Грэм Грин - Комедианты

— Тонтон-макуты, — злорадно вставил казначей. — Президентские упыри. Ходят в темных очках и являются к своим жертвам только по ночам.

Мистер Смит положил руку на колено жены.

— Этот джентльмен хочет нас напугать, детка, — сказал он. — В туристском бюро нам об этом ничего не говорили.

— Он не знает, что нас не так-то легко напугать, — сказала миссис Смит, и я почему-то ей поверил.

— Вы понимаете, о чем мы говорим, мистер Фернандес? — крикнул казначей в дальний угол каюты; некоторые чудаки почему-то всегда громко говорят с людьми другой расы.

У мистера Фернандеса глаза заволоклись, словно он вот-вот заснет.

— Да, — сказал он, но мне показалось, что он с таким же успехом мог ответить и отрицательно.

Тут впервые открыл рот Джонс, сидевший на краю койки казначея со стаканом рома в руке.

— Дайте мне пятьдесят десантников, и я пройду через всю страну и без мыла.

— А вы служили в десантниках? — не без удивления спросил я.

Он ответил уклончиво:

— Да, почти. В том же роде войск.

Кандидат в президенты сообщил:

— У нас рекомендательное письмо к министру социального благоденствия.

— К министру чего? — переспросил казначей. — Благоденствия? Чего другого, а благоденствия вы там не найдете. Вы бы посмотрели, какие там крысы. Огромные, как эрдельтерьеры...

— В туристском бюро мне сказали, что там есть несколько прекрасных гостиниц.

— Одна из них принадлежит мне, — сказал я.

Вынув бумажник, я показал им три почтовые открытки. Несмотря на то, что краски были кричащие и вульгарные, картинки производили впечатление — ведь они были памятником прошлого, которое уже не вернется. На одной открытке в выложенном голубыми изразцами бассейне плавали девушки в бикини; на другой — под тростниковой крышей креольского бара играл на барабане знаменитый на все побережье Карибского моря ударник, на третьей был общий вид гостиницы — башенки, балконы и остроконечные крыши — причудливая архитектура Порт-о-Пренса прошлого века. Хоть это не изменилось.

— Нам хотелось бы что-нибудь потише, — сказал мастер Смит.

— У нас теперь куда как тихо.

— Конечно, нам было бы приятно — правда, детка? — жить у друзей. Если у вас найдется свободная комната с ванной или душем.

— У нас все комнаты с ваннами. И не бойтесь шума. Ударник сбежал в Нью-Йорк, а все девушки в бикини теперь в Майами. Вы, наверно, будете единственными моими постояльцами.

Я рассудил, что эти двое могут быть очень полезны не только из-за денег, которые они заплатят. Кандидат в президенты — лицо видное; он, несомненно, будет находиться под опекой своего посольства или хотя бы того, что от него осталось. (Когда я уезжал из Порт-о-Пренса, штат посольства сократили до поверенного в делах, секретаря и двух охранников из морской пехоты — память о военной миссии.) По-видимому, та же мысль пришла в голову Джонсу.

— Может быть, и я к вам присоединюсь, — сказал он, — если для меня ничего другого не приготовили. Если мы будем держаться вместе, у нас будет такое чувство, будто мы еще на пароходе.

— На миру, говорят, и смерть красна, — подтвердил казначей.

— Если у меня будут трое постояльцев, мне позавидуют все hoteliers [владельцы гостиниц (фр.)] в Порт-о-Пренсе.

— Опасно, когда тебе завидуют, — сказал казначей. — Всем вам троим было бы гораздо лучше плыть дальше с нами. Лично я остерегаюсь отходить от порта больше, чем на пятьдесят шагов. В Санто-Доминго тоже есть прекрасная гостиница. Роскошная гостиница. Могу вам показать открытки не хуже этих. — Он выдвинул ящик, и я мельком увидел дюжину пакетиков с презервативами, которые он выгодно продаст своей команде, когда они отправятся на берег к матушке Катрин или в какое-нибудь заведение подешевле. (Я был уверен, что, сбывая свой товар, он приводил устрашающую статистику заболеваний.) — Куда же я их девал? — непонятно зачем осведомился он у мистера Фернандеса, на что тот только заулыбался и ответил «да». Казначей стал шарить по столу, заваленному циркулярами, скрепками, флаконами с красными, зелеными и синими чернилами, старомодными деревянными ручками и перьями, и наконец обнаружил несколько мятых открыток с изображением точно такого же бассейна, как мой, и креольского бара, который отличался только тем, что там сидел другой ударник.

— Мой муж едет не отдыхать, — высокомерно заявила миссис Смит.

— Я возьму одну, если не возражаете, — сказал Джонс, выбрав бассейн с девицами в бикини. — Мало ли что бывает...

Эта фраза, как видно, была его самой серьезной попыткой разгадать смысл жизни.

На следующий день я сидел в шезлонге у правого, защищенного от ветра борта и томно покачивался на волнах лиловато-зеленого моря; лицо мое то освещалось солнцем, то пряталось в тени. Я пытался читать роман, но неуклюжие и слишком очевидные маневры героев в малоинтересных коридорах власти нагоняли на меня сон, и, когда книжка соскользнула с моих колен на палубу, я не стал ее поднимать. Глаза мои открылись только тогда, когда мимо прошел коммивояжер; он цеплялся обеими руками за поручни, словно карабкался вверх по лестнице. Бедняга тяжело дышал, и на лице у него было выражение отчаянной решимости, словно он знал, куда ведет лестница, знал, что добраться до верха стоит труда, и в то же время понимал, что у него не хватит на это сил. Я снова задремал, мне приснилось, что я один в темной комнате и кто-то трогает меня холодной рукой. Я проснулся и увидел, что это мистер Фернандес, застигнутый врасплох неожиданным креном судна, ухватился за меня, чтобы не упасть. Его очки поймали капризный луч солнца, и мне почудилось, будто из черного неба пролился золотой дождь.

— Да, — заулыбался он, — да! — И с извиняющимся видом, шатаясь, пошел дальше.

На второй день плавания, казалось, всех, кроме меня, одолела жажда передвижения. Следом за мистером Фернандесом появился мистер Джонс — я все не мог заставить себя звать его майором, — он уверенно шествовал посередине палубы, приноравливая шаг к движению судна.

— Штормит, — крикнул он, проходя мимо, и у меня снова появилось ощущение, что он изучал английский по книгам, в данном случае по романам Диккенса.

Но тут неожиданно вернулся мистер Фернандес, его швыряло по палубе из стороны в сторону, а за ним мучительно карабкался на свою лестницу фармацевт. Первое место он потерял, но упорно не желал выйти из состязания. Я спросил себя, когда же появится кандидат в президенты, почему он отстает от других, и в тот же миг он вышел из салона и оказался рядом со мной. Он был в одиночестве и выглядел без своей неразлучной спутницы каким-то неприкаянным.

— Ветрено, — сказал он, словно исправляя стиль мистера Джонса, и сел на соседний шезлонг.

— Надеюсь, миссис Смит здорова?

— Да, вполне, — сказал он. — Вполне. Она осталась в каюте, учит французскую грамматику. Говорит, что не может сосредоточиться, когда я рядом.

— Французскую грамматику?

— Нам сказали, что там, куда мы едем, говорят по-французски. Миссис Смит необычайно способна к языкам. Стоит ей несколько часов посидеть над грамматикой, и она овладеет языком, кроме, конечно, произношения.

— Ей раньше не приходилось иметь дело с французским?

— Для миссис Смит это не помеха. К нам как-то поступила прислугой немка. Не прошло и дня, как миссис Смит сделала ей выговор за то, что у нее в комнате беспорядок, и притом по-немецки. В другой раз у нас служила финка. Миссис Смит потратила чуть не целую неделю, чтобы достать финскую грамматику, но зато потом ее было не унять. — Он помолчал и сказал с улыбкой, которая придавала глупостям, которые он говорил, какую-то значительность: — Я женат уже тридцать пять лет, но не перестаю восхищаться этой женщиной.

— А вы часто отдыхаете в здешних местах? — спросил я не без задней мысли.

— Мы стараемся соединить отдых с выполнением нашей миссии. Мы с миссис Смит не сторонники пустых развлечений.

— Понятно. И ваша миссия на этот раз привела вас?..

— Как-то раз, — сказал он, — мы решили отдохнуть в Теннесси. Это было незабываемое время. Понимаете, мы отправились туда как борцы за свободу. И по дороге, в Нашвилле, произошел такой случай, что я даже перепугался за миссис Смит.

— Чтобы проводить так свой отдых, нужна смелость.

— Мы по-настоящему любим цветных, — сказал он; ему казалось, что этим он все объяснил.

— Боюсь, что там, куда мы едем, вы в них разочаруетесь.

— Мало ли в чем разочаровываешься, пока не посмотришь на дело поглубже.

— Цветные умеют быть такими же насильниками, как и белые в Нашвилле.

— У нас в США есть свои неполадки. И все же я полагаю, что казначей надо мной подшутил.

— Он и хотел подшутить. Но шутка не удалась. Действительность гораздо страшнее того, что он может увидеть из порта. Сомневаюсь, чтобы он далеко заходил в город.