Е. Бирман - Протоколы с претензией
Я был в Америке в девяти городах, и везде бездомные афро-американцы выказывали мне неизменное дружелюбие, подходили знакомиться. Всегда вежливо, всегда – по-дружески. Был один случай в Вашингтоне, когда я не откликнулся на просьбу о финансовой помощи и на меня зло посмотрели, но это был не афро-американец. Это был колумбиец или венесуэлец. Я ведь не отличаю колумбийцев от венесуэльцев. Кроме Габриеля Маркеса и Уго Чавеса, я никого опознать не сумел бы.
В общем, за исключением пятна на совести, которое осталось от не выделенных мною чаевых в прачечной, – общение с афро-американцами оставило у меня самые приятные воспоминания, развило во мне чувство личной симпатии к ним, и впоследствии я много размышлял о том, что еще я мог бы сделать (не для афро-американцев, им я уже помог) – для настоящих африканцев. Мировая религия добрых намерений, потеряв сначала интерес к Богу после того, как все ведьмы были сожжены, позже утратив надежду на социальную справедливость после впечатляющего по своим масштабам коммунистического эксперимента, по закону сохранения фанатизма в обществе устремилась на создание многокультурного общества в Америке и Европе, совершенно забросив Африку.
– Да! Они наплевали на Африку! – воскликнул разгоряченный собственным красноречием Я. Б., проследив за направлением его обвиняющего перста, решил, что он упирается в город Париж.
– Они, но не я, – продолжил Я. с воодушевлением. – И вот к чему я пришел. Я пришел к идее АФРОСИОНИЗМА.
– Афросионизм – это любопытно, – заинтересовались члены Кнессета Сионизма Российского. – Значит, ты – пророк возрождения африканской нации, которая, как известно, является колыбелью человечества.
– Я. Теодор Герцль, – провозгласил Б.
– Если захотите, это не будет сказкой, – гордо выпрямился Я. – Лично я верю в возрождение Черного Континента. И у меня даже есть конкретный план.
– И в чем же он состоит? – осторожно спрашивает Баронесса, понимая, что не существует планов, не требующих расходов.
– Проблема, как всегда, в материальных средствах, – оправдывает Я. ее опасения, – я предлагаю для этой благородной цели интернационализировать под эгидой Организации Объединенных Наций все нефтяные запасы Ближнего Востока, а деньги от продажи нефти потратить на образование детей в Африке.
Идея встречается бурным восторгом в Кнессете Благородного Призыва. Кнессет тут же принимает резолюцию об увековечении памяти Я. Теодора Герцля Африканского.
– Это должна быть конная статуя – Я. Теодор Герцль Африканский на чистокровном арабском жеребце, – предлагает Б.
У самого Б. меньше возрастных накоплений в весе, чем у Я., и у него правильнее черты лица. Он лучше смотрелся бы на арабском жеребце. Но он не был ни в Америке, ни в Африке, и не его посетила идея афросионизма.
– А лошадь орловской породы не подойдет? – пытается сэкономить Баронесса.
Члены Кнессета Щедрого Созыва хватаются за голову.
– Ты разрушаешь пафос становления новой нации, – шумят они.
– Ладно, ладно, – отбивается Баронесса, морща нос.
– А где установим статую? – спрашивает склонный к определенности А.
Сухощавый А. легко ассоциируется с определенностью, хотя внимательный человек довольно скоро почувствует в этой его определенности некоторую ломкость. Впрочем, разговорить его не так просто. Он предпочитает внимательно и серьезно смотреть в глаза собеседника и слушать. И хоть он значительно выше всех остальных членов Кнессета Зеленого Дивана, очень худ и совершенно плосок, эта особенность придает ему нечто женственное. Кроме того, из всех мужчин – он единственный, на чьей коротко стриженной голове генетика не образовала даже малого полуостровка лысины.
– Конечно, в Уганде, – без раздумья отвечает Кнессет, – на несостоявшейся родине сионизма.
– Господа, я думаю, у меня есть и кандидатура, подходящая для реализации плана, – сообщает Я.
– И кто же это? – интересуется А., принявший близко к сердцу дела африканского континента.
– Отгадывайте, – предложил Я. – Личность, связанная отдаленными корнями с Африкой и владеющая русским языком.
– Пушкин! – объявил В.
Он тоже, как и А., обычно краток.
– Пушкин вознес Россию, а Европа его погубила, – Б. забрасывает эту несерьезную реплику, лишь бы лишний раз уязвить Европу, к которой у него накопилась масса претензий. У него, помимо претензий к Европе, очень живые глаза. Он явно не из тех, кто станет тщательно взвешивать формулировки и продумывать законченные фразы. Ему проще позже поправиться, если только вожжа не попадет ему под хвост и он не станет отстаивать безнадежную позицию, чем Я., его вечный оппонент, может воспользоваться, а может и нет – под настроение.
– Тепло, – сказал Я., – вы на правильном направлении. Этот пример лишний раз показывает, насколько африканское происхождение и владение русским языком могут оказаться полезными для великих свершений. Но для Африки и этого мало. Эта личность должна быть женщиной. Ведь где находятся самые счастливые страны мира? В Скандинавии. А почему? Да потому, что половина власти там принадлежит женщинам. А вторая половина все еще принадлежит мужчинам и склоняет их к суициду. В Африке, колыбели человечества, прежде всего, должен быть установлен самый разумный и справедливый строй в мире – матриархат. Оттуда он распространится на весь мир, как когда-то оттуда расползлось человечество.
– Кондолиза, – озарило В.
Он единственный, на чьем теле можно разглядеть бицепсы, когда он надевает рубашку с короткими рукавами летом. Но и у него мускулатура выглядит несколько размытой не столько инженерной малоподвижностью, сколько отсутствием педантичности и недостатком постоянства в характере.
– Точно, – подтвердил Я., – с Америкой каждый управится. А вот Африку я бы отдал на воспитание именно этой женщине. А то она все возится с Востоком, а это совершенно бесперспективное место. На Востоке царит патриархат самого грубого свойства, нет никаких надежд изменить положение, а неравенство полов – просто свинское. Если Восток так любит справедливость, как он нам об этом твердит, и так последователен в ее достижении, как он нам это всякий раз доказывает, неплохо было бы ему проявить справедливость и последовательность хотя бы в вопросах одежды. Во-первых, даже самая радикальная из принятых на Востоке женских одежд, не скрывает полностью женские формы, а современная технология материалов вполне позволяет одеть женщину в коробку или две (одну для туловища, другую для головы). А во-вторых, мужчины Востока, как правило, так импозантны, что следовало бы и их во имя справедливости и чтобы не соблазнять женщин, упаковать в коробки или, лучше, в ящики, но только другой формы (например, со скошенными углами).
– Бог с тобой, – возразил В., – ты подумал о том, сколько взрывчатки можно спрятать в такой одежде?
– А Нельсон Мандела, между прочим, в детстве свиней воровал, – вспомнил А., видимо, оттолкнувшись от слова “свинское”, – он об этом сам рассказал.
– Вот, а Кондолиза в детстве играла на пианино, – заметил Я.
– Кондолизе, если она справится с задачей, тоже поставим памятник в Уганде, – предлагает справедливый В., – только не на коне, а сидящей за пианино.
– Кондолиза, играющая на “Стейнвее”, – соглашается Б., который умеет отличать домашнее пианино от концертного рояля, но предпочитает не мелочиться.
Я. с мольбой смотрит на Баронессу. Он надеется, что она не попытается по случаю сбыть свое собственное пианино Черниговской фабрики музыкальных инструментов, на котором юная Баронесса разучивала гаммы. Члены Кнессета решительно ничего не имеют против черниговского, может быть, оно даже лучше, уверяют они, но в данном случае речь идет о символах, и “Стейнвей” как символ – символичнее.
– Ваш “Стейнвей” в угандийском климате не проживет и дня, я читала, – бурчит Баронесса, – а мое черниговское и не такое вынесло.
– Уж, коль мы затронули тему пианино и женщин, не обсудить ли нам на следующем заседании “Пианистку”, – говорит, якобы невзначай, Я., выдавая свою затаенную страсть и подводя тем самым черту под заседанием, которому слегка не хватало серьезности, чего никак не скажешь о выдвинутых на нем высоких идеях.
Я. внешне ничем не примечателен в Еврейском Государстве. То его принимают за еврейского комика из Российской Империи, то кто-нибудь никак не может вспомнить, где он его видел. Но это он, вместе с Баронессой, владеет домом с садиком и Зеленым Диваном. Это его жена – Баронесса, и это лишь он один темпераменту Б. может противопоставить насмешливый анализ и какое-нибудь соображение с претензией на изысканность.
Вообще же, любой инженер из Российской Империи, а тем более еврей, а тем более член Кнессета Интеллигентного Созыва, когда речь заходит о культуре, сразу забывает и политику, и сионизм. А если речь идет о литературе, то тут уж циркуль падает у него из рук, кронциркуль вонзается ему в ладонь, а штангенциркулем он даже рюмку водки может смахнуть со стола от возбуждения. Возможно, виновато в этом то обстоятельство, что если бы Бог задумал одну ножку гигантского циркуля воткнуть в Зеленый Диван, на котором заседает уважаемый Кнессет в самом центре Еврейского Государства, а другую отодвинуть всего на каких-нибудь полторы сотни километров и провести круг, то оказалось бы, что не только вся Книга Книг в этом круге написана, но даже бассейн обитания Ионова кита, в ней упомянутого, в этот круг поместился бы. А может быть, дело в том, что когда говорили в России, что Пушкин – это наше все, то евреи это чувствовали острее других, ведь дорога в партийные органы была им заказана и вся их духовная жизнь сосредоточилась естественным образом на Пушкине. Как бы то ни было, следующее заседание Кнессета Культурного Позыва посвящается творчеству автора “Пианистки” – Эльфриды Елинек.
