Александр Чуманов - Дело прошлое
Она ничего не стала говорить мужу и сама постепенно успокоилась. Включились, должно быть, некие предохранительные механизмы женского мозга, и уже через пару дней Колина мама ничуть не сомневалась, что всё виденное в лесу ей попросту померещилось. И она также перестала терзаться беспокойством за ребёнка — в его возрасте и должны посещать человека несуразные фантазии. Видать, к тому же творческая личность растёт.
Может, если бы в тот знаменательный момент мать раздувала мангал, а отец, наоборот, сыном занимался, то уж мужчина-то не отмахнулся бы так запросто от увиденного собственными глазами неопровержимого факта. Потому что знаменитую формулу: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда» мужчина придумать не мог. Только — женщина. Хотя если, опять же, факты доказывают обратное, то это какие-то неправильные факты…
Между тем через пару дней в местной газете появилась заметка корреспондента Цезаря Пенкина-старшего следующего содержания.
Унас — пампас
Экология, что бы с нею ни вытворяли, не теряет способности загадывать загадки. Так, вчера лесник В. Шкафчук сообщил в райотдел милиции, что на его участке лесных угодий поселился самый настоящий жираф.
Трезво оценив моральный облик блюстителя леса В. Шкафчука, сотрудники внутреннего органа дружески предложили последнему пойти домой и хорошенько проспаться, поскольку услуга вытрезвителя на данный момент ему быть оказана не может ввиду ремонта последнего. Но Шкафчук упорно продолжал настаивать, что не только видел неуместное в наших широтах млекопитающее, но и угощал его. Причём угощал простым русским хлебом. И жираф, преодолевая естественную стеснительность, угощался, проявляя доверчивость, быть может, необоснованную.
Тогда спорадически сформировавшаяся комиссия в составе дежурного по отделу лейтенанта Потысьева, лесника Шкафчука и автора данных строк отправилась на дежурном УАЗе в лес, где после непродолжительных поисков действительно обнаружила мирно пасущегося жирафа. Прокомментировать данный непреложный факт мы попросили заведующего кафедрой экологии нашего университета профессора А. А. Афанасьева. Алексей Афиногенович сказал, в частности:
— Это чрезвычайно редкое для наших широт явление ещё раз доказывает, что мы являемся свидетелями глобального потепления. «Парниковый эффект» уже привёл к тому, что по меньшей мере одно африканское млекопитающее совершило миграцию сюда, в среднюю полосу нашей страны. Думаю, что это только начало. Не удивлюсь, если вскоре узнаю, что в наших речках завелись крокодилы, а в болотах гиппопотамы.
Конечно, кое-кто может по легкомыслию обрадоваться. Дескать, теперь мы сможем выращивать на дачах бананы и ананасы, кофе и какао, а в парках, к примеру, бутылочное дерево. Должен со всей серьёзностью предупредить: глобальное потепление принесёт человечеству много неприятностей и совсем мало удовольствий; а также призвать: все на борьбу с парниковым эффектом, успех борьбы зависит и от нас с вами!
Профессор Афанасьев, едва увидев заголовок, кинулся в редакцию требовать немедленного опровержения, ибо, во-первых, слово «пампас» в единственном числе не употребляется; а, во-вторых, пампасы — в Америке, где жирафов не больше, чем в России, о чём известно любому школьнику. Не встретив в редакции понимания, разгневанный учёный хотел уж пожаловаться в вышестоящие инстанции, но тут заметку перепечатала одна столичная газета. И он понял, что профессионального позора уже всё равно не смыть, так хоть слава пусть будет. Пусть и с оттенком скандальности. Западные коллеги говорили как-то профессору, что это тоже неплохо…
— Как ты это сделал? — пристали к Колюне тоже славы захотевшие родители.
— Ну, так, просто, очень сильно захотел, вот и всё! — чуть не плача, закричал ребёнок, не имеющий слов сформулировать ответ в более доступной форме.
Для повторения эксперимента, не долго думая, вышли на улицу. И Коля без труда превратил в жирафа ближайший тополь. И родители бесповоротно убедились, что их единственный сын явно повредился головой. Только не было ещё полной ясности, хорошо это или плохо…
Весть о чудесном мальчике мгновенно облетела весь мир. Он сразу затмил собой миллионы вундеркиндов всех времён и народов. Мальчик принимал корреспондентов информационных агентств по жёсткому графику, разработанному комиссией, состоявшей из самых разнообразных экспертов. Родителям пришлось оставить работу. Вернее, дальнейшее выращивание уникального ребёнка и сделалось для них работой. Чем они хуже родителей юных шахматных гроссмейстеров?
— А ещё что-нибудь ты можешь? — то и дело цеплялись к ребёнку разные настырные личности.
— Я попробую, — скромно говорил Коля. Но из всего, на что он направлял свой демонический взор, неизменно получались жирафы различных размеров и оттенков. Только они.
— Ну, что вы ещё хотите от ребёнка, ему ж всего четыре года пока! — хором кричали возмущённые родители.
— Да, что вы ещё хотите от нашего народного достояния! — вторили им эксперты.
Хотя между тем всем было предельно ясно, что именно государственные специалисты и хотят больше всех от ребёнка. Только, храня строгую государственную тайну, не сознаются. И правильно делают, ибо вокруг обыкновенного с виду мальчика уже плели свои паучьи сети иностранные шпионские ведомства.
Кроме того, ещё не во всех зоопарках мира имелись жирафы. И теперь отовсюду сыпались заказы. Даже те города, в которых никогда не было самого маломальского зверинца, требовали для себя парочку-другую жирафов. Мол, надо же с чего-то начинать. Да что города — многие африканские страны требовали незамедлительно в качестве братской помощи отгрузить столько-то десятков или даже сотен голов для восстановления оскудевшего поголовья либо освежения имеющегося генофонда.
Разумеется, Колины родители не торговали жирафами ни оптом, ни в розницу. Тем более не занимались экспортом. Эту заботу целиком взяло на себя государство. Однако и у родителей как-то сама собой появилась вдруг новенькая «Волга» экспортного исполнения, а ещё большая и тоже новая квартира. Бригада шабашников взялась возвести на дачном участке более приличествующий общественному положению хозяев домик. Сбережения на книжке, само собой, возросли…
Коля между тем подрос, пошёл в школу, которую окончил в положенное время. Будто и не вундеркинд никакой. Потом в институт поступил на общих основаниях.
В институте он учился средне и даже, пожалуй, слабовато. Но от него терпеливо ждали не только жирафов, а потому приняли в аспирантуру в порядке исключения, помогли с диссертацией на тему: «Жирафосинтез». В данной научной работе, конечно, было маловато научности, но такое в учёном мире случается сплошь и рядом, если кто не знает.
А к тому времени в городе — уж про окрестные леса и говорить не приходится — никакого прохода не стало от жирафов. Животные опустошали целые лесные массивы, приучившись поедать даже хвою, уничтожали «зелёного друга» в городе, создавали аварийные ситуации на дорогах.
Жирафятина, считавшаяся спервоначалу дефицитнейшим деликатесом, очень скоро всем приелась, резко упала в цене — и правда, какой уж такой может получиться вкус, если кормить скотину исключительно веточным кормом — стала залёживаться на прилавках и протухать целыми партиями, порождая не только малоприятный запах, но и так называемую «пересортицу», то есть почву для махинаций и злоупотреблений в совторговле.
Да ещё эти длинношеие неприкаянно слонялись по улицам, заглядывали в окна верхних этажей, скалили жёлтые лошадиные зубы и пугали до полусмерти мирных обывателей.
И стало, само собой, стремительно нарастать общественное неудовольствие. Сперва звучали единичные спонтанные возгласы: «На кой чёрт нам эти жирафы?!», а потом дело дошло до стихийных уличных манифестаций под лозунгом: «Воспретить ему!»
Тогда только всем, даже самым упёртым оптимистам, сделалось окончательно ясно, что никаких других научных прорывов от единственного в мире специалиста в области «жирафосинтеза» не дождаться. А жирафье чудо терпеть уже невмоготу. Впору всенародно в «Общество охотников» записываться.
И Коле сказали так:
— Дадим тебе оклад заведующего проблемной лабораторией и отдельную комнату в качестве лаборатории. Только жирафов больше — ни-ни. Ладно?…
И Коле пришлось согласиться. Но всё-таки изредка, когда совсем невмоготу становится от безделья, он так, для души, сотворяет маленького-маленького, величиной с таракана, жирафика. И любуется им. А как налюбуется, так аккуратненько ногтем и придавит. Чик, и всё. Нету. Лишь малозаметный след на полированном столе одинокого завлаба.
Вдали от оживлённых трасс
Старость подкрадывалась исподволь, мелкими шажками да тихой сапою, и однажды вдруг внезапно обнаружилось, что она уже заполонила собой весь дом, загнала обитателей в угол и зажала там. Ни вздохнуть лишний раз, ни шелохнуться. Тем более — резко. Такое с людьми не однажды случалось за тысячелетия, вот случилось и с ними. И чужой многотысячелетний опыт нисколько их участь не облегчил. В чём тоже — ничего нового. Хотя, наверное, если бы подкрадывающуюся старость, на дальних подступах обнаружив, как следует пугануть, шугануть энергично, то можно было бы отвоевать у неё что-нибудь. Пусть временно…
