Кира Буренина - Буду завтра. Встречай (сборник)
– Я вплела сюда кусочки ракушек и минералы, чтобы выровнять твою энергетику, – скромно заметила Гутя. – Не забудь захватить его с собой в Веденск, подвесишь над кроватью.
И вот, не успела я оглянуться, как сидела в купе поезда Москва – Веденск.
«Я обо всем договорилась с тетей Раей, – в который раз повторяла мама. – Ты поживи там, погуляй, в море покупайся. А осенью найдешь новую работу. И тетя Рая будет рада.
«Интересно, будет ли рада тетя Рая», – думала я, глядя на проплывающие мимо подмосковные дачки. В Веденске я не была десять лет, а это срок немалый. Наверное, там все совсем другое, люди другие, да и тетка постарела. Что я там буду делать до осени? «Пробуду неделю и вернусь в Москву», – утешилась я.
Все свое каникулярное детство я провела в Веденске. Родители «забрасывали» меня сюда на все лето, а сами отправлялись в Крым, Карловы Вары, на Золотые Пески… Прибрежный городок, утопающий в зелени садов, был моим самым любимым местом на земле. Чистый, ухоженный, розово-жемчужного цвета… Таким я запомнила его. Кварталы пятиэтажных домов сталинской постройки, всех оттенков серо-розового, с оригинальной отделкой, таких уж и не найти нигде… Девятиэтажки семидесятых годов из белого кирпича, стройные, крепкие, как ряд костяшек домино… И совсем старинные, построенные из буро– красного кирпича еще до революции немецкими колонистами, – добротная приземистая готика. А еще «розовый квартал» – дома из розового камня, которые были построены в конце восьмидесятых для работников порта – основного кормильца города. Во дворах цвели розы всех цветов и сортов из городского питомника. Именно в таком доме и жила тетя Рая, вдова дяди Володи – брата моего отца. Дядя Володя с двадцати пяти лет и до самой смерти был начальником порта и многое сделал для города. Тетя Рая, главный врач крупнейшего санатория области, закончила работать, насколько мне известно, совсем недавно.
После смерти дяди Володи тетка сохранила все привычки, традиции. Это я установила, когда мои чемоданы были размещены в бывшем кабинете дяди Володи, а я сидела за торжественно накрытым столом и слушала рассказы тетки о жизни в городе. Она совсем не изменилась – одевалась по-прежнему в элегантные крепдешиновые платья, отдавала предпочтение лаковым босоножкам на каблуке, носила причудливые кольца и серьги, красила волосы в агрессивный блонд, а губы – леденцово– розовым блеском.
– Ну да ладно, – промолвила тетка, когда с обзором городских новостей было покончено. – Мама сказала, что у тебя что-то с работой не ладится. Не переживай, детка. Перемелется, мука будет – помнишь, так говорил дядя Володя?
Конечно, помню. Помню его смех, запах трубочного табака, помню, как он азартно играл со мной, девчонкой, в «ведьмака» – карточную игру. Ничего не изменилось в доме со дня его смерти. Та же мебель орехового дерева в гостиной, дубовая – в кабинете, спальный гарнитур из карельской березы… Картины художников-маринистов на стенах… Я грустно улыбнулась огромным напольным вазам, расставленным по углам в каждой комнате – подарки дяде Володе к очередным годовщинам. Родители подтрунивали, что в этих вазах можно хранить стратегические запасы крупы, гречки например.
Оставив тетку отдыхать в затемненной спальне после волнующей встречи с племянницей, я вышла из подъезда и не торопясь побрела в сторону набережной. Жара душной волной окатила меня, а аромат роз смешался с воспоминаниями. Но все очарование слетело, как только я вышла на величественную набережную, по которой уже прогуливались отдыхающие, – над прекрасно сохранившимися розово-серыми пятиэтажками возвышалось чертово проклятое колесо. «Сити-вью». Меня затошнило и буквально согнуло пополам – неужели эта махина будет преследовать меня всю жизнь?
Почти бегом я вернулась в спасительную прохладу теткиной квартиры.
Что дальше? Разве у меня есть впереди какое-нибудь «дальше»?
Очень быстро стемнело. Я подошла к окну: южная ночь жила своей особой жизнью под усыпанными звездной пылью небесами, она была наполнена пением цикад, запахами и шорохами. Уличный фонарь вырывал из мрака качающуюся от легкого ветерка желто– зеленую ветку акации, очерчивал круг света, который постепенно стирала темнота.
Глядя, как зажигается свет в окнах напротив, я поискала глазами памятные окна. Да, там тоже горел уютный желтый свет. В этом доме я когда-то была своей, это была особая привилегия и особая радость… Жаль, что однажды я в великом гневе пообещала никогда и ни за что не возвращаться туда. Но это было так давно. А ведь даже судебные дела имеют срок давности. И я решилась…
«Копченый дом» выстроил богатый купец Полторацкий, который держал обширные рыбные промыслы, имел собственные коптильни и лабазы. То ли потому, что огромный двухэтажный дом был сложен из темного камня, то ли потому, что ветер с коптилен часто дул в этом направлении, но местные жители прозвали дом «копченым».
Основатель династии купец Полторацкий сам был из босяков. Но благодаря трудолюбию, упрямству, жестокости по отношению к себе и окружающим сумел сколотить огромный капитал. Днем носил такие же порты и рубаху, что и его работники. По воскресеньям ходил в церковь и, начиная любое важное дело, приглашал батюшку служить молебны. Полторацкий-старший был плодовит и чадолюбив – пятеро сыновей приучались к делу с десяти лет, две дочери не сидели белоручками в роскошных залах особняка, а помогали на кухне, птичнике, в огороде.
Глава рода сошел с ума и скончался при темных обстоятельствах. Поговаривали, что с тех пор сумасшествие часто посещало семью Полторацких, передаваясь от родителей к детям. Так, один из сыновей Полторацкого-старшего, Демьян, заслужил свое прозвище Паук из-за непропорционально длинных рук и темных ночных делишек. Днем он работал в конторе, преумножая состояние рода, а ночью отправлялся в Матросскую слободку, развеселый квартал города, где подхватывал пьяную проститутку и уходил вместе с ней к морю. Утром рыбаки находили на берегу полуживую женщину. Все благородные семейства города почему-то игнорировали этот факт и с неизменным почтением относились к семейству Полторацких.
Черное здание с окнами в резных белых мраморных наличниках, с белыми же колоннами у входа притягивало внимание горожан, манило их необъяснимо. Отчего-то, несмотря на явные вспышки сумасшествия у наследников, всякий стремился породниться с родом купца Полторацкого. Дети и внуки купца успешно сочетались браком с зажиточными людьми, и с этих свадеб начинались адвокатские, врачебные и даже актерские династии Веденска.
Одной из самых интересных была актерская семья, зародившаяся под темными сводами «Копченого дома». Заезжий оперный тенор как-то попал на прием к богатым горожанам, которые всегда покровительствовали театру. Попал – и пропал, увидев среднюю дочь Анну, с ее вишневыми губами и волной темных густых волос. Тенор женился на ней и оказался плодовитым отцом. Все дети этой пары обладали красотой и отличными вокальными данными. Так родилась оперная династия, голоса которой звучали в великих залах мира…
Полторацкие продолжали владеть особняком – часть семьи разметало по свету, а кто-то оседал в Веденске навсегда. Оперное семейство владело домом незадолго до революции. Странные события преследовали семью: то Веденск обсуждал очередное рождение мертвого младенца, то вдруг молодого артиста одолевали эпилептические приступы перед самым участием в мировом конкурсе… Но дети из – Копченого дома– всегда выделялись своими способностями, быстрым разумом и трезвым взглядом на жизнь.
Когда Веденск охватило пожарами революции, большинство членов семейства были в разъездах. Кто-то отдыхал на водах, кто-то гастролировал в Турции, где у семьи были свои виллы под Стамбулом. Удивительным образом ни погромы, ни раскулачивание, ни репрессии не коснулись обитателей дома. Напротив, сразу же после октябрьского переворота особняк объявили памятником архитектуры, и дом был отдан семье Полторацких в пожизненное владение.
В то время владелицей дома была Анна Сладкопевцева, последняя из оперной ветви семьи. Она получила свое имя в честь дочери купца Полторацкого, а псевдоним – благодаря удивительному голосу. На ее концертах многие плакали, другие рассказывали о чудесных видениях. Анна все силы отдала своему сыну, который благополучно вырос и стал театральным работником. Он тоже прекрасно пел, начал успешную карьеру баритона, но неожиданно для всех отказался ее продолжать и ушел в концертмейстеры. Женился. Когда уже не было никакой надежды, в семье родился поздний ребенок, мальчик, который пошел по стопам отца – стал концертмейстером в театре. Судьба распорядилась так, что и этот отпрыск семьи Полторацких женился поздно. На свет появился мальчик, которого назвали Григорием. Увы, ему не досталось чарующего голоса, хотя он обладал абсолютным слухом и тонко чувствовал музыку. Отец оставил семью по неизвестным причинам и уехал куда-то на север за новым счастьем, когда мальчику было тринадцать лет. Через пять лет Григорий, или, как мы все его звали, Григ, похоронил мать и остался жить один в огромном опустевшем особняке. Никто не удивился, когда, окончив с красным дипломом Политехнический институт в крупном областном городе, он вернулся в Веденск, устроился на службу в театр, стал заведовать отделом звукорежиссуры.
