Алексей Федотов - Семирамида
«И она сказала молодому Рыбаку:
— Я говорила тебе о радостях мира сего, но не слышало меня ухо твоё. Дозволь мне теперь рассказать тебе о скорбях человеческой жизни, и, может быть, ты услышишь меня. Ибо поистине Скорбь есть владычица этого мира, и нет ни одного человека, кто избег бы её сетей. Есть такие, у которых нет одежды, и такие, у которых нет хлеба. В пурпур одеты иные вдовицы, а иные одеты в рубище. Прокажённые бродят по болотам, и они жестоки друг к другу. По большим дорогам скитаются нищие, и сумы их пусты. В городах по улицам гуляет Голод, и Чума сидит у городских ворот».
…Семирамида вздрогнула. «Доигралась!» — подумала она, и предчувствие чего-то плохого железным обручем стянуло её сердце. «Может, просто не ту книгу я взяла?» — подумала она и наугад сняла с полки другую книгу. Это был «Человек, который смеётся» Виктора Гюго 1969 года издания. На пятьсот семьдесят шестой странице Семирамида прочла: «Если бы вы только знали, что пришлось мне видеть! Какие страдания — там, внизу! Род человеческий заключён в темницу. Сколько в нем осуждённых, ни в чем не повинных! Они лишены света, лишены воздуха, они лишены мужества; у них нет даже надежды; но ужаснее всего то, что они все-таки ждут чего-то. Отдайте себе отчёт во всех этих бедствиях. Есть существа, чья жизнь — та же смерть».
После этого Семирамиде стало совсем плохо. Ведь шёл спокойный период её жизни. Казалось, что все плохое осталось в прошлом; где-то там осталось и хорошее — Тигран и возможное счастье с ним, но среди сытой и беззаботной жизни это казалось чем-то как будто и не с ней происшедшим, а взятым из прочитанных за последнее время книг… Откуда берутся деньги у её матери и отчима, молодая женщина не задумывалась. Они постоянно с кем-то встречались, что-то покупали, все казалось таким цивильным и приличным — совсем не таким, как у карманника Роберта, которому всё сходило с рук. А вот приличного болезненного отчима арестовали и быстро осудили, через некоторое время арестовали и мать. А они и всего-то плохого сделали: умели жить, в другое время и другом месте уважаемыми людьми были бы, а вот в Советском Союзе пошли под суд.
Лилита вышла замуж за абхазца. Следствие по делу Вардии тянулось целых полтора года. И все это время нужны были деньги на адвокатов, родня не помогала — наоборот, стремилась по дешёвке скупить то золото, которое у них было. В итоге Вардию осудили на десять лет и отправили в Мордовию. В это же время Лилита родила сына Илью. Отношения сестёр изменились. Семирамида была уже лишней в квартире, где её старшая сестра считала себя хозяйкой.
Скандалы возникали постоянно. Младшая сестра не имела уже возможности не думать о деньгах и проводить время, читая книги. Она устроилась работать в детский сад няней, помогала там и поварихе, за что та давала ей больше еды, которую молодая женщина приносила домой. Семирамида вообще любила детей. В каждом малыше она видела своего первенца, которому не суждено оказалось жить. Делая что-то хорошее для чужих детей, женщина думала, что хоть немного искупает свою вину перед ним. Воспитатели уходили, и дети оставались с няней, которая для каждого находила добрые слова, могла успокоить, когда он плакал.
Родители любили заботливую нянечку, воспитателей удивило, когда на 8 Марта им подарили по два-три подарка, а ей в каждой группе по двадцать восемь… Любви коллег ей это не прибавило.
В итоге, когда заболел Вардгес, и Семирамида была месяц на больничном, по возвращении её обвинили в краже кружек и тарелок и чего-то там ещё… Она оскорбилась, выплатила все и ушла.
Отношения с Лилитой становились все сложнее. Когда старшая сестра ссорилась с мужем так, что тот на какое-то время от неё уходил, а младшая носила ей деньги и еду, то была нужна. Но стоило отношениям Лилиты и её супруга наладиться, как сводная сестра вновь становилась ей неугодна.
Семирамида устроилась на деревообрабатывающий завод. Днём сбивала ящики, ночью перебирала гвозди. Привыкла и к такой работе. Вардгес часто болел, Лилита сидеть с ним отказывалась, и матери приходилось брать его с собой на завод, где он спал прямо на железном столе… Материнское сердце обливалось кровью при виде того, в каких условиях находится её сын. Пришлось с завода уйти. Ассирийка не знала, у кого просить помощи; она обращалась к кому-то, неизвестному ей, который почему-то представал перед ней в образе седого благообразного мужчины с небольшой бородой, в каких-то необычных одеждах. Она не знала, как его зовут, но просила его. Просила, чтобы помог ей, её сыну, её маме… Но, как казалось женщине, никто её не слышал… У неё появились обида и ропот на жизнь, на судьбу.
Путь на дно
С деньгами становилось все хуже. В доме было много книг; когда-то Семирамида их читала, теперь они сослужили другую службу: она брала их тайком и сдавала в магазин. Когда молодая ассирийка появилась там с тридцатитомником Диккенса, сострадательная продавщица посоветовала ей продать их на барахолке, где эти книги стоили много дороже. Там женщина с именем восточной царицы научилась торговать…
С сестрой все разладилось окончательно, когда та чуть не ударила Вардгеса утюгом. Мать закрыла его собой, между сёстрами произошла стычка. Она потом вспоминала об этом так: «Зло настолько затуманило ей разум… Я закрыла сына собой, но когда поднялась, то зверь перед моими глазами и твёрдая рука… не младшая сестра, а взбесившаяся львица… все это на время её успокоило. Но я решила уйти из дома и не подвергать сына опасности. Это был необдуманный поступок с моей стороны. Но я устала от скандалов. Долго злиться я не умею, и жить с ней в одной квартире больше не могла. Ну, куда я могла уйти, кроме моей родной Нахичевани? Я всех знала, вся молодёжь ходила на танцы в «Мелодию». Да и многие люди знали мою маму…» Семирамида решила уйти ради безопасности сына, и не к родным, хотя те её звали, а к цыганам. Вардия крестила у них детей, и они приняли её дочь как родную.
— Хочешь, научу тебя гадать? — озорно улыбаясь, спросила её молодая цыганка Настя.
— Нет уж, спасибо, нагадалась я на всю жизнь! — ответила Семирамида.
— Да ты что! А как ты гадала? — заинтересовалась девушка.
Пришлось рассказать ей про книги. Та рассмеялась:
— Все в голове, как говорит бабушка Эсмеральда. Будет то, во что ты веришь!
Гадать Семирамида категорически не хотела, но чем-то ей нужно было заниматься: ведь при всем добром отношении цыгане не могли бесконечно содержать её и Вардгеса. Молодая ассирийка научилась варить жвачку, а торговать она уже умела.
Через некоторое время она ушла от цыган к подруге детства, которая жила со старшим братом. На нахичеванском рынке Семирамида все более осваивалась. Сначала ей давали товар на реализацию, затем она и сама стала перекупать вещи. Как она вспоминала, «так научилась, что из одного рубля могла сделать сто».
Южный рынок — это он сегодня такой же, как и в Центральной России. А тогда это был особый мир со своим неповторимым колоритом. Стоит шум, идут диалоги торгующихся продавцов и покупателей. Каждый из них доказывает своё, а в результате все довольны: покупатель — тем, что смог настолько снизить цену, продавец — тем, что сумел её так поднять… На этом рынке большую роль играл криминал, здесь царили свои законы, отличавшиеся от советских.
Семирамида чувствовала себя на рынке как рыба в воде. Её мать была очень предприимчива, за что и поплатилась. Видимо, у дочери эта торговая жилка была наследственной, хотя, как потом она поняла, до Вардии ей было все же далеко.
Новые проблемы пришли с неожиданной стороны. Подруга и её брат выпивали. Постоялица сначала отказывалась, потому что с ней был сын, но со временем начала выпивать, сначала понемногу, но все чаще. На рынке — кофе с коньяком, дома — рюмка водки. «Это же совсем немного, — думала она. — Только, чтобы взбодриться». Но в кофе постепенно стала добавлять не тридцать, а сорок граммов коньяка, рюмка же водки из сорокаграммовой незаметно превратилась в стограммовую.
Однажды встретила свою русскую подругу Нину, с которой дружила с четырёх лет.
— Семирамида, ты ли это? — окликнула она её на рынке.
— Ниночка! — обрадовалась ассирийка.
— Как ты живёшь?
— Да вот торгую… Вардгес! — вдруг окликнула она сына и, виновато улыбнувшись, сказала подруге: — Ходит со мной на рынок, все его здесь любят, норовят сунуть пирожок, так он так объедается, что живот болит… А как ты?
— У меня все хорошо.
— Хочешь кофе? — предложила Семирамида.
— Нет, спасибо.
— А я выпью полчашки, — Семирамида достала термос, налила себе кофе, капнула в него что-то из фляжки.
— Это что? — спросила Нина.
— Коньяк. Очень хорошо с кофе, я раньше даже и не знала. Ты не пробовала?
— Нет, — чуть поморщившись, ответила подруга. — А где же вы живёте с Вардгесом?
— Да у моей знакомой, — ответила не заметившая презрительной гримаски ассирийка.
