Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана
— Пошла! Пошла быстрее! — Кристобаль погонял лошадь и встряхивал поводьями. Отрезок булыжной мостовой до королевского дворца Алкасар Бонита промчалась рысью, отчего наша карета раскачивалась из стороны в сторону.
Дворцовые стражники, увидев приглашение, пропустили меня внутрь, за тяжелые деревянные двери высотой в три человеческих роста. Спешно миновав внутренние покои, я наконец очутился в приемном зале. Здесь было полно людей, явившихся поприветствовать короля, и воздух дрожал от дворцовых сплетен и политических интриг. Нас окружали стены, украшенные мозаикой с причудливыми мавританскими узорами. Черные мраморные колонны с золотыми капителями окружали зал, образуя арки в форме подковы, — тоже в мавританском стиле. Охваченный невольным трепетом, я взглянул на золотой купол, который сиял подобно звездному небосклону. Именно в этом приемном зале в давние времена король Педро Жестокий решился убить родного брата за любовь к принцессе, на которой король собирался жениться. Хотелось бы знать, что ожидает здесь меня: тоже погибель или, наоборот, щедрая королевская милость.
Желание женщины
Аудиенция подходила к концу, и меня окликнули по имени, пригласив подойти к королю. Когда я шел из другого конца зала, по толпе пронесся шепот, и все повернули головы, пытаясь расслышать, с какими именно словами обратится ко мне король.
Подойдя, я опустился на колени. Его зеленые глаза смотрели, как всегда, подозрительно и отрешенно, а усталое лицо, обрамленное седой бородой, покрывала смертельная бледность. Он страдал от подагры, и потому поездка из Мадрида в Севилью, должно быть, далась ему нелегко. Его правая нога покоилась на маленькой скамеечке, специально изготовленной для него по распоряжению китайского императора. Именно потому, что король был банкротом, он пожелал лично встретить корабли, везущие в Севилью несметные богатства, и для этого вынужден был предпринять это долгое путешествие из столицы. Мне было известно, что король, так же как и я, презирает лесть и лицемерие придворных, и потому даже не пытается скрыть свою скуку. Он с трудом восседал на троне из красного дерева с прямой спинкой, который тоже казался строгим — под стать своему благочестивому хозяину.
Взрослая дочь короля, инфанта Изабелла Клара Евгения, стояла позади. Ни для кого не было секретом, что она являлась его ближайшим доверенным лицом и была его любимым ребенком. Глаза инфанты тоже были зеленые и умные, как у отца, но округлое юное лицо выглядело гораздо более приветливым. Ее каштановые волосы, стянутые в тугой узел, прикрывал черный берет, расшитый жемчугом и украшенный страусиным пером.
Я застыл в ожидании, склонив голову, будто перед топором палача. Запах духов инфанты, в котором смешались ароматы апельсина и персика, успокаивал мои взвинченные нервы. Нарушая напряженную тишину, маркиз тяжелой поступью направился к трону, чтобы представить меня. Для человека с такой широкой грудью, на вид неуклюжего, как медведь, он двигался неожиданно быстро. Эта мощь в сочетании со стремительностью движений делали его опасным противником на дуэли. Подобно королю, он был одет во все черное, по его модное платье было отделано золотой и серебряной тесьмой. Кончики напомаженных усов смотрели вверх, а тоненькая бородка серпантином устремлялась вниз. Ему было за пятьдесят, и линия волос на его голове отступила назад, обнажив значительную часть черепа. Его нос и щеки, как всегда, были красные, а полное лицо свидетельствовало о бесчисленных деликатесах и о множестве бутылок, которые он успел откушать и осушить. Он как-то поведал мне, что в жизни мужчины наступает момент, когда еда доставляет больше удовольствия, чем женщина. Я молил Бога, чтобы для меня такой момент не наступил никогда.
— Ваше величество, имею честь представить вам дона Хуана Тенорио, вашего верного слугу.
— О его вере пусть судит инквизиция, — проговорил король.
В толпе послышался шепот удивления, а я почувствовал, как моя спина холодеет.
— Судя по историям… которые рассказывают при дворе… складывается впечатление, что вы… просто дьявол какой-то.
— Просто человек, ваше величество… — ответил я. — Придворные сплетники могут представить дьяволом кого угодно.
Я поднял глаза и заметил, что король не может подавить усмешку. Он и сам был жертвой дворцовых сплетен и пересудов, причем в большей степени, чем кто-либо другой.
— Мне донесли, — продолжал король, — что сегодня вечером вы объявите о своей помолвке…
Вероятно, мое лицо выражало крайнее удивление. Я оглянулся на маркиза и по его недоуменно поднятым бровям понял, что источником сплетни был кто-то другой.
— Меня ввели в заблуждение?
— Мои враги солгали вам, ваше величество. Любовный недуг не коснулся меня.
Инфанта наклонилась и что-то прошептала на ухо королю.
— Моя дочь говорит, что брачные узы и любовь — не одно и то же.
— В словах вашей дочери есть своя мудрость, ваше величество, — сказал я и постарался тайком поймать взгляд инфанты.
Хотя ей было уже двадцать семь, она продолжала жить со своим престарелым отцом. Ее мать выдали замуж за нашего короля в возрасте пятнадцати лет — с целью укрепить союз между Испанией и Францией. Она скончалась через два года после рождения Изабеллы. Младшая сестра и единственное близкое существо инфанты, Каталина, восемь лет назад вышла замуж за герцога Савойского и уехала. Вне всяких сомнений, инфанта согласилась бы на брак без любви, если бы у претендента был подходящий титул. У меня его не было.
— Нас премного огорчает, что вы до сих пор не связали себя священными узами брака, — мрачно сказал король и отвел глаза.
— Доставить удовольствие вашему величеству — моя единственная забота, — ответил я, многозначительно глядя на инфанту.
Она поверх веера устремила на меня ответный взор, при этом губы ее слегка приоткрылись. Для женщины, несомненно, глубоких страстей двадцать семь лет — это слишком много, чтобы дожидаться подходящего политического союза между королевствами, подумал я, когда она скромно отвела глаза.
— В таком случае данной мне властью приказываю вам подыскать себе подходящую супругу, — с важностью сказал король. — Этого требуют правила приличия… а также Святая инквизиция. В следующем месяце при дворе я намерен услышать о вашем выборе.
Он вяло протянул свою руку. Я поцеловал ее и отступил назад, живо припомнив слова инквизитора и собственные впечатления от ада, свидетелем которого я недавно стал. Наш король, страдающий от болезни, явно был не в силах противостоять растущему влиянию инквизиции.
— Благодарю вас, ваше величество, — ответил маркиз вместо меня. — Вы обладаете мудростью Соломона и терпением Иова.
Король, которому приходилось проявлять благосклонность по отношению к могущественному маркизу, слегка наклонил голову Я отошел назад и немедленно был подхвачен толпой, которая вернулась к своим сплетням так же быстро, как минуту назад вынуждена была замолкнуть. Нескончаемый поток других посетителей устремился за королевской милостью, а я опустил глаза, чувствуя себя неловко среди людей, гораздо более благородных, чем я.
Устроившись возле одной из колонн, я принялся украдкой наблюдать за инфантой. В своем парчовом наряде она выглядела скорее зрелой матроной, нежели девушкой, кем была на самом деле. Рукава ее платья ниспадали подобно крыльям ангела, а шею и запястья украшали кружевные оборки. Пояс, расшитый драгоценными камнями, охватывал ее талию, как бы оберегая целомудрие.
Женщина умеет чувствовать взгляды, так же как умеет угадывать слова, произнесенные почти неслышно. Она обернулась и посмотрела на меня, а затем быстро ответила мне на тайном языке с помощью веера. Она прикоснулась нежным черным кружевом к нижним векам своих зеленых глаз, опушенных длинными черными ресницами. Возможно, таким образом она посылала сигнал о том, что хотела бы видеть меня наедине. Она уже не единожды во время королевской аудиенции дарила мне взгляды поверх веера, и я знал, что только мой страх и моя слабость не позволяют мне сделать ответный знак.
Маркиз, судя по всему, заметил этот обмен взглядами и сейчас приближался ко мне под руку со знаменитой куртизанкой Альмой.
— Боюсь, что король, говоря о священных узах брака, вовсе не имел в виду свою дочь, — прошептал он мне с хитрой улыбкой.
Его маленькие глазки по обыкновению ничего не упускали, замечая каждую мелочь. Он видел меня насквозь и знал меня как никто другой. Его тонкие губы, которые считались признаком благородных кровей, поскольку якобы свидетельствовали о холодной сдержанности, раздвинулись в улыбке, а пальцы принялись теребить бородку.
— Вам известно, что брак занимает мой ум в последнюю очередь, — прошептал я в ответ, стоя рядом с ним под одной из арок.
