Дэвид Мэйн - Ковчег
Хам четыре года учился строить корабли. Ной считал такой выбор правильным. Сейчас он понимает — это было Провидение.
— Он должен взять с собой жену и детей, если они у него есть.
— Да, отец.
— Да, отец, — кривляясь, напевает Яфет. Мирн, жена Яфета, толкает его. В ответ он толкает ее.
— Хватит, Яфет, — просит жена Ноя.
Яфет хихикает, доедает хлеб и обращается к Мирн:
— Пошли на улицу, пора за работу.
Однако, вместо того чтобы выйти из дома, они возвращаются в спальню. Ной тяжело вздыхает. Младший сын — все еще дитя. Яфет долговязый, ему шестнадцать, и желания у него как у шестнадцатилетнего. Он под стать жене, ей четырнадцать, она сама похожа на мальчика. Ной говорит Симу:
— Будут задавать вопросы — молчи. Скажешь, хочу их видеть. Если понадобится, скажешь, я при смерти.
— Да, отец.
Ной колеблется. Он только что дал Симу три взаимоисключающих распоряжения, и Сим обещал выполнить все три. Он не видит в них никаких противоречий. Чего еще ожидал Ной? Сим — хороший сын. Он никогда не ворчит, как Хам, и не хихикает, как Яфет. У Сима воображение блеклое и тусклое, а характер жесткий и крепкий, как его живот. Сим всегда подчиняется. Долгие годы при взгляде на Сима сердце Ноя наполнялось радостью. Плод чресл его. Сейчас Ноя мучает сомнение. Им предстоят тяжелые испытания, сыну не помешало хотя бы чуть-чуть научиться думать самому.
Сим прерывает размышления Ноя:
— Что-нибудь еще, отец?
— Нет-нет, ступай.
Сим встает. Семья собралась за завтраком. Муравьи торопливо подбирают крошки. На улице заря осветила небо над холмами. Жена Сима — Бера хочет уйти вместе с мужем, однако Ной поднимает руку:
— Подожди.
Она ждет. Из-за двери доносятся резкие хрипы и стоны Яфета, потом наступает тишина.
— Твой отец… Ты его давно видела?
Нелепый вопрос. Бера смотрит на Ноя и не произносит ни слова. Ной прекрасно понимает, почему она молчит. Она не видела отца с семи лет, с того времени, когда он отдал ее как часть выкупа за пленных воинов. У отца, вождя племени, было тридцать жен и сто детей. Он с легкостью менял девственниц на воинов.
Ей пришлось рано повзрослеть. В возрасте пятнадцати лет она поступила в услужение к богатому ханаанскому купцу. Он был вдовцом и следовал вере Адама, о которой многие в те времена уже позабыли. Этот купец дал ей начальные знания о вере. Вскоре он умер.
Что заставило Динара-торговца отвезти ее в далекий северный край, где, по слухам, Ной подыскивал жену своему первенцу? «Случай», — сказали бы многие. Удача слепа, как крот. В ряби на воде Ной видел перст Божий, а в укусе шершня — Его гнев. Когда Динар привез большеглазую девушку, пусть и неизвестного происхождения, однако обладающую несомненными физическими достоинствами, и Сим согласился взять ее в жены, точно так же, как соглашался ранее со всем, что ему велел отец, Ной воспринял происходящее как прямой приказ Яхве. Отказаться от девушки значило бы плюнуть Богу в очи, что никогда никому не сходило с рук.
Ной купил девушку, отдал сыну, и он на ней женился. Девушка назвалась Берой, много не требовала, быстро вошла в семью, работала в полях, следила за посевами и не причиняла никому беспокойства. Ной был доволен, а Сим так просто в восторге. Чему печалиться? Кожа Беры темная, как земля, только что вскрытая плугом, глаза большие и черные, бедра шире, чем у кобылы, ноги крепкие, так что она днями напролет могла бегать по опаленной земле. Ной смотрел на нее и мечтал о внуках. Судя по звукам, которые каждую ночь доносились из дальнего конца спальни, Сим и Бера прилагали все усилия, чтобы воплотить мечты Ноя в жизнь.
Шли месяцы, овцы плодились, ягнята подрастали, и Ной с беспокойством стал поглядывать на живот Беры, который оставался таким же плоским, как у ее мужа. Месяцы сменялись годами. В бороде Сима и локонах Беры стала появляться седина. Ной в отчаянии решил, что неверно истолковал знаки, посланные Богом.
Наконец Бера нашла в себе силы ответить:
— Я с детства не видела отца. Это все?
— Мм-м? Конечно, нет. Возможно, мне понадобится твоя помощь.
Бера хранит молчание, сдержанно ожидая продолжения.
— Земли твоего отца на юге?
— Да, но очень далеко. Несколько недель пути.
Ной напрягает память, но не может вспомнить названия земель, что лежат южнее Ханаана.
— И впрямь далеко, — невнятно произносит он, жалея, что не поговорил с ней об этом раньше. Однако этой темы старались не касаться: все полагали, что в воспоминаниях Беры приятного мало.
Ной пытается подобрать нужные слова, это занятие для него в новинку. Он почему-то теряется, когда говорит с женой своего первенца.
— Видимо, тебе придется туда вернуться.
Бера спокойно смотрит на Ноя:
— Мне бы этого не хотелось.
— Ты понимаешь, что я должен сделать.
— Построить корабль.
— Да.
— И ты желаешь, чтобы я отправилась в земли своего отца и привела оттуда животных.
Ной потягивает руки:
— В тех землях обитают дивные животные. До меня доходили слухи о чудищах: ящерах, у которых шея в человеческий рост, птицах с оперением из серебра и алмазов, кошках, что быстрее молнии. Там есть газели, обезьяны, дикие собаки и еще много разных тварей.
— И ты хочешь, чтобы я добыла этих животных.
— Как можно больше. Все остальные сгинут.
Бера складывает руки на пышной груди. Ноги ее широко расставлены, одной она притопывает. Несмотря на ее небрежную позу, Ною кажется, что предложение ее заинтересовало.
— Путь неблизкий и опасный.
— Знаю. — Ной опускает плечи. — Мне не обойтись без Сима. Денег у тебя будет немного.
— Еще лучше, — бесстрастно говорит она.
— Подумай, — советует Ной. — Прикинь самый короткий путь и то, как лучше собрать животных. Обратись за помощью к отцу.
Ной поднимается. Она говорит:
— Одна незадача.
— Не одна, их много.
Она согласно кивает.
— Я презираю отца. Хочу его смерти. Надеюсь, что он уже мертв.
Ной сурово смотрит на нее. Его синие глаза тлеют, как уголь.
— Грех такое говорить.
— Мой отец продал меня в рабство. В семь лет я стала утехой для мужчин, а его заботило только войско да новая война. Это и есть грех.
Ной делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Мы в отчаянном положении. Что было, то было.
— Это точно.
— Ты должна простить отца.
— Может, да. — Она пожимает плечами, потом холодно улыбается. — А может, и нет.
Ной быстро выходит из дома. Он потрясен и думает, что будет делать, если Бера его подведет. Положится на Бога, естественно. Он глядит на рассвет, ищет взглядом облака, ожидая знамения. Ни знамения, ни облаков.
* * *Ной собирается в дорогу и шесть дней едет на муле на север.
Печет солнце. Земля вокруг колышется, словно первый день творения еще не наступил и она все еще мысль в сознании Бога. Холмы, что к востоку от дома Ноя, исчезают в первое утро, на смену им появляются другие, которые тоже потом отступают. Ной все едет и едет, он ест и спит, не слезая с мула.
Некогда Ной уже проделал этот путь, но тогда было не так жарко. Ему приходит в голову, что он ошибся, но он гонит от себя сомнения. Если он ошибся, значит, ошибку допустил и Господь.
На третий день в бурдюках кончается вода. Ной облизывает губы и чувствует вкус крови.
На четвертый день мул забредает в пальмовые заросли. В центре зарослей заиленный ручей. Ной и мул опускают головы и вместе пьют. Ной одновременно хлебает воду, плачет и молится.
Когда он снова раскрывает глаза, то обнаруживает, что наступила ночь. Мул тихо сопит, прислонившись к пальме. В его ноздрях деловито копошатся мухи. Ной чувствует, что в голове прояснилось. Он пьет, съедает несколько фиников и наполняет бурдюки водой из ручья. «Я прошел пламя, — думает он, — и стал сильнее. Меня искушали, но я не возжелал. Я был утрачен, но теперь я обретен».
Он снова засыпает и отправляется в путь на следующий вечер. Теперь он едет по ночам. По луне легко ориентироваться. К восходу на севере становятся видны горы, а к середине утра на их склонах уже можно еле-еле различить строения. В пустыне перспектива искажается, постройки кажутся ближе, чем они есть на самом деле. Ной знает об этом, он понимает, что дома вдалеке огромны по человеческим меркам. Вечером он останавливается у родника, который чище, чем предыдущий. Перед рассветом Ной отправляется к предгорью.
* * *Его ждут. Конечно, они знали, что он едет, и, не исключено, последний день-два ему помогали. Если же нет, ничего дурного в том Ной не видел. Они не верят в Бога.
Их двое, высоких, как кедры. Они лежат, развалившись, на камнях. Один с усмешкой смотрит, как Ной карабкается вверх по склону. Ной раскраснелся, посох скользит в мокрой от пота ладони. Второй смотрит сердито. Где-то внизу пасется мул.
