Эмиль Брагинский - Парижское безумство, или Добиньи
– Антон, спроси у водителя, сколько он возьмет за то, чтобы стоять здесь максимально долго, если потребуется, то и до утра?
– Я не нанимался ночевать в такси! – обнаглел переводчик.
– Если потребуется, будешь ночевать и в подворотне! – спокойно парировал босс.
Добиньи вихрем ворвалась к кузине:
– Сильвия, ты помнишь зимний пейзаж Добиньи, на первом этаже в Орсэ?
– Не помню! Ты видишь, я делаю лицо. – Сильвия была перемазана кремом, для которого явно не пожалели клубники. – Ты что, столько времени проторчала в музее? Я уже начала беспокоиться.
– Шарль Франсуа Добиньи был одним из тех, кто работал в Барбизоне, это девятнадцатый век, а теперь Добиньи зовут меня! – азартно сообщила кузина.
– Ты трехнулась! – оценила Сильвия.
– Да! Еще бы! Как не трехнуться, когда мне сделал предложение миллионщик из новых русских. Он, конечно, темнота, быдло. Но не стар, лет, я думаю, сорок с небольшим, физиономию имеет, ну, не приятную, но и не противную тоже!
– Я пробую новый крем! – откликнулась Сильвия. – Боюсь, что после него у меня пойдут прыщи!
– Ты слышала, что я тебе сказала?
– Чушь какую-то про миллионы и про предложение. Этот крем рекламировали по телевидению. Никогда не надо верить телерекламе!
– Он предложил мне руку и сердце! – заорала Добиньи.
– Жанночка, – попросила Сильвия, – не кричи! Где ты будешь заказывать свадебное платье? Надеюсь, к свадьбе прыщи у меня пройдут! Очень симпатичные платья я видела тут неподалеку, напротив собора Трините!
– Но я ему отказала! Знаешь, какая у него фамилия – редкая и смешная. Стропило! – При этом Добиньи, как бы в подтверждение своих слов, звонко расхохоталась.
Сильвия задумчиво нахмурилась:
– При чем тут фамилия? Вдруг он вообще не миллионер, а жулик! Ты проверила его документы, его банковский счет? Ты правильно отказала, прежде чем идти за него замуж…
– Какое замужество! – прервала словесный поток сестра. – Я же его не люблю!
– Ах да, – спохватилась Сильвия, – про любовь я и забыла. Я так давно ни с кем не сплю по любви…
– И все-таки это поразительно, – воскликнула Добиньи, она же Жанна, – понимаешь, он не придуривался, он действительно хотел на мне жениться!
– Не строй иллюзий! – поставила ее на место Сильвия. – Он тебя увидал, ощутил половой призыв, и его понесло…
– Нет, нет! – заспорила Добиньи. – Я тебя уверяю, он ждет внизу, могу держать любое пари!
– Значит, у него продолжительный половой призыв! – спокойно заключила Сильвия.
К вечеру за женщинами заехали друзья Сильвии. Кузины, то есть двоюродные сестры, сошли вниз и сели в серебристый «БМВ». В этот момент в такси все трое, Никодим Петрович, Антон и таксист, жевали горячие парижские бутерброды: длинный узкий батон разрезается вдоль, внутрь кладется что попало, чаще всего сыр с ветчиной, и это сооружение подогревается. Антон купил три бутерброда на уличном лотке.
Увидев Добиньи, которая исчезает в незнакомой машине, Никодим Петрович от отчаянья едва не подавился.
– Езжайте за ними! – крикнул месье Стропило.
Но пока Антон перевел, пока таксист отложил бутерброд, «БМВ» с желанной женщиной исчез из виду.
– Она тебе точно говорила, что ей надо было заехать к двоюродной сестре? – спросил Никодим Петрович.
– Да, – ответил Антон. – Значит, сама живет в другом месте. Как зовут сестру или, по крайней мере, как она выглядит – мы не знаем!
– Все! – резюмировал Никодим Петрович. – Моя жизнь кончилась!
Назавтра Никодим Петрович, забыв про то, что ездил в Париж по делам, вылетел обратно в Москву.
А в Москве октябрь выдался тоже на редкость теплым, солнечным. Правда, ветер уже принялся за сезонную осеннюю работу – сбивал с деревьев многоцветные листья.
Дома жена спросила Никодима Петровича, как ему показался Париж?
– Город дрянь! – ответил муж. – Одни музеи!
Жена поняла, что муж не в духе, больше про Париж не расспрашивала, только доложила, что французскую школу, где учился сын, наконец отремонтировали и занятия вот-вот начнутся.
Никодим Петрович, как обычно, с утра и до ночи пропадал в офисе. Сотрудникам сказал, что в Париж ездил зря, все, что можно, уже давно схвачено другими, я опоздал, вы меня, господа, плохо проинформировали…
Жизнь текла своим чередом. Никодим Петрович богател, но это перестало его радовать. Перед глазами, как наваждение, стояла Добиньи.
Однажды, когда, по обыкновению, он вернулся домой в первом часу ночи, жена встретила его, встревоженно сообщив, что у сына возник конфликт с учительницей французского языка.
– Ты бы зашел в школу! – предложила жена. – Ты в ней ни разу не был!
– Что я там потерял? – сердито возразил муж. – И Сергей не маленький уже, в десятом классе, сам нашкодил, пусть сам выкручивается!
А в школе произошло вот что. После урока по французской грамматике, складывая тетради с домашними работами, – ученики уже дружно покинули класс, – учительница вдруг заметила, что один из них, Сергей Стропило, остался и стоит теперь перед ней.
– У вас вопросы, Стропило?
– Да. Школа не работала. Зарплату не выдавали. Должно быть, вы кругом в долгах?
Учительница улыбнулась:
– Спасибо за сочувствие, Сергей!
– Я от вас без ума! – неожиданно сказал Сергей. Сказал спокойно, без эмоций, и продолжил, как тот новый русский в магазине Картье: – Две тысячи долларов наличными за одну ночь!
Учительница ахнула от возмущения и, как молодая актриса у Картье, размахнулась, но Сергей перехватил ее руку:
– Бить учеников не полагается!
– Пожалуйста, – учительница отдернула руку, – переходите в другую школу, я не хочу видеть вас в классе…
– Но зато я хочу вас видеть! – все столь же спокойно продолжил Сергей. Однако слегка побледнел. – Я вас люблю!
Дома он сообщил, что больше в школу не пойдет.
Жена все-таки достала Никодима Петровича, и он поехал в школу объясняться.
Он вошел в учительскую, где одиноко склонилась над книгами женская голова. Услышав шаги, учительница подняла голову и поглядела на вошедшего.
Никодим Петрович смог произнести только одно слово:
– Добиньи, – и умер в третий раз. На этот третий раз он очнулся уже не в школе, а вовсе в больнице. Не с Добиньи, а с инфарктом.
А сын Никодима Петровича закончил школу и поступил в институт международных отношений. У него завязался бурный роман с учительницей французского языка из школы, где он прежде учился. Роман длился долго – два года. Когда перевалило на третий год, Сергей женился на Жанне, хотя она и была старше него на восемь лет. Но теперь это модно.
На свадьбе у Никодима Петровича, непонятно для окружающих, глаза все время были на мокром месте. Жанна в белом подвенечном платье из Парижа подходила к свекру, гладила по голове и говорила одно загадочное слово:
– Добиньи!
– Добиньи! – отвечал Никодим Петрович и плакал.
