Василий Логинов - Бублики-нолики
Иван Гаврилович услышал, как утвердительно хмыкнул тощий и пронзительно заскрипел медленно поворачиваемый вентиль. Из гигантской воронки над чашей упала тяжелая капля, ватный поцелуй влаги Зализняк ощутил короткостриженной макушкой. Его рука с бубликом поднялась и опустилась, соприкоснувшись с зеркалом жидкости в чаше, — распаренную руку обожгло холодом. Он дернулся, но девка не отпускала. Потом Зализняк увидел свою руку с надкушенным бубликом уже в глубине, над правым верхним углом банкноты, где размещались единица и два нуля. Железная хватка на затылке немного ослабла, вторая тяжелая капля шлепнулась на его перегретую голову, и он подвел бублик вплотную к цифрам. Бублик раздвоился и своим дублем разместился рядом с последним нулем. Пейзаж на картине начал меняться: исчезли трубы на зданиях, серпообразные фонари выпрямились, деревья уменьшились, а на боковых пристройках появился третий ряд окон.
— Молодец, Ванья! Ты хароший мужчин, давать повторять, — острые пластинки девкиных ногтей опять вонзились в загривок.
Пронзительно заскрипел ржавый вентиль, еще одна капля ткнулась в макушку, и Иван Гаврилович Зализняк снова начал прилаживать бублик к последнему нулю…
6— Это похоже на ручку от шомпола, — Алеша схватил кольцо, — почему здесь шомпол торчит? Слышь, давай дернем, а?
— Э-э, ты, Леха, осторожней, а то ненароком порвешь бандероль. Потом объяснительных не оберешься. — Равиль дотронулся до рукава куртки напарника. — И вообще, раз наш Зализняк улизнул, а сумки на месте, все-таки надо бы сообщить дежурному.
Но Алеша уже потянул за кольцо, и на свет появился зелено-серый листик бумаги, туго накрученный на тонкий штырь. Равиль взял штырь у Алеши, развернул бумажку на ладони и, придерживая пальцами края, стал ее рассматривать. Она была размером с долларовую банкноту, только вместо Франклина на портрете был изображен директор булочной Бизин.
— Ну, ни фига себе! Откуда здесь этот мордастый пекарь взялся? — Равиль перевернул банкноту другой стороной.
Общий план, стилистика и композиция рисунка на купюре не отличались от стандартного клише стодолларового билета, но в каждом из углов почему-то стояла единица с четырьмя нулями. И здание, изображенное на банкноте, было другое, но хорошо знакомое Равилю и Алеше. Однако не его вид вызывал удивленное аханье напарников, а фигурка на переднем плане картинки. Перед зданием, между двумя березками (их-то не спутаешь ни с чем), стоял человек в черных-пречерных галошах.
7Конечно, Ивана Гавриловича не радовало такое с ним обращение наглой серо-зеленой парочки. Конечно, в других обстоятельствах, он бы уже давно показал и паукообразному дистрофику, и особенно его костлявой подруге-вобле, что не зря посещал курсы самообороны. Но необъяснимый конфуз с пистолетом озадачил его, да и вообще вся здешняя обстановка действовала угнетающе. А кроме того, при входе в помещение он снова почувствовал приливы противного густеющего зеленого портвейна. Вязкая жидкость заполнила руки и ноги Зализняка, словно те были пустыми сосудами, а не ценными частями его тела, и застыла, превратившись в желе. Он выполнил все дурацкие девкины команды, только под конец странных манипуляций с бубликом и деньгами закрыл глаза, подумав: «А хрен с ними! Пусть будет, что будет. Лишь бы выбраться отсюда живым…»
— А теперь пойти вон, одноразовый-Ваньюшка, мы теперь должен почистить перышки и собрать вещички, впереди у нас новый жизнь в новый стран. — Девка наконец-то ослабила хватку, и тут же Иван Гаврилович получил хлесткий удар по почкам, отчего разом перехватило дыхание, и он повалился на пол. Зализняка подхватили за ноги и быстро куда-то потащили.
Скрипнула открываемая дверь, и после мига полета, Иван Гаврилович опять почувствовал удар. Это был удар его собственного тела о землю. Нос Зализняка уткнулся в какие-то шершавые комочки, и, пока уходила боль из поясницы и прочищалась голова, он нюхал их терпкий, густой, чуть масляный запах.
Некоторое время спустя Иван Гаврилович гулко чихнул, причем ему показалось, что звук чиха остался и завис в здешней атмосфере ровным жужжанием. Он открыл глаза и с удивлением отметил, что стало значительно светлей. Вместо древних газовых фонарей стояли большие Г-образные штанги с галогеновыми лампами, вместо не до конца понятых им деревьев росли чуть прикрытые желтой осенней листвой березки, вокруг которых мерным гудом жужжали полчища зеленых мясных мух.
Перед Иваном Гавриловичем Зализняком между новыми фонарями и деревьями, сверкая золотом часов и лениво трепеща трехцветным флагом на верхней надстройке, дробясь множественным пунктиром окон-амбразур по многоэтажному фасаду и словно высовывая широкий гранитный язык каскада лестниц, стоял российский Белый дом.
8— Ах ты, шайтан! Ведь этот мужик точь-в-точь наш Гаврилыч! — Равиль продолжал крутить в руках бумажку. — Что ж это за купюра такая, блин? Может, Модест Бизин в подвале булочной типографию оборудовал? Может, он там деньги со своим портретом печатает? С понтом американский президент.
— Да-а, гаврилычевы галоши. — Алеша взял у водителя разглаженную в руках купюру и стал медленно водить шомполом по поверхности бумаги. Странный билет, словно почувствовав родное, начал опять скручиваться краями. — Слышь, Равиль, я понял, понял! Он же хотел с помощью этой штуковины баксы из сумки спереть! И как ловко придумал: воткнул, накрутил осторожненько, дернул, и готово. Гляди-ка…
Алеша приладил острие шомпола между глаз на портрете Бизина, туда, где в купюре была еле заметная дырочка. Равиль только успел открыть рот, чтобы предостеречь напарника от опрометчивых действий, но было поздно — Алеша повернул кольцо…
Когда серо-зеленая пелена, вдруг возникшая перед глазами, рассеялась, Алеша ощутил странную сухость во рту, услышал, как клацают его собственные зубы, и увидел прямо перед собой щекастое лицо Ивана Гавриловича Зализняка, который обеими руками тряс его за плечи и, стараясь перекричать мерное жужжание, раздававшееся со всех сторон, орал что-то непонятное.
9Равиль вдруг осознал, что несколько секунд не выдыхает. Он с шумом выпустил воздух, вытер со лба мелкие капельки пота и присел на корточки. Мало того, что старший инкассатор слинял во время смены, теперь еще и сборщик с резким хлопком исчез у него на глазах. Лишь странная купюра, нанизанная на шомпол, осталась лежать на металлическом полу между двумя брезентовыми мешками.
Водитель инкассаторского «форда» сунул руку в карман, достал пачку «примы» и спички. Закурив, Равиль не стал выбрасывать использованную полуобгоревшую спичку, а осторожно дотронулся ею до опасной купюры. Ничего не произошло. Тогда он достал еще одну спичку и, орудуя двумя деревянными палочками, как пинцетом, аккуратно развернул туго скрученный бумажный листок.
Опять на свет появилось изображение директора булочной. Но теперь он подмигивал левым глазом и показывал длинный неприятный зеленый язык.
— Ах ты, сволочь! Еще и рожи мне корчить! — Равиль чиркнул спичкой о коробок и поднес огонь к углу купюры.
10— … я сюда попал? Как ты сюда попал? Как мы…
Алеша вдруг начал понимать смысл чуть глуховатых гортанных звуков, которые издавал Гаврилыч.
— А ты сам, падла, куда из машины подевался? — перебил он бесконечно повторяющиеся вопросы. — Мы с Равилем совсем одурели, пока думали, где тебя искать?
— Как куда? — Зализняк осекся и перестал хрипеть и брызгать слюной. — Туда же, куда и ты, Леха. Оглянись, парень.
Посмотрев вокруг, Алеша с удивлением отметил, что сидит не в броневичке, а на улице, причем не где-нибудь, а на лестнице спиной к самому Белому дому. Знакомые контуры здания покрывала редкая серо-зеленая пелена, впрочем, и сам Зализняк, стоявший в своих галошах перед Алешей, был какой-то ненастоящий, плоский, словно обсыпанный зеленой пудрой.
— Слышь, Гаврилыч, объясни спокойно, в чем дело? Чего тут происходит?
— Чего-чего! А то, что накостыляли мне по первое число!
— Кто?
— Мужик тощий, и с ним девка одна. Зеленые. Сначала приставили нож к горлу, видать замочить хотели, а потом в дом завели. Только не этот, — Зализняк махнул в сторону Белого дома, — а в другой, ну, тот, который на стодолларовой купюре нарисован, и заставили бублик в какую-то дурную машину совать. Это, говорят, не бублик, мол, а суперноль, который поможет нам в твоей стране жить припеваючи. Идиоты! А потом из этой машины десятитысячные купюры посыпались, а потом они, сволочи, мне почки отшибли, и… — Зализняк, который по мере рассказа говорил громче и громче, вдруг замолчал, словно поперхнулся.
Алеша, до того внимательно слушавший рассказ товарища по несчастью, повернулся назад, куда, не мигая, смотрел Гаврилыч. Контур Белого дома стал четче, поскольку за ним выросла огромная сплошная стена оранжевого пламени. С огромной скоростью она двигалась прямо на инкассаторов и громко жужжала, словно миллион откормленных мясных мух. Огонь быстро охватывал все: флаг на крыше, само здание, деревья и гранитную лестницу.
