Елена Попова - Три дамы в поисках любви и смерти
Они жили вдвоем, сын так и остался у бабки с дедом, которые вообще- то его и вырастили, заменив родителей. Но мать он любил тоже, как можно любить дорогую игрушку, с которой иногда дают поиграть.
— Соня, — позвал муж.
Еще несколько лет назад он считался самым импозантным мужчиной в их научно-исследовательском институте, высокий, с ранней благородной сединой на висках при вполне молодом лице. При том — перспективный молодой ученый. Она добивалась его три года и таки добилась, таки отбила у суховатой, строгой жены, заведующей лабораторией в том же заведении.
О! Это была битва! Борьба! Каждодневный адреналин в повышенных дозах. Он то уходил от жены, то возвращался. То звонил чуть ли не каждый час, то неделями не звонил. Она была терпелива, наша веселая, легкомысленная Крестовая дама, она ждала, как бы мучительно порой это ни было. Бесконечные, унылые выходные, веселые для всех, кроме нее, праздники, среди них — три Новых года. Наконец, она ждала его двадцать четыре дня, почти месяц, из Крыма, где он отдыхал с семьей… И после — ни слова упрека, вызова, мести — одна любовь, да, одна любовь.
Она не была навязчива, не звонила. Нет! Она ждала, только ждала и дождалась. А строгая, волевая жена первая впала в истерику и подала на развод.
— Соня, ты что, не слышишь?
— Да? Что тебе?
Она как раз собиралась забежать к подруге. Та жила совсем рядом, в соседнем доме. Очень хотелось поболтать.
— Я на полчасика.
Муж в это время всегда смотрел программу «Время», но сейчас почему- то не появился из спальни.
— Соня, зайди же…
— Что? — сказала Крестовая дама, входя в спальню.
Ей очень хотелось к подруге, та намекала на какие-то новости про общих знакомых. Иногда так хочется просто поболтать, вот так, да, посплетничать, легко, весело, не задевая глубин, порхая над жизнью.
Муж сидел на своей кровати, и в его позе было что-то тревожное и сгорбленное.
— Да? — сказала Крестовая дама, скрывая раздражение. — Я слушаю.
— Сядь, — сказал муж.
Крестовая дама села рядом, просто села рядом. Не взяла за руку, не прислонилась, чтобы почувствовать его плечо или чтобы он почувствовал ее плечо. Хотя, наверное, должна была это сделать.
— Помнишь, я проходил медосмотр…
Муж работал в особом отделе с особыми химикатами и, хоть все было предусмотрено, раз в год должен был проходить медосмотр.
— Так вот, вот… да… — замялся муж. — Вроде, у меня проблемы…
Тогда Крестовая дама взяла его за руку и крепко сжала.
— Глупости! Не думай об этом! Вот увидишь — все будет хорошо! Иди, посмотри телевизор.
Она поцеловала его в щеку и все-таки пошла к подруге. К тому же, была уже в сапогах. Но особой приятной болтовни на этот раз не получилось. Стало вдруг скучно обсуждать общих знакомых, в конце концов, что они ей? Да пусть живут, как хотят. Подруга раздражала: о чем бы ни шла речь, все переводила на себя. Щеки ее раскраснелись, она говорила торопливо, невнятно, захлебываясь. Возможно, у нее тоже были проблемы, но Крестовой даме это было совсем уж неинтересно. Она смотрела на ее бледный, нечистый лобик, раскрасневшиеся щеки и думала: «Боже, да она просто дура. И кофточка ужасная. Как можно такое носить!»
Она поколупала кекс, сделала несколько глотков чая и засобиралась домой.
Конечно, она приходила к нему в больницу и приносила все, что он просил. И все твердила одно: чепуха, пройдет, все образуется. Она сама свято верила в это, потому что если бы не это, ужасающая реальность ее бы убила. А она не хотела умирать.
Собираясь к нему, она тщательно красилась и делала прическу, думая что это его подбодрит. Как будто ее хорошенькое, ухоженное личико, закованные лаком локоны лучше, чем любые слова говорят ему: все образуется, все будет хорошо. Но к ее удивлению, он смотрел не на нее, а как-то сквозь и был совсем чужим.
«Наверное, я его раздражаю, — подумала Крестовая дама. — Здоровые люди раздражают больных».
И стала ходить к нему реже. Но все равно каждый такой визит стоил ей усилий. Она как будто взваливала себе на плечи какую-то невероятную тяжесть, как минимум средних размеров гору, расплющиваясь под этой тяжестью не только костями, но и всем своим существом.
— Все образуется, все будет хорошо, — выдавливала она из себя. А сама думала: «Боже мой, за что мне такая мука, ведь я ему совсем не нужна!»
Однажды она встретила у него его первую жену, мимо которой все эти годы победоносно проходила по коридорам института.
К ее удивлению, первая жена как-то уж очень ловко чувствовала себя в палате, знала всех сестер по именам, все что-то заворачивала или разворачивала, складывала, поправляла и убирала. Но главное, что резало ее душу и задевало, мелко так задевало, но все-таки задевало, — он смотрел на свою первую жену с особой теплотой и благодарностью, совсем не так, как смотрел теперь на нее, Крестовую даму.
«Ну и слава Богу, ну и пусть! Главное, чтоб ему хорошо!» — думала Крестовая дама с нехорошим оттенком в чувствах.
Но это было потом. Теперь же Крестовая дама стояла у двери спальни и думала, что сейчас она должна войти, и знала, что он ей скажет.
— Сонечка… — позвал второй муж.
Нет, это было выше ее сил! Она быстро вышла из квартиры. Сердце билось отчаянно и такое же отчаяние было в ее душе.
Она стояла перед дверью и с ужасом понимала, что идти ей все равно некуда, что опять придется толкнуть эту дверь и войти… И знала, где окажется, и этого не избежать. Все равно придется ей пройти этот путь, на который толкала ее неведомая ей сила.
Она так и сделала. Толкнула.
Она оказалась в своей квартире, в которой жила и сейчас, но еще до евроремонта, хоть и тогда очень прилично обставленной. Она переехала туда после смерти родителей, разменявшись с уже взрослым сыном. Прожив жизнь врозь, им было уже невозможно жить вместе. Тем более, он был уже женат.
Она подошла к зеркалу… Из все того же материнского, чуть потускневшего от времени зеркала на нее смотрела пятидесятилетняя женщина, полноватая, ухоженная, симпатичная.
«Все в порядке, все еще в порядке…» — подумала Крестовая дама и пошла в глубь квартиры.
В большой комнате сидел ее третий муж, младше ее на десять лет, но уже заметно лысеющий. Он листал альбом, утонув в большом кожаном кресле.
— Как дела? — спросила Крестовая дама.
— Нормально, — буркнул он.
В то время у него почти всегда было плохое настроение. Он все думал о чем-то и заметно похудел. Наверное, потому, что вот уже третий месяц, как ушел с работы. И понятно, что ушел. Работа ему не нравилась. И начальник попался какой-то пакостный. Впрочем, если вспомнить, такое с ним было почти всегда: работа не нравилась и начальники попадались не из лучших.
«Ничего страшного, — думала Крестовая дама. — Найдет другую. Надо сделать ему что-нибудь приятное. Может, купить хороший парфюм? Да, хороший мужской парфюм. До праздников далеко, все равно — пусть порадуется».
Она уже прикидывала, где это купит, хороший мужской парфюм… В новом магазинчике рядом с ее работой… И уже представляла себе и этот магазинчик, и как входит в него, и как перебирает матерчатые полоски с ароматами… Представляла под приятную, убаюкивающую мелодию, которую пела ее неплохая в общем-то, но слепая и ленивая душа.
— А как у тебя? — послышался его голос.
— Хорошо.
Она давно уже ушла из своего научно-исследовательского института, в котором после смерти второго мужа стало быть уже совершенно невыносимо, да, особенно встречая его жену, которая скользила по ней взглядом, как по пустому месту. Это было самое неприятное. Лучше бы ударила. Если тебя бьют, ты все-таки существуешь.
У него осталось двое детей.
Подвернулся случай, и она ушла к знакомой в частную фирму по производству минеральных удобрений. Да Бог с ней, с наукой! У Крестовой дамы не было с ней особого романа, страсти то есть, с этой наукой. Попала в нее случайно, как большинство… И только.
Зарабатывала она хорошо. В основном занималась всякими бумажными делами. Вела деловую переписку и на английском, восстановив его после английской школы.
Более того, когда потребовалось, она взяла сбережения у родителей и отдала в дело. Знакомая оказалась приличным человеком, никогда ее не обманывала, так что она получала свой процент и от общего дохода.
— Что ты там листаешь? — спросила Крестовая дама у своего третьего мужа, присаживаясь напротив него на диван.
Все-таки рабочий день — это рабочий день, все-таки она устала.
— Твои альбомы! — сказал он почему-то с раздражением.
Свои альбомы с фотографиями она не прятала, но и не выставляла на показ, они лежали на подсервантнике, в углу, сбоку от телевизора. Он ими как-то не интересовался. Он вообще мало интересовался тем, что не было связано с ним лично.
