Аласдер Грей - Поближе к машинисту

— Кто вы такой, скажите на милость? — спрашивает старик; учительница говорит:

— Вы машинист — я узнала вас по голосу.

— Угадали! Так что, сами видите, я не прохлаждаюсь в лондонском клубе, я здесь, среди вас. Я, можно сказать, один из вас. Могу я к вам подсесть на минутку?

Машинист вынимает из кармана крохотную складную табуреточку с матерчатым сиденьем, ставит ее в проход и садится лицом к пассажирам. Хотя его подбородок уперся в угловатые колени, он вовсе не выглядит смешным. Его обаяние подействовало почти на всех.

— Я чувствую себя в полной безопасности, — шепчет миссис Друг.

— Не гляди таким волком, папа, как тебе не стыдно, — упрекает отца Мириам; мистер Друг говорит:

— Прошу извинения, сэр, я в свое время не очень лестно отзывался о Британской железнодорожной компании… («Еще бы», — добродушно вставляет машинист), но я никогда не сомневался в том, что наши поезда самые безопасные в мире и что нашим машинистам нет равных — только бы профсоюзы перестали соблазнять их несбыточными обещаниями.

— Благодарю вас, — говорит машинист.

— Я замечаю, что вождение поездов за последние годы изменилось, — громко и раздельно произносит учительница.

— Извините меня, мадам, — отвечает машинист, — я охотно разъясню вам все, что вызывает вопросы, но сначала разрешите… разрешите… — вдруг он смущается, краснеет, в его облике проступает что-то мальчишеское. — Поймите, ведь не каждый день доводится видеть Джона Галифакса!

— Кхе! — Старик смотрит на него во все глаза.

— Вы действительно Джон Галифакс, последний из паровозных могикан? Который скинул целых три минуты на трассе Донлон — Глайк во время большой гонки между Центральной и Северо-Восточной компаниями в тридцать четвертом году?

— Неужто слыхали? — изумленно бормочет старик.

— Вы — живая легенда в железнодорожных кругах, мистер Галифакс.

— А как вы узнали, что я тут еду?

— А-а! — игриво восклицает машинист. — Есть вещи, которые мне не полагается раскрывать пассажирам, но шут с ними, с правилами. Железнодорожные кассиры — не такие дегенераты, как многие думают. Они держат меня в курсе. Я воспользовался детской шалостью как поводом для знакомства, вот я и здесь!

— Понятно! — шепчет старик, осклабясь и задумчиво кивая.

— Ради бога, не сердитесь, но мне необходимо задать вам очень личный вопрос, — говорит машинист. — Это касается последней большой гонки. Помните, как вы неслись на «Огнедышащем драконе» вверх на «Чертову почку», и вам оставалось всего три минуты, чтоб добраться до вершины, иначе проигрыш?

— Как не помнить!

— Ради чего во время этой героической езды вы выложились до предела, отдали все телесные и душевные силы до последней капли — неужели только ради рекламы пресловутой Центральной железнодорожной компании?

— Нет, не только ради этого.

— Так ради чего же? Я уверен, что не ради денег.

— Я сделал это ради пара, — помолчав, говорит старик. — Ради британского пара.

— Я знал, что получу именно такой ответ! — восторженно восклицает машинист, и тут вступает мистер Друг:

— Простите, могу я вставить слово? Думаю, вам ясно, что мы с мистером Галифаксом шагаем, как говорится, не в ногу. Он выступает левой, я правой; но сейчас я вдруг понял, что мы — неотъемлемые части единого тела. Капитан Роджерс открыл мне на это глаза. Мистер Галифакс, я не подлиза. Предлагая вам руку, я просто хочу выразить вам как человеку свое уважение. Мне не за что извиняться. Тем не менее вот… моя… рука. Вы не против?..

Перегнувшись через проход, он протягивает ладонь.

— Чего ж не поручкаться! — говорит старый кочегар, и они обмениваются сердечным рукопожатием. И вот уже все трое мужчин от души смеются, миссис Друг радостно улыбается, Патси прыгает на сиденье, как мячик. Но вдруг строгим голосом, словно унимая расшалившийся класс, учительница произносит:

— Может быть, капитан Роджерс теперь объяснит нам, почему он покинул свое место у двигателя?

Все пассажиры смотрят на машиниста; тот разводит руками и говорит:

— Боюсь, мадам, что вместе с паром ушла в прошлое и вся романтика вождения поездов. Современный двигатель (мы называем его ходовым устройством) требует моего внимания лишь эпизодически. Наша скорость и местоположение сейчас отслеживаются из центра управления в Сток-он-Тренте. Это абсолютно надежная система. На нее перешла вся Европа. И Америка тоже.

— Но в Америке на прошлой неделе произошла страшная авария…

— Да, мадам, — вследствие сбоя в центральном банке данных в Детройте. Эти крупные континентальные системы страдают излишней централизацией. Но наше британское отделение работает достаточно автономно, чтобы исключить подобные неприятности. Так что действительно, хоть я и не потягиваю коньяк в лондонском клубе (кстати, я вообще не пью — врач не велит!), я больше похож на завсегдатая баров с Пиккадилли, чем на легендарного Джона Галифакса. Мои главные задачи — контролировать цены в буфете и успокаивать ссорящихся пассажиров. А это, знаете, не всегда получается.

— По-моему, у вас получается превосходно! — говорит миссис Друг с воодушевлением.

— Верно, верно! — поддакивает ее муж.

— С пассажирами вы, безусловно, умеете обходиться, — признает учительница.

— Я сперва вас за дурачка принял, но теперь вижу, что ошибся, — говорит старик.

— Спасибо, Джон, — растроганно произносит машинист. — При всем моем почтении к другим пассажирам ваше мнение мне важно прежде всего.

Раздается мелодичный сигнал, после чего звучит ровный дружелюбный голос:

— Добрый день, добрые люди, для беспокойства нет никаких причин. Говорит ваш машинист капитан Роджерс. Имеется сообщение для капитана Роджерса. Ему следует пройти в ходовой отсек. Пройти в ходовой отсек. Благодарю за внимание.

— Заранее записано — понимающе говорит старый кочегар.

— Конечно, — произносит машинист, который уже встал, сложил табуреточку и сунул ее в карман. — Если поступает сообщение из центра, а в ходовом отсеке никого нет, тогда автоматически запускается это объявление. Так что прошу извинить — служба! Увы, мне надо идти в кабину. Скорее всего новая биржевая сводка, черт бы ее драл, и придется опять повышать цену на чай. Может, все же не придется. До свидания, Джон.

— До свидания, мм…

— Феликс. До свидания, добрые люди.

Он уходит, оставляя всех, за малым исключением, в размягченном и общительном настроении.

— Какой милый человек! — восклицает миссис Друг, и Мириам с ней соглашается. Миссис Друг продолжает:

— Сам все знает и с другими охотно делится. Но учительница говорит:

— Картина, которую он нарисовал, спокойствия не внушает. Поезд никем не управляется.

— Глупости! — кричит мистер Друг. — Чем только… чем только наш поезд не управляется — компьютерами, банками данных, кремниевыми чипами, все это мигает у них и тикает там, в центре управления, в Стоктон-он-Тисе.

— В Сток-он-Тренте, — бормочет его жена.

— Помолчи, мой друг, город не имеет значения.

— И все-таки, — настаивает учительница. — Мне неуютно, когда мой поезд управляется машинами, расположенными невесть где. А вам, мистер Галифакс? Помолчав, старый кочегар неуверенно отвечает:

— Тоже было бы неуютно, когда б я не видел машиниста. Он вроде парень знающий. Не будь он за все спокоен, не стал бы, наверно, так разгуливать.

— Мадам, — говорит мистер Друг. — Когда поезд ведет машина в Сток-Ньюингтоне — это намного, намного безопаснее. Никакой вооруженный мерзавец не остановит наш поезд и не направит его в глухой тупик, чтобы, взяв нас в заложники, шантажировать правительство.

На какое-то время воцаряется тишина, потом учительница решительно произносит:

— Вы оба совершенно правы. Я чувствую себя невероятной дурой.

Вновь мелодичный сигнал, и вновь они слышат обволакивающий голос:

— Говорит ваш машинист капитан Роджерс. Мы движемся мимо залива Уош со скоростью двести шестьдесят один километр в час, вентиляционная система «квантум-кортексин» поддерживает температуру воздуха на уровне температуры человеческой кожи. До сих пор поездка проходила совершенно гладко, но теперь я с искренним сожалением должен объявить о предполагаемой задержке с прибытием. Вследствие сбоя в нашем центральном банке данных «Водолей 1999» из Донлона в Глагоз направлен по тому же пути, что и «Водолей 1999» из Глагоза в Донлон. Столкновение должно произойти ровно через восемь минут тринадцать секунд… — короткий вскрик, в котором участвуют все пассажиры, хотя никто не слышит собственного голоса, — в восьми с половиной километрах к югу от Бирчестера. Но нет абсолютно никаких причин для беспокойства. Наши специалисты в Сток-Поджесе делают все для того, чтобы перепрограммировать главный компьютер, и, возможно, им удастся предотвратить столкновение. Между тем у нас имеется достаточный запас времени, чтобы принять меры предосторожности, о которых я сейчас скажу, — прошу внимания. Под ручками сидений вы можете нащупать небольшие металлические выступы. Это концы ваших ремней безопасности. Выдерните ремни и пристегнитесь. Это все, что вам надлежит сделать. Противопожарная система действует безотказно; незадолго до столкновения окна будут закрыты стальными ставнями, чтобы предотвратить порезы осколками. В настоящий момент по всей Англии к месту столкновения спешат тележурналисты и машины «скорой помощи», и Британская железнодорожная компания возьмет на себя расходы на медицинскую помощь малоимущим пассажирам. Нет нужды говорить, как сожалею о возможных неудобствах я лично, но мы с вами в одинаковом положении, и я взываю к духу Дюнкерка… — старый кочегар свирепо рычит, — к той способности сохранять самообладание в тяжелую минуту, что прославила нас по всему земному шару. Пассажиры, находящиеся поблизости от ходового отсека, не должны пытаться перейти в хвост поезда. Звук, который вы слышите, — раздается свистящий шелест и глухой толчок, — произвели двери между вагонами, которые я закрыл, чтобы предотвратить давку. Повторяю, нет никаких причин для беспокойства. Столкновение не может произойти раньше чем через… мм… семь минут три секунды, и у меня хватит времени, чтобы с моим личным ключом пройти по вагонам и удостовериться в соблюдении мер предосторожности. Я говорю вам не «прощайте», а «до свидания». И пристегните ремни! Голос умолкает; после щелчка раздается бодрая музыка в ритме военного марша, но не настолько громкая, чтобы мешать пассажирам переговариваться.