Уильям Тревор - Вечные любовники
В ночной рубашке, без корсета и прочих обтягивающих фигуру предметов туалета она показалась ему несколько крупнее, чем днем, но это наблюдение он оставил при себе.
Миссис Да Танка выключила свет, и некоторое время они молча лежали в двуспальной постели под холодными простынями, не касаясь друг друга.
После моей смерти мало что останется, думал он. Разве что никому не нужные вещи вроде каких-нибудь украшений или засушенного папоротника. Или птичьих яиц, которые он собирал мальчишкой. После его смерти весь этот хлам соберут и, скорее всего, попробуют сжечь. А потом зажгут в комнате, где он умер, ароматические свечи — люди ведь, когда человек умирает, ведут себя далеко не лучшим образом.
— Почему вы не женаты? — спросила миссис Да Танка.
— Потому что я не питаю особой привязанности к женщинам. — Он произнес эти слова и вдруг понял, что потерял бдительность и что сейчас она на него набросится.
— Вы что, гомосексуалист?
Это слово потрясло его.
— Нет, конечно.
— Я ведь просто спросила. В наше время чем только не занимаются!
— Я ничем таким не занимаюсь.
— Я часто думала, что Хораса Спайра больше интересуют мужчины, чем женщины. Хотя мне он внимание уделял.
Детство она провела в Шропшире. В те годы она любила природу, хотя и не знала, не желала знать, названия цветов, растений или деревьев. Говорили, что она похожа на Алису в Стране чудес.
— Вам приходилось бывать в Шропшире, мистер Майлсон?
— Нет, я лондонец. Всю жизнь прожил в одном доме. Теперь, правда, его уже нет. На его месте выросло многоэтажное здание. А я переехал в Суисс-Коттедж.
— Я так и думала. Так и думала, что вы живете в Суисс-Коттедже.
— Мне, признаться, очень не хватает моего садика. Ребенком я собирал в парке птичьи яйца. Храню их до сих пор.
А вот она никогда ничего не собирала и не хранила. Сколько раз она отсекала прошлое, вспоминая его лишь тогда, когда ей этого хотелось, не прибегая к помощи «наглядных свидетельств».
— Жизнь со мной никогда не церемонилась, — сказала миссис Да Танка. — С двадцати лет меня бьет.
— Мне от нее тоже здорово досталось, когда подошел к концу срок аренды. Было нелегко поспевать за временем. Я жил прошлым, покуда настоящее не заявило о себе в полный голос. Еще прошлой весной я сажал у себя в саду дельфиниум.
— Мой отец хотел, чтобы я вышла замуж за хорошего человека. Чтобы была счастливой и рожала детей. А потом он умер. И из того, что он хотел, у меня не получилось ничего. Уж не знаю почему — может, просто самой не хотелось. Ну а потом старый Хор Спайр взял меня в оборот — тем дело и кончилось. Сама виновата. А про то, что вы гомик, я подумала из-за официанта — вы ведь проявили к нему интерес.
— Никакого интереса к официанту я не проявлял. Просто мне показалось, что вы с ним обошлись не лучшим образом, только и всего.
Миссис Да Танка курила, а мистер Майерсон нервничал — из-за ситуации в целом, из-за мерцающей в темноте сигареты. А что, если она уснет с сигаретой во рту? Он слышан, что пожары часто возникают, когда курят в постели. А что, если, разозлившись, она ткнет ему горящей сигаретой в лицо? Заснуть было невозможно — его преследовал страх, что он проснется, объятый пламенем, от похоронного воя несущихся к отелю пожарных машин.
— Сегодня ночью я не сомкну глаз, — сказала миссис Да Танка, и это заявление повергло мистера Майлсона в еще больший страх. Всю ночь эта ужасная женщина будет бдеть, будет ерзать в постели и дымить сигаретой рядом с ним. Я сошел с ума. Только лишившись рассудка, можно было пойти на такое. Он слышал эти слова. Видел их на бумаге, написанными его собственной рукой. Видел их напечатанными на пишущей машинке, набитыми на телеграфном бланке. Буквы запрыгали и смешались. Померкли, стерлись в тумане. «Я сумасшедший», — произнес мистер Майлсон вслух, чтобы утвердиться в этой мысли, облечь ее в слова. Он поступал так всегда, сейчас же вдруг забыл, откуда взялась эта мысль, решил, что в комнате он один.
— Говорите, что вы сумасшедший? — раздался в темноте испуганный голос миссис Да Танка. — Господи, да вы хуже, чем гомик! Вы что, сексуальный маньяк? Вы за этим сюда приехали? В мои планы это не входит, предупреждаю. От меня вы ничего не добьетесь, мистер Майлсон, и не налейтесь! А если будете ко мне приставать, я позову на помощь, так и знайте!
— Я сумасшедший, что приехал сюда. Что согласился на все это. Не знаю, что на меня нашло. Я только что понял весь абсурд происходящею.
— В таком случае встаньте, мистер Майлсон, и скажите прямо, что вы нарушаете договор, что не станете выполнять свое обещание и отказываетесь от своих обязательств. Вы взрослый человек, мистер Майлсон, вы можете одеться и выйти из комнаты.
Все они одинаковы. У других была хоть какая-то рекомендация, а у этого — никакой. Ее чуть не вырвало от мысли, что рядом с ней, совсем близко, он вытянул свои жилистые ноги. На что только не пойдет женщина, чтобы избавиться от такого чудовища, как этот Да Танка!
Он-то думал, что все будет легко и просто. Проще некуда. В самом деле, почему не оказать услугу попавшей в беду женщине? Что тут плохого? Заодно и заработает кое-что.
Миссис Да Танка закурила очередную сигарету и бросила спичку на пол.
— Какую жизнь вы вели? Вам не хватало духу жениться. И мозгов, чтобы преуспеть. То, как вы жили, и жизнью не назовешь. — В темноте раздался ее смех. Она явно хочет его обидеть — он же обидел ее, дав ей понять, что приехать с ней сюда было безумием.
Раньше мистер Майлсон ничего подобного не делал. Раньше он всегда самым тщательным образом взвешивал все «за» и «против», не принимал решения, не убедившись, что оно ничем ему не грозит. От этой мысли на его лице даже выступил пот. А ведь это только начало — если он и впредь будет вести себя столь же безответственно, его ждут дела и похуже.
Миссис Да Танка засмеялась снова. Но думала она совсем о другом.
— Вы что, ни разу не спали с женщиной, да? Вот бедняжка! Вы многое потеряли! — Кровать сотряслась от ее хриплого смеха, огонек от сигареты плясал в темноте.
Теперь она смеялась тише и молча. Его она ненавидела ничуть не меньше, чем Да Танка и — в свое время — Хораса Спайра. Ведь вместо него мог быть молодой человек — красивый, веселый, хорошо воспитанный. Но поехал бы с ней молодой человек? Наверняка не нашлось бы и одного на миллион, кто бы сделал свое дело с удовольствием или, по крайней мере, со вкусом.
— Вы такая, какой вас сотворил Бог, — сказал мистер Майлсон. — Вы ничего не можете поделать с вашими недостатками, хотя могли бы — в вашем-то возрасте — признать, что они у вас есть. Разные люди воспринимают вас по-разному. Для меня вы — страшная женщина.
— И вы не протянете этой страшной женщине руку помощи? Неужели женское тело не вызывает у вас желания? Уж не евнух ли вы, мистер Майлсон?
— Я сплю с теми женщинами, которые мне нравятся. Вам же я делаю одолжение. Узнав, что вы оказались в затруднительном положении, и поддавшись уговорам, я в порыве великодушия согласился вам помочь. Хотя я был с вами незнаком, я не сказал «нет».
— Джентльмены так не рассуждают.
— А я и не говорю, что повел себя как джентльмен. То, что я джентльмен, я доказал на деле, и не раз.
— Очень сомневаюсь, ведь это у вас единственный опыт такого рода. Вы раболепствуете, а не живете, и знаете, что я права. Да и какой вы джентльмен? Вы ведь мелкий служащий, а я что-то не слыхала, чтобы из среды мелких служащих выходили джентльмены!
Она попробовала представить, какое производит впечатление, какое у нее лицо, идут ли ей веснушки, на какой возраст она выглядит и как смотрится в толпе. Может, хотя бы теперь мужчины перестанут с ней лукавить и прямо скажут, что иметь дело с ней трудно, раз ее не устроили два мужа. А может, будет и третий? Говорят же, Бог любит троицу. Да нет, кому она нужна — разве что какому-нибудь бесполому Майлсону.
— Ваша жизнь сложилась не лучше моей, — сказал мистер Майлсон. — Сейчас вы ничуть меня не счастливее. Вы — неудачница, и смеяться над вами — жестоко.
С каждой минутой они ненавидели друг друга все больше.
— Когда я была девчонкой, у меня от молодых людей отбою не было. В Шропшире мой отец устраивал балы, чтобы все видели, какая я красавица. Если бы в наше время были дуэли, молодые люди стрелялись бы из-за меня через день. Убивали бы и калечили друг друга, нося на сердце амулет с моим локоном.
— Вы не человек, вы животное, миссис Да Танка. Волк в овечьей шкуре!
За окном начинало светать. Слабый свет проник сквозь занавеску и скользнул в комнату, и лежавшие в постели сразу же и с облегчением обратили на это внимание.
— Вам надо писать мемуары, мистер Майлсон. Жизнь меняется у вас на глазах, а вы живете по старинке, ничего не смыслите в происходящем. Вы — как старый стол. Или вешалка в холле в каком-нибудь заштатном пансионе. Кто будет плакать на вашей могиле, мистер Майлсон?
