Никколо Амманити - Ты – мое сокровище
— Невероятно… Я тоже! Я уехал в Анголу смешить детишек в больницах… Я понял, что живем только раз и что очень важно заставить улыбаться того, кто в этом нуждается…
Они заказали курицу с миндалем и кальмара под бамбуковым соусом.
Бокки решил, что настал момент поговорить о серьезном:
— У меня есть план… как подзаработать… и я подумал…
— Сколько? — перебил его Сарторетти.
— Десять тысяч евро!
— Что надо делать?
— Помоги мне связаться с Симоной Сомаини.
— С актрисой, значит… — Сарторетти выудил колечко кальмара из теплой жижи. — Знаешь… когда находишься в Анголе, контакты…
— Да брось ты эту чушь! Тебе вовсе не надо с ней знакомиться. Сейчас объясню… Я долго изучал биографию Сомаини. Жизнь у нее что надо! Профессиональный успех, после премии Салерно за «SMS из небытия» она стала королевой телеэкрана. Денег — куры не клюют. Вместе с Самантой де Грене она будет вести конкурс в Сан-Ремо. Спросишь, чего ей не хватает? Не поверишь, но кое-чего не хватает для полного счастья. Сентиментальной истории, чтобы растормошить иллюстрированные журналы. Типа той, что произошла с Микаелем Симоне, пиарщиком из «Эскалибура», и всего того дерьма, что выплеснулось из журналов. Ну, помнишь, с каким-то плейбоем… с Грацио Билья, таким же мыльным пузырем. Сомаини не хватает одного: футболиста! — И он ткнул пальцем в Сарторетти.
— А я тут при чем?
Бокки мрачно кивнул:
— При чем, еще как при чем. Ты загримируешься под Пако Хименеса де ла Фронтера и пригласишь ее на ужин.
При звуке имени центрфорварда аргентинцев комик чуть не подавился бамбуковым соусом.
— Забудь об этом, — проворчал он. — Это — ни за какие деньги.
И после двух чайников теплого саке Флавио Сарторетти поведал другу, что 15 марта 2002 года, в шестнадцать тридцать, он отправился на осмотр к дантисту доктору Фрорайху, на улицу Кьяна.
Пока он ждал своей очереди, в студию ворвались четверо «ультра»: клички Закуска, Питбуль, Молитвенник и Гробовщик.
Парень по прозвищу Закуска, у которого на правом бицепсе была вытатуирована волчица с Ромулом и Ремом, а на левом — первые двенадцать стихов из «Энеиды», схватил его в охапку и засунул в багажник «форда-Ка».[6] Когда его вытащили, он обнаружил, что находится на палубе речного трамвайчика Чивитавеккья — Ольбия.
Его протащили за волосы от носа до кормы, потом слово взял теолог группы по прозвищу Молитвенник:
— Образ Пако Хименеса де ла Фронтера воспроизведению не подлежит. Ни в рисунках, ни тем более в твоем паясничанье. Твое подражание есть акт богохульства! Согласно Корану, ты должен понести наказание!
Его привязали за ногу к чалке и, на манер древних корсаров, четырежды протянули под килем.
Когда его, полуживого, вытащили из воды, Гробовщик, у которого на спине была вытатуирована Большая кольцевая дорога со всеми остановками и кассами, вежливо разъяснил ему, что не надо больше имитировать легендарного центрфорварда.
Пако Хименес не шутил.
— С этой минуты тебя не должно быть ни видно, ни слышно, как пук во чреве, — посоветовал Молитвенник.
— Забудь о телевидении. Твое телевидение кончилось! — рявкнул Питбуль.
И с этого дня звезда Сарторетти закатилась.
— Ни фига себе… ну и дела… А за двадцать тысяч евро?
— Нет, не могу. Они меня убьют.
— Но ведь тебя никто не увидит. Ты просто пригласишь ее поужинать и растворишь в ее бокале таблеточку рогипнола.[7] А о дальнейшем позабочусь я.
Дальнейшее заключалось в том, чтобы прооперировать актрису и достать пакет с кокаином. А потом он сядет в самолет и остаток богатой и счастливой жизни проведет на коралловых пляжах какого-нибудь из островов архипелага Святого Маврикия.
Чтобы уломать комика, Бокки потребовалось ровно три часа двадцать три минуты. На двадцати пяти тысячах Сарторетти капитулировал.
Симона Сомаини пыталась читать сценарий фильма «Доктор Кри-2», продолжения удачного телесериала, где она играла главную роль.
Сценарий ей не нравился: слишком много техники и разных медицинских слов: эпидуральный, маммография, хрящ, саридон… Просто голова раскалывается. Публике нужны любовь, чувства, грандиозные страсти, а не истории про аборты, наркоманов и инвалидов.
Она в четвертый раз набрала номер своего агента, Елены Палеолог-Росси-Строцци.
— Еле… это никуда не годится! Не сценарий, а психушка какая-то! Спазматики, хромые, монголоиды, токсикоманы… Чушь собачья!
— Симу, успокойся. У меня грандиозная новость. Ты сидишь?
Актриса крутила велотренажер. Значит, сидела.
— Сижу. Ну, что там? Голливуд?
— Лучше!
— Господи, телемарафон!
— Еще лучше!
— Ну не тяни, говори, ты же знаешь, я не люблю сидеть как на иголках!
— Тебя приглашают на ужин…
— Ох, ты ж понимаешь! Так я и поверила!
— И догадайся кто? Пако Хименес де ла Фронтера.
Елена услышала грохот падения, и в трубке наступила тишина.
— Эй, Симу, ты где?
Сомаини, пошарив по полу, подняла трубку:
— Прекрати меня разыгрывать! Терпеть этого не могу!
— Но это правда! Послезавтра. Симу, наша взяла! Вот это номер! Фотографы — моя забота!
Актриса вскочила с такой скоростью, словно ей сунули в зад петарду.
— А что же я надену? У меня ничего нет! О господи! — закричала она.
— Симу, завтра опустошим кредитные карточки, и будь что будет…
— Ладно… ладненько… — хрипло прошептала Симона. — Черт возьми, нет времени чуть-чуть подтянуть скулы…
Бокки придумал сложный план.
Прежде всего надо было найти машину, достойную великого аргентинского футболиста.
Его соседи по камере, китайцы, дали ему адрес некоего Хью Ланя, который, не говоря ни слова, отдал ему ключи от «мирафьори-131» семьдесят девятого года, цвета бутылочного стекла.
Потом Сарторетти хрипловатым голосом Пако заказал столик на двоих во «Всей Италии», одном из лучших ресторанов столицы, где администратором был непредсказуемый болгарин Золтан Патрович, большой приятель Сомаини.
В прекрасно организованном деле вдруг обнаружилось непредвиденное препятствие: Хименес одевался только в «Прадо».
В однокомнатной квартире Сарторетти имелись всего-навсего промасленная спецовка «Серджо Таккини» и смокинг с блестками.
Тогда за внешний вид Сарторетти взялся Мбума Бованда, суданский пастух шестидесяти лет от роду, весь в псориазных чешуйках, который разделял с Бокки жилую коробку под Сикстовым мостом. Все имущество Мбумы составляло церемониальное одеяние для обряда инициации в его племени. Наряд этот ревниво хранился в пакете: длинная туника из хлопка-сырца, разрисованная наскальными рисунками. По мнению Мбумы и Паоло Бокки, Сарторетти в ней был элегантен и в то же время необычен.
— Вы уверены, что мне идет? — говорил он, глядясь в тухлое зеркало реки.
Помимо африканской туники он напялил старые туфли Бокки, которые потом заменили на высокие сабо, найденные на дамбе. В довершение всего ему выкрасили волосы аммиаком, спертым у уборщика больницы Христа-Младенца, и он стал блондином «под Барби».
Он был неотразим.
Елена Палеолог-Росси-Строцци распласталась на диване, обессиленная бешеным шопингом. Как орда вестготов, вооруженных кредитными картами, они опустошили половину магазинов по улице Кондотти.
Сомаини голышом расхаживала по гостиной. Любой, в ком есть хоть малость тестостерона, пожертвовал бы всем чем угодно, лишь бы оказаться с ней рядом.
Ноги у нее были длинны, как Восточная линия метро, и заканчивались они полукружиями, словно спроектированными Ренцо Пиано. От тонкой талии тени брюшных мышц спускались к лобку, покрытому полоской пушка цвета шотландского солода. Густая грива золотистых непокорных волос обрамляла лицо с пухлыми, сливового оттенка губами и черными берберскими глазами.
Но вся эта роскошь бледнела в сравнении с шедевром современной хирургии: грудью. Пышные, огромные груди возвышались, как конусообразные апулийские дома-трулли.
Елена Палеолог-Росси-Строцци, стопроцентная гетеросексуалка, и та не отказала бы себе кое в чем со своей любимой клиенткой.
Она оглядела себя: худущая, как эфиопская бегунья, плоская, как электрокардиограмма покойника, ростом с мальчика-жокея с Контрада дель Бруко… Спрашивается, почему, Отец Предвечный, все свои дары Ты распределяешь хрен знает как?
— Ну, так что же мне надеть? — спросила Сомаини.
— Чем меньше, тем лучше, сокровище мое…
В 19.42 Сарторетти-Хименес был готов.
Он уселся в автомобиль, Бокки и Мбума подтолкнули его по набережной, он включил вторую передачу и тронулся.
Аттик Симоны Сомаини находился в престижном квартале Париоли, на улице Кавальере д'Арпино, слава богу, на спуске.
