Леонид Жуховицкий - Колькин ключ
Две другие девушки хозяйничали — мыли картошку, резали хлеб и колбасу на бутерброды. Кто-то у реки шумно споласкивал ведро. Кто-то хрустел сушняком в кустарнике.
А возле кострища на самодельной лавочке недавний знакомец — тощенький, с белесыми волосенками парнишка — решал личную проблему: пытался пристроиться к мясистой девчонке, толстощекой, с неприступно поджатыми губами. Уже по просительной интонации ясно было, что малому не светит.
— Свободно? — спросил он, хотя уже сидел рядом с ней.
— А тебе какое дело?
— Да нет, если ты думаешь…
— Не думаю и думать не собираюсь, — с достоинством ответила девчонка и еще больше надулась.
Кубышка, подумал Антоныч, с какой стороны ни глянь, кубышка, а ведь тоже кому-то нужна.
Он сел на край лавки, сел удобно, нога на ногу, под локоть приспособив рюкзачок. Ему тут понравилось. Понравилась и деловая компания, и груда хвороста, ждущая спички, и картошка, ждущая золы, и растущая горка бутербродов. Хорошее место Колькин ключ!
Те двое заметили рядом незнакомого человека. Белесый парнишка при свидетеле вовсе замолчал.
Антоныч спросил, подмигнув:
— Нарушил компанию?
Кубышка смерила его взглядом:
— А у нас, к вашему сведению, никакой компании нет. К вашему сведению, просто сидим на лавочке.
— Ну-ну, — сказал Антоныч. Потом обратился к белесому пареньку: — Видишь, вот и пришел на ваш костер.
— И правильно! — одобрил тот с преувеличенным воодушевлением: после жалкого разговора с кубышкой ему было приятно хоть что-нибудь произнести решительным тоном.
— По этому случаю не худо бы познакомиться, — сказал Антоныч, — а? Как твое мнение?
— Тут почти все наши, — зачем-то объяснил белесый. — Вот эти вот, у костра, — Олег и Даша. С бутербродами — Раиса. Я — Павлик. А она, — он кивнул на кубышку, — Маша.
— Ну, раз она Маша, — сказал Антоныч, — то и я Коля.
— А отчество? — процедила Кубышка, презрительным тоном отодвигая непрошеного знакомца на положенное его возрасту отдаленное место,
Коля миролюбиво развел руками:
— А отчества в данный момент нет.
— Куда же оно девалось?
Он посмотрел на ее надутую физиономию и позволил себе малость поразвлечься:
— Куда все девалось, туда и отчество. Без него жить легче — вроде еще молодой, все впереди. А то копишь всю жизнь — отчество, деньги, чины, вещички, репутацию, а накопил — глядишь, уже на столе и руки крестом. Без отчества спокойней.
Парень с ведром воды вернулся от реки. Девушки наделали бутербродов. Одна из них крикнула костровому:
— Ну, скоро ты там?
Голос был громкий, начальственный.
— Перебьешься, — ответил парень, возившийся с костром.
Коля негромко посоветовал:
— Шалашик повыше сделай. И к ветру повернись спиной.
Тот, не оборачиваясь, спросил:
— Еще указания будут?
Девушка в вельветовых джинсиках сказала:
— Олег, не заводись. Человек говорит, значит, знает. Ей парень не ответил. Насвистывая демонстративно и зло, он снял куртку и стал махать ею, раздувая пламя. На этот раз прутики взялись, костер, хоть и медленно, разгорался.
Коля спросил белесого Павлика:
— Земляки, что ли?
Тот кивнул:
— Ага. Мы вот трое — я, Даша и Олег. Еще подойдут. Каждый четверг тут собираемся.
— Пикничок?
Парнишка снисходительно усмехнулся:
— Не, у нас сухой закон. Даже вино только по праздникам… Песни поем, разговариваем. Картошку печем.
Кубышка так и сидела между ними, разговор шел как бы сквозь нее. Как вести себя в такой ситуации, она не знала и на всякий случай презрительно оттопырила губы.
Коля спросил:
— А посторонних погреться пускаете?
Павлик ответил, прикрывая гордость будничной интонацией:
— А у нас тут нет посторонних. Пришел — значит, свой. Картошки на всех хватит!
Он хмыкнул, будто вспомнил смешное:
— Раз охотник пришел, совсем оборвался в тайге. Мы ему сапоги дали. Потом девушка — смысл жизни искала.
— Нашла? — поинтересовался Коля.
— Вроде все нормально, в столовой работает… Не, многим помогли. А как про наш костер в многотиражке написали…
— Да вранье все это, — уверенно бросил парень в красной куртке, Олег. Он все же разжег костер и стоял теперь во весь рост, длинной палкой пошевеливая хворост, — ладный, плечистый, тело как пружина.
— Что вранье? — переспросил Павлик и весь подобрался.
— Да все, — сказал Олег. — Многотиражка. И вообще вся эта благотворительность. Надо же где-то собираться!
— А что, кому-нибудь в чем-нибудь отказали? — с вызовом спросил белесый.
— Олег, хватит, — негромко проговорила девушка в джинсиках.
— Нет, ты скажи — отказали? Тунеядец приходил — в общагу устроили? Сам же, кстати, устраивал! — уличил он.
— Свистнул одеяло и сбежал, — сказал Олег.
— Но ведь устроили?
— Но ведь сбежал?
— Постой-ка, — отвлек Коля Павлика. — Так у вас что, вроде месткома?
— Зачем? Мы сами по себе, — возразил тот, остывая. — Просто если человек голодный, или денег нет, или ночевать негде…
Коля сказал:
— Тогда я вам самый нужный клиент. И голодный, и денег нет, и ночевать негде.
Павлик усмехнулся:
— Ну, если только это — вполне в наших силах. Раз пришли к костру…
— Я смотрю, у вас тут не костер, а прямо гордый символ.
Олег, повернувшись к ним спиной, поворошил хворост.
— Стараемся, — сказал Павлик и покраснел.
Коля спросил:
— А нельзя ли, пока самые торжества не начались, у вашего гордого символа портянки посушить?
Кубышка презрительно фыркнула, но промолчала. Павлик растерянно пожал плечами:
— Пожалуйста…
Коля улыбнулся ему и снова подмигнул:
— Ладно уж, не будем осквернять святыню. А то отскочит уголек — и ходи потом на босу ногу.
Павлик заулыбался в ответ и опять начал объяснять:
— У нас еще дома одна компания была. Все рядом жили. В волейбол вместе, за город вместе. И сюда вот — тоже вместе… А вы издалека?
— С запада, — сказал Коля.
— А город у вас какой?
— Города у меня, к сожалению, нет. Ни города, ни дома, ни профессии. Человек без определенных занятий.
Рослый Олег сказал не оборачиваясь:
— Сплошная романтика. Не иначе как вор в законе.
Самолюбивый парень, подумал Коля без обиды, даже с симпатией. Не умеет быть вторым. Пять минут и то не умеет.
Так подумал, а вслух сказал:
— Воры без денег не бывают. Как раз профессия, и выгодная.
— Но ведь и вы, наверное, что-нибудь можете? Алюминиевая тарелка с бутербродами пошла по рукам, и Павлик взял три ломтя с кружками колбасы — один себе и два соседу. Коля кивнул в благодарность, откусил, прожевал и лишь тогда ответил:
— Что-нибудь каждый может.
— В очко играть? — спросил Олег.
Вот и обживаюсь на новом месте, подумал Коля, уже врага приобрел. Он и сейчас не чувствовал неприязни к Олегу, скорее жалость. Уж очень ставки были не равны. Парень изо всех сил утверждал себя, старался перед приятелями, перед лохматой девчонкой в вельветовых брючатах. Мог выиграть, а мог и проиграть. А Коля — чем он рисковал? Сегодня сюда, завтра отсюда. Если, конечно… А, ладно!
— Так уж сразу и в очко, — сказал он благодушно, — У меня профиль широкий. Мысли угадывать, судьбу предсказывать… Вот ты небось спортсмен?
Штаны на Олеге были шерстяные, тренировочные, синие с красным кантом.
— Допустим, — сказал Олег.
— А спичку с земли подымешь?
— Зубами, что ли?
— Ну, зачем зубы пачкать! Потом чистить придется…
Коля дожевал бутерброд и буднично уточнил:
— Взглядом. Взглядом — и в воздух.
Стало тихо. Ребята вытянули шеи, и даже Кубышка повернула к Коле щекастое лицо.
— А вы поднимете? — спросил Олег.
В ответ так же буднично прозвучало:
— А я подниму.
Белесый Павлик не выдержал — прервал повисшую паузу:
— Бывает, я читал. Йоги так делают. Передвигают предметы силой воли.
Олег сказал с вызовом:
— Йоги много чего делают. Они вон и стекло едят, и водку не пьют.
Возразить Коля не успел — в кустарнике зашуршало, и к костру шумно вышел новый человек. Ему было лет сорок. Шагал он крупно, и сам был крупный, и, еще не разглядев сидящих, спросил весело и громко:
— Ну что, молодые люди, к огоньку пустите?
— Костер для всех, — сказала девушка в джинсиках и подвинулась.
— Демократия? — уточнил тот и бросил на землю темный плащ. — А что, демократия мать порядка…
С легкостью, странной в крупном человеке, он сел на плащ и, достав сигарету, прикурил от уголька:
— Заодно и спичку сэкономим.
Раскрытую пачку он пустил по кругу. Олег отказался, худая и лохматая Даша закурила, а Павлик сигарету взял, но закуривать не стал — так и держал в руках. Чуть наклонившись к Коле, он спросил:
