Марк Гиршин - Дневник простака. Случай в гостинице на 44-й улице

Служащий ОМО, который мною занимается, каждый раз меняет рубашку и галстук. Всегда, когда я прихожу, на нем другие. Красивые. Я в Союзе таких достать не мог. Костюмы, по-моему, тоже. Разговаривает и все время пыхтит сигарой. Не знаю, эмигрант он или американец, по-русски он говорит, как я. Но наверное все-таки американец, эмигранты сигар не курят и так не одеваются. И видно, каждый день принимает душ, пахнет от него какой-то освежающей эссенцией. Мне Рита говорила, как она называется, но я забыл.

Когда я закончил разговор и вышел в коридор, я опять увидел сатирика. Теперь он возмущался, что приходиться каждый раз сюда ходить просить деньги, а в Москве, он сказал, у меня были месяцы, когда знаете, сколько я получал. Вот! Он широко развел руки и назвал огромную сумму. Мне уже так была неприятна эта потная небритая морда, что я отошел в сторону, чтобы не видеть и не слышать его. Тут юркий паренек в курточке и смешной кожаной кепке подмигнул мне: он меня забыл, мы с ним когда-то в концерте выступали. Мне было приятно, что кожаный паренек, свидетель моей стычки с сатириком, обратился ко мне, не проявляя интереса к моему врагу. Мы еще поговорили с пареньком, я попросил у него телефон и дал ему свой, потому что думал, что мы с ним можем подружиться.

На улице моя обида притупилась, и я вернулся в гостиницу почти с хорошим настроением. Еще меня утешило, что мой враг значительно старше меня и все время поправлял пальцем вставные зубы, значит, жизнь его не так уж приятна. Утром я даже позвонил ему, представившись придурковатым читателем, и спросил, где я могу достать билет на его вечер, потому что кого ни спрашиваю, мне говорят, не знают такого сатирика. Я потом ругал себя за этот звонок, потому что у меня из-за него опять испортилось настроение. Во-первых, выяснилось, что у сатирика привлекательная жена, я судил по голосу, она позвала так мило, протяжно: «Ви-ить, тебя!..», слышно было детское топанье и голос ребенка, счастливая семейная жизнь. И потом он очень скоро раскусил, в чем дело, сначала только недовольно хмыкал, как человек, которого оторвали от дела, потом сказал: «Привет!» и положил трубку. Глупо себя веду. Зачем мне этот сатирик?

Целый день ничего не делал. Ходил в Центральный парк. Смотрел, как кормят лебедей. Потом отправился в библиотеку, нашел подшивку «Новой Речи» с рассказами этого сатирика об эмигрантах. Все его герои бежали от преследований и антисемитизма. И мало синагог, некуда ходить молиться.

А я среди эмигрантов ни одного не встретил, чтоб верил в Бога. Не понимаю, зачем в Америке, где нет цензуры, писать неправду?

Мой ведущий в ОМО вчера сказал, что некоторые эмигранты так привыкают получать здесь чеки, что потом, когда приходит время идти работать, они не хотят. Но к вам это не относится, вы совсем недавно приехали, нужно хоть немного выучить английский. Хотя у нас есть такие люди, он тут же спохватился, они сразу идут работать и не просят никакой помощи. Стало неприятно, ведь как все, так и я, если надо, я тут же пойду работать. Видно было, ему понравился мой ответ, но он сказал, что пока не надо.

Выходит, Рита преувеличивала, когда уверяла, что ОМО кормит нас, пока мы не научимся говорить чуть ли не как дикторы по телевизору, а потом еще ломают себе голову, чтобы устроить каждого по специальности. Я работал редактором издательства, здесь на такой работе мне надо будет править рукописи американцев!

Смотрел телевизор, пока не захотелось спать.

Даже не помню, как прошел день. Как-то прошел. Вечером позвонила Рита, и я с радостью к ней поднялся. Настроение у нее плохое. Почему, она не говорит. Она хочет, чтоб мы вместе занимались английским, но она, когда учит, так кричит, что у меня начинает болеть голова. И потом ей нравится, чтобы телевизор был включен во время занятий, только без звука. Когда ее что-то заинтересовывает, она включает звук. Я не выдерживаю жары, бесконечных сигарет, ее пепельница с плохо потушенными окурками дымится, как жаровня, и пронзительного голоса старательной ученицы, приученной с первого класса читать вслух.

Чтобы я не ушел, она стала угощать меня. Она призналась, что уже работает несколько часов в день в парикмахерском салоне, но ОМО об этом не знает, иначе перестанет ей помогать, Рита говорит, клиентки в восторге от ее работы и хотят, чтобы их причесывала только она. Я же закончила институт красоты в Москве! Когда я сказал, что институт красоты не учебное заведение, а лечебное, она снова стала кричать: «Что ты говоришь? Не учебное?.. Что ты говоришь!» Я подумал, наверное, она купила какую-то подложную справку.

Вернулся к себе поздно, но ложиться не хотелось, потому что я весь вечер провалялся на ритиной кровати, единственное ее кресло было завалено ворохом одежды. Рита так туго затягивает волосы на затылке, что кажется, будто она совсем без волос. А лицо у нее такое: круглые-круглые светлые глаза и плоский длинный нос. Такое лицо я видел на картине Иванова «Явление Христа народу». Только оно принадлежало мужчине. Лицо бритого раба.

Это, может быть, не так важно, но я запишу. Как я опять ходил по городу. Вышел утром, а вернулся в темноте. Масса чернокожих, оливковых, коричневых, разные типы лиц, пестрые одежды. И музыка из открытых дверей лавок, да и многие носят с собой транзисторы. Ритмы без мелодии, чужие. Ужасно тоскливо. И так жарко.

Вечером пришла Рита со своими гостями. Они вперебивку стали объяснить, что у Риты барахлит телевизор, а кино очень интересное, с известным итальянским актером, можно, мы у вас досмотрим? И вот целый вечер они обкуривали меня. Кино обыкновенное, детектив, и тянулось бесконечно, потому что каждые несколько минут реклама. Я хотел выйти на улицу или по крайней мере принять душ, я не успел, я только приволокся с улицы, они постучали. Но это выглядело бы не совсем вежливо, не говоря уже о том, что в телефонной тумбочке лежали мои рассказы и эти записи, а они вполне могли заглянуть туда, как Рита в портфель.

Один из ее гостей каждый раз бегал на улицу бросать деньги в счетчик, у которого они оставили машину, они кричали ему вслед: «Купи сигареты!» Если учесть, что платить в счетчик надо каждые полчаса, можно представить, какую уйму сигарет они выкурили. Окурки они выбрасывали в окно, пустые пачки туда же. Меня это возмущало, но не делать же замечание гостям, и я терпел. Когда они, наконец, уехали ужинать в какой-то ресторан, я принялся убирать комнату, прежде всего постель, на которой они чуть ли не топтались, у меня, как и у Риты, тоже одно кресло, и отовсюду сдувал пепел.

С одним из гостей мы разговорились, оказалось, он мой земляк, и работал даже зав. столовой напротив моего издательства, а мы всегда туда ходили в обеденный перерыв. Я обрадовался, спросил, скучает ли он, и признался, что немного скучаю. Но он вдруг дернул за рукав другого гостя и показал ему на меня пальцем: «Ты слышишь, он скучает!» Что вы там оставили, этот другой рассмеялся, повестку к следователю? А за что мне было повестку, я спросил. Обязательно надо за что, он удивился, а если у вас в подсобке столовой обнаружат излишек двести килограмм сливочного масла, которое вы недовложили в блюда, так вы думаете, они забудут вам прислать повестку? Не о чем жалеть! Но я сказал, что не жалею даже о масле, которое он вытащил из моего супа. Все рассмеялись, и он тоже, это его совсем не обидело, все кричали и размахивали руками, иначе они разговаривать не могут. Настоящий базар. А кино они почти не смотрели.

Ночью меня разбудил звонок, но когда я снял трубку, никто не ответил. Стало обидно. Наверное, это Рита вернулась.

Или дежурный у коммутатора гостиницы ошибочно соединил мой номер.

Бой в лифте, рыжий, конопатый, с головой огурцом, настоящий диккенсовский уродец. Я недавно увидел ключ в его руке и спросил: «Кэй?» Это его очень развеселило. С тех пор он, когда возит меня (мой этаж с улицы третий, а дно колодца почему-то под самым окном. Наверное то, что я принял за дно колодца, на самом деле крыша какого-нибудь строения, стоящего на настоящем дне), непременно скажет: «Кэй?..» Видно, этот случай внес приятное разнообразие в его работу. Надо: «Ки».

В нашей школе каникулы. Что хочешь, то и делай. Учу английский в Центральном парке, в комнате невозможно, жара страшная и еще эта электрическая лампочка плавится в номере напротив, почему они ее не тушат даже днем? Когда видишь раскаленную лампочку, становится еще жарче.

Сегодня решил позвонить редактору «Новой Речи». «Дорогой мой, — сказал редактор, — ваши рассказы здесь никто не напечатает, напрасно возили в Америку. Вот я недавно прочитал повесть, написал, как вы, новый эмигрант. Было приятно читать». Редактор еще что-то говорил, после чего я спросил, могу я забрать рассказы? Да, приходите, здесь редактор стал отвечать кому-то, в трубке было плохо слышно. Потом он вспомнил обо мне: мы работаем до пяти, можете прийти.