Ричи Достян - Руслан и Кутя
— А ну, слезай! — крикнул хозяин козе. Марта мотнула головой — согнала муху со лба.
— Слезай, сатана, тебе говорят!
Марта смотрела вдаль оранжевыми глазами.
Хозяин начал раздражаться:
— Я с тобой долго по телефону разговаривать не буду! — закричал он и полез на рыхлую насыпь. — Вставай!
Коза, не удостоив хозяина взглядом, перестала жевать. Он еще раз приказал ей встать и носком ботинка поддал под бок. Тогда она очень медленно и важно поднялась на передние ноги, отчего голова ее, откинувшись назад, приняла еще более гордый вид. С той же важной медлительностью Марта поднялась затем на задние ноги.
Поднявшись, выпрямилась — и это было все, что она проделала сама! Хозяин взглянул на нее со злостью:
— Ну… Уже затормозила копыта?
Он попытался спихнуть ее с насыпи. Коза — ни с места.
— Вот теперь уже цирк начинается, — сказал хозяин без улыбки, — теперь вы можете ее палкой бить, и эта скотина не сделает шагу.
Он взялся за веревку, черную от гари, и потащил козу вниз. Марта съезжала с насыпи, как скамейка на ровных деревянных ножках.
Хозяин дотащил ее донизу и, только для того чтобы показать Сергею Ильичу козье упрямство, попытался заставить Марту идти. Она стояла крепко на прямых, несгибающихся ножках, чуть опустив голову, точно собиралась бодаться.
— Который раз тащу ее на спине, как ишак!
Хозяин опустился перед козой на четвереньки, просунул голову под козье брюшко и, взвалив ее на плечи, понес домой, обеими руками придерживая за прямые ножки.
Всю дорогу Марта молча возлежала на плечах своего хозяина, в такт шагам величественно покачивала головой и глядела вдаль, на бурые холмы.
ТЫ КТО ТАКОЙ?
В этот день солнце особенно жгло, а может быть, так только казалось, — воздух был слишком неподвижен. Даже воробьи не хотели ни клевать, ни летать; они прыгали с разинутыми клювами в белесой тени у дома Анны Павловны.
И вот, совершенно неожиданно, сухие листья акаций, опавшие раньше чем надо, сорвались с места и начали носиться по двору с таким хлопотливым видом, как будто потеряли что-то очень нужное.
Сердито зашикали деревья. Запахло пылью.
Люди в таких случаях говорят: «Поднялся ветер».
Маленький кролик на секунду перестал жевать: «Опять свалился ветер». По мнению крольчонка, потерявшего кров, все неприятности в жизни падают с неба: и ветер, и дождь, и лора. Жара, кстати, такая противная штука, что, если вовремя от нее не спрятаться, можно умереть от головной боли.
А деревья раздражались все больше — они шумели, бросая на ветер совсем еще зеленые листья. Рыжая курица побежала через весь двор, вытянув шею и так сильно наклонясь, как будто в зобу у нее была гиря; отчаянно блеяла и рвалась привязанная Марта. Ее стукнуло по голове грушей, и она не хотела, чтобы это повторилось.
Потом очень быстро стала наваливаться темнота. Она пришла откуда-то среди ясного дня, но кролик и не считал это сумерками. Он продолжал есть как ни в чем не бывало. Его не спугнуло даже глухое бабаханье зимних яблок, которые падали вокруг.
Давным-давно попрятались воробьи. Перестали летать мухи. Сергей Ильич и тот предпочел уйти из сада, а крольчонок, удобно сидя на своем мягком хвостике, объедал листья, что были повыше и еще не успели сильно запылиться. Он до того был занят, что даже мигать было некогда.
И вдруг крольчишка подскочил и большими прыжками помчался в конец сада под кучу дров: первая же капля дождя больно клюнула его в спину, а он не любил, когда ему делают больно. Кроме того, он очень берег свою белую шубку, которую должен носить всю жизнь.
После того как спрятался крольчонок, сразу пошел дождь, да такой крупный, тяжелый и частый, что под ним не могли удержаться на ветках спелые сливы и абрикосы, и старые листья, и хрупкие кончики веток. Они крошились и падали в лужи вместе с дождем.
Трудно сказать, как долго это было. Непогода умеет растягивать время, потому что все с нетерпением ждут, когда она кончится.
Дождь остудил деревья и землю. Сырой, не летний ветер выдул тепло из всех укрытий и щелей.
— Да-а, погодка, — проговорил Сергей Ильич, печально глядя в сад сквозь марлевую занавеску. — В такую погоду хороший хозяин собаки из дому не выгонит.
Он закурил с тоски и тут же бросил папиросу — марлевая занавеска над его дверью робко качнулась.
На пороге уселся пес.
Он сел боком, как говорится, в профиль, и этим сразу все о себе сказал: «Я щенок отличной немецкой овчарки. Морда у меня как пистолет — длинная и острая; уши уже поднялись, хотя у левого еще чуть заваливается вперед самый кончик; лапы у меня мохнаты и не по росту велики, как, впрочем, и у всех овчарок, которым нет еще четырех месяцев. Ну, а то, что я кажусь таким тощим, — так это потому, что промок и шерсть ко мне прилипла. Вот и все. Для начала сказано достаточно».
Щенок подрагивал от озноба.
Сергей Ильич приподнял занавеску и позвал его. Но пес боязливо приник к порогу. Не просто оказалось втащить его в комнату. Он упирался и вопил, как будто его бьют.
А когда Сергей Ильич втащил наконец щенка, тот сел пирамидкой, прижался спиной к стене и отвернул вбок морду, чтобы не смотреть человеку в глаза.
Тут обнаружилось, что пес еще не все о себе сказал.
Не сказал, что у него сломан хвост. А это было несомненно— хвост лежал на полу не серпом, как у всех собак, а клином.
Не сказал он и самого главного — отчего у него такие страдальческие шишечки над глазами.
— Кто же ты такой? — тихо спросил Сергей Илаич. — Откуда ты взялся?
Пес, конечно, не ответил.
Сергей Ильич протянул ему кусок хлеба. Щенок жадно цапнул хлеб и — к двери!
— Ага-а, значит, еду тебе приходится воровать! Значит, тебя, беднягу, не кормят?! А может, ты вообще беспризорный?
Щенок держал хлеб в зубах и ждал удобной минуты выскочить во двор.
Сергей Ильич погладил его по мокрой голове и сказал несколько хороших слов таким тоном, чтобы тот понял, что это хорошие слова. И только после этого щенок начал есть. Ел быстро и шумно, заглатывая большие куски, почти не разжевав. Когда наглотался, стал громко икать. От икания все его тощее тело содрогалось, и он, как видно, смущался, то вправо, то влево отворачивая морду.
Дождь наконец перестал.
Сергей Ильич выпустил щенка во двор и очень удивился, потому что пес побежал не к калитке, а уверенно пересек двор, обогнул дом Анны Павловны и в самом углу, там, где начинается плетеная изгородь справа, лег на землю и на пузе прополз в соседний двор.
ГОЛОД НЕ ВСЯКОГО ДЕЛАЕТ ЖАДНЫМ
На следующий день, проснувшись, Сергей Ильич увидал сквозь марлевую занавеску такое, отчего сразу вскочил: на пороге, спиной к нему, сидели два совершенно одинаковых щенка. Они сидели, как стражи: один в правом углу, другой — в левом.
Приподняв занавеску, Сергей Ильич понял, что это братья. Один из них — тот, что приходил вчера во время дождя, другой — его двойник, только чуть посветлей и на вид беспечней.
Оба тут же поздоровались с Сергеем Ильичом, но по-разному.
Новый повел себя как принято: подскочил, ткнулся мордой в руку, а когда его погладили, полез подавать лапу. Вчерашний же знакомый ползал на животе у ног, стукал по полу сломанным хвостом и, попискивая, застенчиво отворачивался.
Новый знакомец без приглашения ввалился в комнату, забегал по ней, тыча носом во все углы. Старый — скромно вошел и сел под стеной на вчерашнее место, поглядывая на Сергея Ильича, потом на своего бесшабашного брата и опять на Сергея Ильича, — было ясно: он ждет, когда начнут угощать обоих.
«Кто же такой этот пес, — размышлял Сергей Ильич, — которого даже голод не сделал жадным?»
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
У одной чистокровной немецкой овчарки родилось одиннадцать щенят. Все щенята в трехнедельном возрасте были розданы и теперь живут в этом городке на разных улицах, все, конечно, по-разному.
Случилось так, что двух парней из этого большого собачьего семейства выбрали себе соседи, живущие один от другого через дом. Разделяет их дом Анны Павловны.
Поначалу оба пса жили отлично. Особенно тот, что прибегал во время дождя и который живет во дворе справа.
Пес этот попал в семью, где не было детей, поэтому с ним особенно нянчились.
Хозяйка его два дня придумывала имя, покуда называя просто Кутей. А щенок, как назло, сразу запомнил этот странный звук. Хозяйка от таких способностей пришла в умиление и решила не морочить псу голову. Пусть остается Кутей.
Кутиному брату с именем очень повезло, возможно, потому, что его хозяева сами не стали мудрить, а поручили это дело своему сыну Вите. А Витя оказался человеком образованным: он назвал свою собаку — Руслан.
Руслан и Кутя встречались редко: на улицу, конечно, ни того, ни другого не выпускали. Оставалась одна возможность — пробираться друг к другу через двор Анны Павловны. Ну, а разве ж она могла позволить, чтобы через ее двор бегали чужие собаки?
