Вячеслав Пьецух - Левая сторона

— Это точно, соображения в нас не больше, чем в каком-нибудь млекопитающем, ну ничего не понятно, аж жуть берет!

— Ты еще про ежика расскажи…

Затем разговор мало-помалу мешается, сбивается с пятого на десятое, и, когда мимо усадьбы Раисы Измайловой проезжает на велосипеде механизатор с правой стороны и неодобрительно покачивает головой, мужики уже положительно не в себе.

Но характерное обстоятельство: на правой стороне и живут дольше и собирают без малого канадские урожаи, а между тем левая сторона дала России одного лирического поэта и одного видного изобретателя, который замучил одиннадцать министерств.

ПЕТЯ И ЧЁРТ

Верить в чёрта и тем более видеть чёрта — в высшей мере неприлично для образованного человека нашего времени.

Как известно, нечистый обыкновенно является святым отцам и запойным алкоголикам, когда последние допиваются до видений. Но бывают исключения, например: некто Казачков, служащий Пробирной палаты, отродясь в рот не брал хмельного, а между тем ему дважды являлся черт. Правда, нрава чиновник был примерного, но не настолько, чтобы его видения посещали, и вообще к святости добрые люди приходят через преодоление искуса, а Казачков с младых ногтей был человек благополучный до отупения, до тоски.

В первый раз черт ему явился после того, как он изменил жене; как-то его занесло на квартиру к приятелю, зубному технику по фамилии Петушинский, у которого в тот вечер пили и безобразничали, и одна развязная женщина оказала ему такие знаки внимания, вплоть до совсем уж неприличных, что Петя (Казачкова звали Петром) — что Петя не устоял.

В общем, он был человек, что у нас называется, порядочный, то есть именно такой, который если и сделает гадость, то потом долго казнится, и поэтому прелюбодейство, совершенное на квартире у Петушинского, изводило его совесть, как нервную систему терзает зубная боль. Он убеждал себя, что распутство у мужчин — это так называемый «птичий грех», и даже явление естественное, как прочие нормальные отправления организма, поскольку витальной силы у всякого мужика в наличии гораздо больше, чем требуется для продолжения рода (это на случай войны, эпидемий и безвременной смерти по условиям русской жизни), но все равно на душе у него было как-то подло, нехорошо. Тут-то ему и явился черт.

Дело было летом, на исходе июля, в субботу, около часа дня; Петя Казачков сидел на скамейке напротив своего подъезда и размышлял о том, что распутство у мужчин — это так называемый «птичий грех», явление естественное… ну и так далее, когда к нему подсела незнакомая женщина, очень крупная, в легком платье алого цвета, и положила ему руку с массивными золотыми кольцами на плечо.

— Уж если грешить, — сказала она каким-то странным, трубным голосом, — то последовательно, ярко и с сознанием правоты.

— Не понял?.. — отозвался Казачков, заинтересованно посмотрел на незнакомку и тут-то как раз все понял: рядом с ним примостился черт. Стоял не особенно жаркий июльский день, неподалеку ребята играли в песочнице, из окон первого этажа доносилось бубнение телевизора, воробьи скакали вокруг, поклевывая, по небу плыли обыкновенные облака, и вот те раз — рядом с ним примостился черт. Это было видно и по кольцам на пальцах, каким-то древнеперсидским, и по неженскому, злобно-внимательному выражению лица, и, главное, по глазам: они горели янтарно, противоестественно, как у собак против света, точно их что-то подсвечивало изнутри.

Сколько это ни удивительно, Петю не так поразило явление ему черта средь бела дня, как то, что он принял обличие женщины, хотя и мужиковатой, но этому-то как раз и не стоило удивляться — на то он и черт, чтобы пользоваться разными личинами по своему усмотрению и тем ловчее морочить простых людей.

Да и что такое черт в смысле не богословском, а в самом что ни на есть действительном, бытовом? Если в христианской традиции Сатана признается падшим ангелом, который по таинственным причинам противопоставил себя Богу, и, опять же непонятно зачем, постоянно вводит людей в соблазн, то в житейском отношении черт — это скорее всего то, что осталось в нас от природы, например, от волка или от хитрого и мастеровитого паучка. Поэтому все противоестественное в нас, внеприродное, то есть человечное, вроде бессребреничества, жертвенности, способности к отвлеченному мышлению, представляет собою частную ипостась Бога, а всякого рода хищничество — это черт. Причем дьявол и присные его, бесы, действительно могут принимать самые разные и многочисленные обличья, вплоть до нематериальных, вроде вожделения (если только бесы сами по себе не есть сатанинская ипостась), поскольку зло чрезвычайно разнообразно, а добро все на одно лицо.

Но очевиднее всего и по преимуществу нечистая сила выступает под видом особо вредных представителей рода человеческого, которые проходят в истории под разными кличками, как-то: Генрих Красивый или Николай Ленин (у этих всегда бывают клички, как у тайных агентов, уголовников и собак). Однако в другой раз обличье черта бывает не так ужасно и враг может выдавать себя за телевизионщика, инспектора районного отдела народного образования, за милиционера, водочного фабриканта, банковский процент, думские безобразия и даже разбитную соседку по этажу. Оттого нужно быть предельно осторожным, переживая этот мучительно-прекрасный процесс — жизнь, потому что «человеком быть опасно», как писал Жан Поль Сартр, потому что нас на каждом шагу караулит черт.

— Так вот я и говорю: уж если грешить, то последовательно, ярко и с сознанием правоты. Если бы вы не впали в дурацкую рефлексию, а топтали бы себе эту дуру, которую встретили у Петушинского, положим, еще с полгода, да обрюхатили бы ее, да бросили бы при первом удобном случае, — вот тогда вы были бы наш человечек и молодец! А то вы сразу разнюнились, как баба, а это, по нашим понятиям, — не модель. В следующий раз будьте последовательней, если уж вам цельность… так сказать, партийность не по плечу.

Петя Казачков ничего не понял, но полушутя, полусерьезно ответил:

— Есть!

В другой раз ему повстречался черт в тот день, когда он подделал два счета за химические реактивы и, таким образом, выгадал сто рублей (это еще в масштабах восьмидесятых годов, когда на сто рублей в месяц можно было худо-бедно существовать). Именно такие деньги он незаметно задолжал Петушинскому, и поскольку получал на службе сущие гроши, у него не было другой возможности аннулировать этот долг.

Он опять казнился, переживал и успокаивал себя тем, что сто рублей он украл все-таки не у попутчика в трамвае, а у государства, то есть такой абстракции, которую в материале даже невозможно вообразить.

Черт явился ему под видом противного молодого человека, в сущности, юноши со слюнявым ртом и такими пустыми, точно стеклянными, искусственными глазами, какие еще бывают у манекенов и мертвецов. Он пристроился к Пете справа, когда тот шел с авоськой, торчавшей из кармана, в ближайший гастроном за макаронами и микояновскими котлетами, толкнул его локтем в бок и с подлой такой улыбочкой говорит:

— Чтой-то ты мало, старик, стяжал. Вот если бы ты миллион целковых украл в своей конторе, то тогда был бы наш человечек и молодец!

Солнышко светило по-московски, то есть словно нехотя, автомобили мчались по-московски же, как бешеные, и с форсом нарушали правила дорожного движения, пешеходы сновали в обоих направлениях, туда и обратно, делая вид, будто они очень заняты и спешат, тополиный пух реял над головами, забиваясь в ноздри, и вот те раз: в столице громадного государства, в Перове, по 2-й Владимирской улице брел мелкий служащий Казачков чуть ли не под руку с самим чертом, который говорил ему едкие и соблазнительные слова…

— Прямо я не знаю, какую под вас, обормотов, методологию подвести. По-нашему будет так: уж если красть, то миллион, а вы зажулите несчастные сто рублей и только что не бежите на себя в милицию заявлять!..

— Вы кто? — осторожно спросил Петя и побледнел.

— А то ты не знаешь!

— Ну да, конечно, как это я сразу не сообразил…

— Так вот, если ты за белых — это одно, а если за освоение целинных и залежных земель — то совсем другое, а если ты в понедельник за белых, а в четверг за освоение, то это уже называется не пришей кобыле хвост! Серьезней надо действовать, старик, последовательней, и уж если ты стараешься по линии казнокрадства, то налегай из последних сил!

— Так ведь мы как? — несмело возразил Петя. — Мы тут воруем не по вдохновению, а через душу и по нужде.

— То-то и оно! Вообще должен сказать, что в нашем департаменте сильно огорчены этой вашей двойственностью, бесхарактерностью: жен своих лупят, но от тоски, и не каждую субботу, доносы строчат друг на друга, но из высших соображений, проворовались все, но через душу и по нужде…