к моей жене?! Немедленно пропустите меня к ней, я должен увидеть ее.
Набрав в грудь побольше воздуха, чтобы не дать волю раздражению, Саблин, стараясь говорить спокойно, объяснил, наверное, в тысячный раз за время своей работы в отделении, что реанимация — стерильная зона, и посещения больных родственниками категорически запрещены, и что всю информацию о состоянии больных имеет право давать только врач, а никак не медбрат, каковым он и является.
— Я вам не верю! — орал во весь голос муж Красиковой. — Вы что-то от меня скрываете! Мне сказали, что она в тяжелом состоянии! Она что, умерла?
Он попытался схватить Сергея за лацканы халата, но Саблин, занимавшийся в юности боксом, достаточно ловко увернулся и перехватил кисть разъяренного мужчины.
— Успокойтесь, пожалуйста, с вашей женой все в порядке, она сейчас находится под «системой», врачи постоянно наблюдают за ее состоянием. Она жива.
— Я хочу увидеть ее своими глазами! — продолжал настаивать Красиков, будто не слышал ни слова из Серегиных предыдущих объяснений. — Вы не имеете права не пускать меня к жене!
— Я вам повторяю: у нас стерильная зона.
Взгляд мужчины с подозрением остановился на халате Саблина. Да, вид халата как-то не очень соответствовал заявленным лозунгам о стерильности: на белоснежной еще утром ткани и на штанах остались бурые и желтые пятна после опорожнения дренажных флаконов, да еще несколько мелких кровяных пятен, попавших на халат, когда Серега ставил старику утреннюю капельницу.
Внезапно лицо Красикова резко изменилось, из агрессивного и яростного превратившись в жалобное и умоляющее.
— Я вас прошу, я вас очень прошу… Я должен увидеть ее… Я должен поговорить с ней, попросить у нее прощения… Я так виноват перед ней, так виноват… Ну пожалуйста, пропустите меня!
Саблин отрицательно покачал головой.
— Я вас пустить не могу, — твердо произнес он. — Все только на усмотрение доктора, эти решения принимает он, а не я. Как он скажет — так и будет.
— Где доктор?! — Красиков снова начал возмущенно вопить, от жалобного и просительного выражения не осталось и следа. — Позовите его сюда немедленно!
— Доктора пока нет. Подождите.
— Почему доктора нет?! Где он шляется?! А если моей жене станет плохо?! А если она умрет без медицинской помощи, пока ваш гребаный доктор где-то прохлаждается?!
«Ты бы лучше подумал о том, что твоей жене плохо и больно, когда бил ее, хватал и душил, — с неожиданной злобой подумал Саблин, хотя в принципе к родственникам больных всегда относился с сочувствием и пониманием и никогда не выходил из себя, с какими бы странными и неуместными просьбами и вопросами к нему ни обращались. — Тоже мне, защитник прав пациентов!»
Он развернулся и скрылся за дверью отделения. Зайдя в палату, сразу подошел к Красиковой.
— Там ваш муж пришел, — негромко произнес он. — Хочет вас видеть. Вы как? Хотите, чтобы его пропустили? Это, конечно, запрещено, но иногда врачи разрешают.
