Леонард Терновский - Касьянов год (Ландыши)

Доставая сигареты из костюма, висевшего на спинке стула, Костя уронил на пол какую-то белую трубочку.

— Что это?

Костя смутился. — Ингалятор. Мне посоветовал им пользоваться знакомый врач. Он говорит, что у меня астма.

— И давно?

— Первый приступ случился с неделю назад, помнишь, когда с тобой беседовали в КГБ, а потом я к тебе заезжал. Через три дня он чуть не повторился, но тогда со мной уже был мой «Алупент». Я подышал лечебной смесью из этой прыскалки, и все прошло без следа. Правда, Игорь меня предупредил, что весной, когда все цветет, астма часто обостряется.

— Лечись и не хворай. Ты мне тоже очень нужен. А Софью Андревну смотрел на днях хороший врач. Он и раньше бывал у нее, а в этот раз явился с цветами. Нашел у нее тяжелую стенокардию, давление. Советовал лечь к нему в клинику, но она пока что отказалась. Прописал ей импортное лекарство — сустак. Его сейчас не достать, так он дал этот сустак из своих запасов. И денег не взял.

— А как зовут этого доктора?

— Игорь Александрович.

— Ну, конечно, это он! Я сразу так подумал. Мы с ним приятели еще со школы.

Сквозь приоткрытое окно повеяло утренней прохладой. Ветерок шевельнул занавеску.

— Смотри, уже светает! Можно погасить ночник, — сказала Ната.

Наступило лето, и хотя моросил дождик, было совершенно тепло.

— Ты поможешь мне с покупками? — спросила по телефону Наташа. — Тогда через полчаса встречаемся возле вестибюля «Арбатской».

Когда Костя вышел из метро, дождь кончился. — Софья Андревна попросила меня купить продукты к столу, — пояснила Ната. — Дала список и деньги. У нее сегодня будет народ, а сама она с трудом выбирается из дому. Мы пойдем сейчас в Новоарбатский гастроном. Что у меня в списке?

— Так. Печенье, сыр, колбаса, батон белого, молотый кофе. Кекс «Столичный». Творожные сырки, ряженка. Еще, если будут, двадцать пачек папирос с фильтром. Софья Андревна перешла на них, когда врачи стали настаивать, чтобы она бросила курить. А до того она по старинке курила «Беломор». Современными сигаретами, говорит, не накуривается.

С нагруженными сумками они позвонили в дверь второго этажа. Им открыла какая-то соседка, и они прошли в комнаты. Костя поздоровался с хозяйкой, Наташа расцеловалась с ней.

— Спасибо. А мои гости еще не собрались. Присаживайтесь, — сказала Софья Андреевна. Она со вздохом смешала разложенные по столу карты. — Что делать? Опять мой пасьянс не вышел.

Костя огляделся. Большая комната с очень высоким потолком и окнами фонарем, несколько репродукций по стенам. Стеллаж с книгами. На столике у окна машинка «Ундервуд», какие выпускали еще до революции. Выгороженная дощатой стенкой комнатка поменьше.

— Здесь целый этаж занимала квартира какого-то чиновника. Квартиру поделили, и эта ее часть досталась мне.

Софья Андреевна задымила папиросой, Костя достал свою «Яву». Наташа встала: — Пойду на кухню, наварю картошки. Ваш столик там, помнится, первый справа?

— Наточка мне о Вас много говорила, — сказала Софья Андреевна. — Вам повезло, она чудесная девушка. Самоотверженная и отважная. Только берегите ее.

— Постараюсь. Но ведь в наше время и со мной может стрястись что угодно.

— Надеюсь, что история с фельетоном благополучно закончилась, — сказала Софья Андреевна. — Вы ведь до сих пор никаких обращений, писем не подписывали?

— Мне порой стыдно за свою трусость. — Костя закурил еще сигарету.

— Не терзайтесь. Каждый делает то, что может, к чему у него лежит душа. Наточка посылает посылки политическим, иногда навещает ссыльных, помогает нам. А разные протесты, обращения… не переживайте и не подписывайте их. До тех пор, пока не почувствуете, что если не подписать письмо — начнется порча души. А уж тогда решайте сами.

Помолчали. Сигаретный дым поднимался к потолку, струясь между разноцветными рыбками, покачивающимися под люстрой на невидимых ниточках.

— А если меня все-таки начнут таскать на допросы?

— Раз уж Вы связались с нашей опасной компанией, то вот мой совет. Держитесь спокойно, с достоинством. Никогда не позволяйте на себя кричать. Подумайте заранее, о чем Вас могут спросить. Мы сильны уверенностью в своей правоте, в том, что мы не делаем ничего противозаконного. Там, где можно ответить правду, — отвечайте правду.

— Всю, как на духу?

— Нашу правду они расценивают как клевету, наши открытые выступления — как преступления. Можно ли рисковать судьбой друзей? Поэтому многие правозащитники впрямую отказываются отвечать на вопросы, касающиеся других.

— Но ведь какую-то забранную у меня, к примеру, книгу, бумагу я мог просто случайно найти.

— Иногда такое может сойти, — по мелочи. Но лучше не рассказывать следователю фантастических историй. Мол, неизвестный забыл на вокзале «дипломат», в котором был разный самиздат или «Архипелаг» Солженицына, а я этот чемоданчик случайно нашел. Следователь — профессионал, он постарается доказать что самиздат напечатан на машинке Вашего хорошего знакомого, что с этим «дипломатом» Вы ходите уже несколько лет, или что в указанное время Вы вообще не могли быть на вокзале. А быть уличенным во лжи неприятно и унизительно.

— Картошка готова, — заглянув в дверь, сказала Ната.

— Тогда посидите с нами. Может быть, попьем чаю? У меня сегодня будет собрание наших «хельсинкцев». Но если хотите, вы оба можете остаться. Мы ведь не подпольщики, секретов у нас нет. Хотя «топтуны» под окном наверняка будут.

Наташа поставила на стол чайные чашки. И как раз в это время послышался звонок, и в комнату вошла маленькая седая женщина. — Здравствуйте, Розочка, — сказала Софья Андреевна. — Вы у нас сегодня первая ласточка. С Наташей Вы знакомы. А это Костя.

Не успели они усесться за стол, как раздался новый звонок. И почти сразу же — еще один. — Кажется, гость пошел валом, — отметила хозяйка.

В дверях показались еще одна невысокая женщина средних лет вместе с мужчиной с широким добрым лицом и отечными мешками под глазами. — Это Николай, врач-фармацевт и поэт, — шепнула Наташа. — И Ксения, его знакомая. А следом зашел Натан Наумович, профессор, физик и математик.

— Слушай, не лучше ли мне смотаться? — спросил Костя. — Неудобно, я ведь почти никого тут не знаю.

— А кто же тогда проводит меня вечером до дома? Впрочем, поступай, как хочешь.

— Рассаживайтесь, друзья, — сказала Софья Андреевна. — Наташа, налейте гостям чаю. Не станем дожидаться остальных. Ну, что у нас сегодня?

Все расселись за столом, попивая чай с печеньем и с принесенными кем-то пирожками. Костя примостился в уголке комнаты.

Роза достала из сумки несколько листов с отпечатанным на машинке текстом: — В прошлый раз мы говорили про обыски у редакторов самиздатского журнала «Поиски», я составила письмо в их защиту.

— Роза — геолог, сейчас уже на пенсии, — наклонившись над Костиным ухом, шепнула Наташа.

— А я, — сказал Николай, — написал «Приглашение к диалогу», обращение к властям с призывом вступить в разговор с инакомыслящими. А не только бездумно, без разбору карать их. Может быть, кто-нибудь тоже согласится присоединиться к моему письму.

— Сколько уже было подобных приглашений, — фыркнула Роза.

Оба машинописных текста передавали за столом по кругу. Взяв листочки, Наташа протянула их Косте. Они вышли в смежную комнатку.

— Никого из редакторов «Поисков» я не знаю, — сказал он, прочитав письма. — И о самом журнале в первый раз слышу. А вот «Приглашение» мне очень понравилось.

— Мне тоже, — ответила Ната.

— Его я готов подписать, текст хорошо написан. Спокойный тон, четкая мотивировка. И здравые предложения. Постепенное введение гласности, создание специального издания для диалога оппозиции с властями. Амнистия для политических, прекращение работы «глушилок».

Они вернулись в гостиную.

— Я Вашего письма подписывать не стану, — объявила Николаю Роза. — Надо не покорно просить, не смиренно приглашать к диалогу, а требовать. Прекращения гонений за мысль и слово. Освобождения всех узников совести. И наказания виновных в беззакониях.

— Так ведь я предлагаю не документ от имени нашей группы, — пояснил Николай. — Не нравится, — не подписывайте.

— Над текстом Обращения стоит поработать, — сказал молчавший до тех пор Натан Наумович.

— А мне письмо понравилось, — сказала Софья Андреевна. — Я его подпишу. Не как член группы, а как частное лицо.

В это время в дверях показалась немолодая, но модно одетая женщина с худощавым лицом, в очках. — Здравствуйте, Люся, — приветствовала ее хозяйка. — А мы уже подумали, что Вы не сможете приехать. Как Ваше здоровье?

— Меня должен был отвести сюда Эдик. У него сначала никак не заводился «Москвич». Кстати, под Вашими окнами уже стоит «наружка», целых две «Волги». Чувствую я себя неважно, давление скачет и временами жмет сердце. А от Андрея всем привет.