Ирина Лобановская - После третьего звонка
Таня… Да будь она жива, разве когда-нибудь Крашенинников подошел бы близко к Аньке и даже к Оксане, своей первой жене?
Однако пора делать ноги, пока Тата развлекает и отвлекает его прекрасную половину. И Виктор рванул в мастерскую. Дальнейшее он тоже помнил достаточно хорошо. Через полчаса заскочил Алексей с извинениями, что опоздал на открытие выставки, и они принялись пить. Надо ведь отметить событие! Потом их уже увлекло, захватило, и начались дружеские объятия, откровения, словоизлияния…
Алексей, старый школьный друг, алкоголик и добрый парень, у которого Виктор в свое время увел Аньку — просто так, от нечего делать — был жонглером и постоянно разъезжал с цирком по стране. Изредка появляясь в град-столице, он всегда первым делом спешил к Виктору — раньше домой, теперь в мастерскую. Выслушивал все новости, рассказывал свои, узнавал про мальчишек, к которым искренне привязался, а потом пил, пил, пил по-черному, забывая числа и дни недели и засыпая прямо за столом, уронив рано облысевшую большую голову.
— Твой приятель мне надоел! — взвилась как-то Анька.
— Он такой же мой, как и твой! — отпарировал Виктор. — Забыла, что ты с ним спала? Только Алексей, в отличие от меня, оказался проницательным и дальновидным и хорошо понимал, чем ему грозит женитьба на тебе.
— Ну, положим, спился он без меня! — заявила Анька.
— Зато я — с тобой! — легко нашелся Крашенинников. — Результат один и тот же, зато условия ох какие разные! Слишком неравноценные и, понятно, не в мою пользу, заметь!
Анька, конечно, разоралась. Виктору ей даже отвечать иногда не хотелось — дура есть дура.
Да, здорово они тогда надрались с Алешкой… Пришла Тата и немного посидела, раскурив сигарету и плеснув себе в чашку чая. Она давно была хорошо знакома с Алексеем.
— Мальчики, — неожиданно заметила она, — по-моему, вы кое-что не разглядели в Анюте.
Виктор так и подскочил, чуть не опрокинув свой стакан.
— Это чего же такого мы с Алексисом, два слепца, не разглядели в драгоценной Анюте? — мрачно спросил он, приблизив лицо к Таткиному, безобразному и родному. — Не въехал! Неужели в ней все-таки сокрыта некая тайна, о которой никто не подозревает? Загадочное нечто?
Тата безмятежно улыбалась. Она давно привыкла не слушать его пьяный бред.
— Алешенька, — ласково сказала Тата, решившая вдруг напомнить о морали, — ты напрасно отпустил Аню… Тебе не стоило с ней расставаться…
— А-а! — грозно зарычал, оскалившись, Виктор. — Значит, это я ее испортил? Это ее так изуродовала жизнь со мной?!
— Витюшенька, — совсем разнежилась от горячего чая Тата, — ее никто не уродовал. Это вы сами себя водкой искорежили до безобразия.
— Таточка, ты не права, — кротко возразил Алексей.
Выпив, он становился настоящим телком.
Виктор счел необходимым возмутиться и принять серьезные меры. Крохина, хоть и свой парень, но явно превысила сегодня всякие полномочия.
— Татусик, ты бы лучше свалила отсюда быстренько подобру-поздорову, — дружески посоветовал он. — Пьяный я за себя не отвечаю и собственные поступки не контролирую, заметь!
— Давно заметила, — коротко отозвалась Тата и без всякого выражения посмотрела Виктору прямо в глаза.
Он дернулся, покраснел и торопливо придвинул к себе недопитый стакан. Вспомнил, как летом, совершенно одурев от жары и пьянки, трахнулся с Таткой. И не экспромтом. Предварительно он поспорил на бутылку с Алексеем, уверявшим, что Тата — девушка и трогать ее не стоит.
— Этого не может быть! — авторитетно, со знанием дела заявил Виктор. — В среде художников девушки не водятся. Никогда! Тем более в Таткином возрасте.
— Тебе, конечно, лучше знать, — вежливо ответил Алексей. — Но я думаю иначе.
— Спорим! — закричал в возбуждении Виктор. — Ставлю бутылку коньяку! Или две! Ты проиграешь! Хотя, может быть, и я тоже… Удовольствие трахать Татку ниже среднего…
Алексей спорить согласился, но неохотно, и потом вспоминал о дурацком пари без всякого энтузиазма.
Обработать Тату было несложно. Виктор проделал это за шесть секунд.
Жара тогда стояла чудовищная. Только в подвальной мастерской Виктора можно было немного отдохнуть и взбодриться после расслабления и размякания под лучами обезумевшего июльского солнца. Сюда приходили спасаться от перегрева все его приятели и, конечно, девки. В них у Крашенинникова никогда не было недостатка. Скромно сидя в уголке на табуретке с сигаретой в руке, Тата доброжелательно разглядывала подруг художника и оценивала их позже очень по-своему. Расхристанный Венька Туманов валялся в одних трусах на диване и каждую забежавшую знакомую Виктора встречал нетрадиционным и лаконичным откровением:
— Мне нужна женщина!
— Бывает, — равнодушно утешил Виктор.
Видавшие виды подруги и натурщицы презрительно фыркали, даже не опускаясь до диалога.
— В эдакую жару? — с интересом спросила Тата. — Да еще отобрали горячую воду! А тебе не приходит в голову, что ты им как раз не нужен?
— Такого быть не может, Татусик, даже в жару! — поведал Туманов. — Просто у Витьки неудачный подбор кадров и на мою долю вечно ничего не остается. Почему ты не заботишься о судьбе одинокого друга, Витюша? И объясни, каким образом находишь себе такое количество юбок? Некоторых я знаю, но за последнее время твоя команда здорово пополнилась!
Виктор нехотя, с трудом оторвался от мольберта, вытер потный лоб тыльной и относительно чистой стороной ладони и взглянул на Туманова.
Венька был на десять лет моложе Крашенинникова, расхлябанный, неорганизованный и очень способный художник. Виктор относился к нему как к сыну или младшему брату, втайне обожал, никому не признаваясь в своей страсти, которую хорошо чувствовал Венька, и готов был возиться и нянчиться с Тумановым без конца и края.
— Все делается по вдохновению, — объяснил Виктор неопытному Веньке. — Экспромтом. Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая — мерещится… Чем меньше задумываешься о тактике и стратегии, тем ближе победа и безупречнее результат. Классные девки, заметь!
— Да, ничего, — согласился Туманов. — Что скажешь, Татусик?
Тата широко улыбалась, огромный рот расходился от уха до уха, превращая ее небольшое худенькое личико в один страшный чудовищный оскал кривоватых зубов и бледных, высоко открывающихся десен.
— У длинной брюнетки слабоваты мышцы, — внезапно флегматично заметила Тата. — Для натурщицы, Витюша, не подходит. У рыженькой неправильная посадка головы — очень некрасиво. У пышной блондинки в зеленом — сильный сколиоз, бочок кривоват, но скрывает полнота. А кудрявая девчушечка косолапа, писать лучше без ног и сидя.
Виктор в изумлении уставился на Тату. Во дает!
— Или лежа! — захохотал Венька. — Ты прирожденная художница, старуха, и опасная женщина! Насквозь видишь все физические недостатки соперниц! Шпаришь как по-писаному!
Тата невозмутимо улыбалась во весь рот.
— А почему соперниц? — спросила она. — У меня их не может быть!
Венька в восторге задергал в воздухе голыми волосатыми ногами.
— Поистине так! — завопил он. — Тебе нет равных! Ты неподражаема! Я тебя обожаю! Давай чмокнемся, Татусик!
— Давай, Веня, — легко согласилась Тата и даже не привстала со своей табуреточки. — Ты не устаешь от этого калейдоскопа лиц, Витя?
Виктор осторожно положил кисть. Может быть, сегодня и попробовать выиграть бутылку у Алексиса? Выгнать ко всем чертям Веньку, и…
— Я скучаю без них, — объяснил Виктор. — Завсегда начинаю тосковать, вспоминать жен, детей, неудавшиеся браки, какие-то нелепые любовные истории, страсти-мордасти… Прокручивать в голове давно разыгранные сцены и отработанные ситуации. Как будто можно что-нибудь вернуть и переиграть заново… Девки меня здорово отвлекают от ненужных и лишних воспоминаний. Но все мои девушки — одноразовые шприцы, поэтому часто приходится менять.
— Зачем тебе такие развлечения, Витя? — спросила Тата. — Венечка может развлечь болтовней значительно лучше.
— Не ревнуй его, Татка! — закричал Туманов. — Он неисправим! И развлекать его я вовсе не собираюсь! Давай лучше я напишу твой портрет!
— Давай, — так же легко и бесстрастно согласилась Тата, не пошевелившись. — Я подарю его Вите. Когда начнем?
— Немедленно! — решил Туманов. — Отойди от мольберта, мазила, я буду писать Татку! Все равно ты не можешь создать ничего путного!
Виктор тотчас ловко использовал подходящий момент и разыграл возмущение.
— Отдохнул — и проваливай, балаболка! Ты мешаешь! — жестко заявил он. — У меня работа, а Тата будет мне петь. Я люблю работать под ее мурлыканье.
— Никуда я отсюда не уйду! — нагло заявил настырный Венька. — Только если ты мне найдешь смазливую мордашку из числа своих многочисленных поклонниц. Ну, позвони кому-нибудь, Витенька, я так страдаю без женского тепла и ласки! Даже Татка не хочет меня целовать!
