Галина Щербакова - ...Все это следует шить...
Тут надо сказать о Сергее. Если искать обыкновенность и среднесть, то искать не надо. Это он и есть. Не герой, но и не подлец. Не охальник, но и не святоша, не мореплаватель, но и не плотник. Ему спокойно было с Люсей, приятно с Тамарой, он был горой за стабильность своего существования, но легкая подрагиваемость основ того же самого существования возбуждала тоже, к краю бездны он бы сроду не пошел, но в окрестностях бездны погулял бы охотно.
Девочка смотрела призывно, и мужчина принял сигнал.
Такой зауряд, что делается тошно и тоскливо, если это, конечно, не твоя девочка, дочка, если это не твой любовник, если между ними не двадцать пять разницы… Так вот во всем остальном — просто тошно и тоскливо от заурядности истории.
К счастью (или несчастью?), Тамара ни сном ни духом, Рона так часто ходит в гости, что Тамара исходит жалостью к подруге, у которой, кроме них, «никого и ничего». А как прижмешься душой к легкой атлетике? Холодно и неудобно. Тамара понимала отвергающих Рону мужчин. Рона же кочегарила в печке, мечтая о большом количестве угарного газа, которого хватит, чтоб отомстить ей за свое оскорбленное самолюбие…
…И когда-то, в некий проклятый день, это случилось. Грех между девочкой и мужчиной. Ленка кинулась в любовь очертя голову, Сергей чувствовал, что его подтягивают к бездне ближе, чем он себе нарисовал на карте. Надо было бечь стремглав, но девочка оказалась беременной.
Именно в этот момент Рона готовилась выложить экспресс-информацию обо всем Тамаре, но Ленка случайно обнаружила материны следы у Сергея, и тот во всем признался. Ленка стала рыдать и смеяться и в этом полублеянии выдала про беременность и про то, что он как порядочный человек должен сделать. Он должен оставить всех своих «баб» и жениться на Ленке.
— Наверное, именно в этот момент, — расскажет потом Тамара, — она и написала в сердцах записку.
Но события управлялись другими структурами — Сергея снова срочно послали во Вьетнам: рухнуло какое-то здание, построенное нашими специалистами. История замерла в ожидании финального прыжка.
Конечно, хуже всего было девочке. И к кому она могла припасть на грудь? К тете Роне.
Тогда Рона напилась первый и последний раз в жизни. В одиночку и в темноте. Начинала она свою победительную пьянку с ощущением полного «виват», превзошедшего все ее ожидания и планы. Кончила пьяными слезами, готовностью повеситься, ощущением физических мук и душевного краха. Через три дня именно это осталось, а победительность как корова языком слизала.
И если на черные дела у нее всегда было планов громадье, то как по-людски выйти из этой истории, чтоб хотя бы все остались живы и здоровы, она понятия не имела. Есть такие умы — умы для зла. И когда подвернулась командировка в какую-то богом забытую Тмутаракань, в которую ни один тренер не хотел ехать, считая себя оскорбленным от одного предложения, Рона сделала шаг вперед, ко всеобщему удивлению спортивного народа.
За Тамарой начал ухаживать вдовый инженер из соседнего отдела, и Тамара вдруг пошла ему навстречу, а про Сергея стала вспоминать с легким раздражением. Ленка, ненавидя в этот период Тамару, тем не менее поощряла мать в ее романе, несколько перебарщивая в излишнем энтузиазме.
Кстати, момент легкого аборта уже был напрочь упущен. Света сообщила, что папа в командировке задерживается, а если дело пойдет и дальше так, то, видимо, он вызовет маму, она же, Светка, уже большая и останется дома, что будет классно.
Так все и случилось. У Ленки был пятый месяц, и ей уже не «дядя Сережа» был нужен, а хоть кто, чтоб пристойно, если вообще такое возможно, выйти из положения. Как вы понимаете, мать ей в помощницы не годилась.
Есть такая порода людей — на крайний случай, для безнадежных ситуаций. Их зовут для тяжелых переездов, четырнадцатыми за стол, на клейку обоев, несение гроба и на рытье колодца. Был такой троюродный и у Елены. Его так и звали — не брат, не кузен — троюродный. Он был классным наборщиком в типографии, собирал фантастику и имел однокомнатную квартиру. Ленка оделась как человек и поехала к нему в гости.
— У меня два выхода, — сказала она ему, — ты и смерть.
Если б Ленка уточнила яснее, чего она хочет на самом деле, он бы помог ей и в смерти, он бы ее понял. Троюродные, как правило, понимают все перипетии жизни, все их многообразие. Но Ленка уточнила, что имеет в виду другое. Они должны пожениться, он «на время» признает ребенка, а потом, когда все устаканится и истинный отец «освободится от своей дуры жены», они разведутся, а троюродный останется при своих интересах и без потерь. Тут главное, чтоб мать ничего не прочухала, все эти макароны на ее уши.
Троюродный ответил, что раз надо, то надо.
Оставим драму Тамары в стороне, что Ленка не кончает школу. Она, между прочим, потом ее прекрасно окончила. Ленка переехала к троюродному, имея в виду, что на время, а оказалось, живут до сих пор. На зависть всем Ленкиным подружкам, и Свете прежде всего.
Вернулась из Тмутаракани Рона — а девочка Дина уже стоит и прыгает в манежике, а троюродный аж дрожит от любви к ней. Крадучись, ползком вернулся из Вьетнама Сергей. Узнал от дочери, что Ленка замужем, сходил в церковь и поставил свечку святому, спасающему на водах. Но откуда ему, атеисту, было про это знать, хотя, может, историю с Леной он и рассматривал, фигурально говоря, как кораблекрушение?
Тамара так замуж и не вышла, потому что, когда началась история с дочерью, было уже не до вдовых инженеров, которые, в свою очередь, на дороге не валяются и уж тем более долго не ждут.
Одним словом, время шло в нужном направлении, все шло хорошо-чудненько, а потом Тамара встретила Сергея, они по-родственному поцеловались, потом долго топтались на месте, видимо ожидая знака свыше, как вести себя дальше. Знак появился в виде бурного дождя, а Тамарина квартира была ближе.
Старое началось сызнова — вот только некстати случился грипп, и Тамара себе на голову достала старую кофту, чтоб распустить и перевязать, и прочитала старую записку, а в дверь уже звонила Рона с лимонами, орехами и флакончиком, в который накапала бальзам Биттнера, чтоб поддержать больную.
— Да, — честно сказала Рона Тамаре, потерявшей разум от ядовитых испарений ненависти. — Да! Дело прошлое. Но твой Сергей спал не только с тобой, но и со мной, и с Ленкой, и Динка ваша от него. Разуй глаза и посмотри.
Я знаю конец этой истории, а вы нет. Моя знакомая американка, дойдя до этого места, полезла в юридическую литературу, кодексы и законы, чтобы в них найти ответы. Почувствовали разницу между нами? Предлагаю вам игру в «случай из жизни». Сделайте глубокий вдох и не читайте дальше. Пока. Попробуйте додумать конец этой истории, как он вам видится, исходя из характера всех действующих лиц. Исходя из того, что «Тамара поднялась и стала надевать пальто, оттолкнув Рону…».
Неплохой способ проверить, как мы похожи или насколько мы разные.
А теперь можете читать дальше.
Итак, «Тамара поднялась и…».
Многие из нас выходят из стрессов, ездя «по кольцу». Движение по кругу исключает выход, но есть, видимо, потребность души довести безысходность до критической точки.
— Напротив меня, — рассказывала мне Тамара, — сидела девочка Динкиного возраста без передних зубов. Она ерзала на сиденье, а молодая мама шипела на нее как змея. Стало безумно жалко девочку. Чужую и, как мне показалось, недолюбленную.
Я вспомнила Динкины крошечные плохонькие зубы в бархатной коробочке. Возникло ощущение, что у меня лопнуло сердце и из него потоком хлынула кровь. «Инфаркт, — подумала я, — какое счастье, если смерть».
Но мне не было больно, я нормально дышала, и тогда я сообразила, что это не кровь, а нежность — к девочке напротив, а через нее к Динке, на которую когда-нибудь зашипит Ленка, а не будет моих колен, в которые Диночка уткнется. А ведь мне хотелось сунуть в нос записку Ленке, сказать ей: «Сволочь!» — и уйти. Уйти навсегда. Поняла, что не скажу этого ради Динки и себя. Ради возможности нашей уткнуться друг в друга. Какое-то время я думала только о Динке, какая она была, когда ее принесли из роддома, когда она села, потом пошла, а первое ее слово было «огонь». И тут я поняла, что мне все равно, кто ее отец и даже кто мать. Она для меня существовала сама по себе, моя куколка, мое счастье. Меня обуял ужас: а вдруг она не родилась бы?
И так странно, но я мысленно, хотя холодно и сурово, поблагодарила Ленку, эту идиотку и сволочь, что она не сделала аборт, а на ее месте большинство именно так и поступили бы. Ленка хитро, расчетливо все устроила, получается, все-таки ради ребенка. И у меня не то что кончилась ненависть, она как бы отодвинулась, и я стала думать уже о троюродном, который в этот момент стеклит лоджию, так как при этом условии у них есть возможность разменяться с соседом на двухкомнатную, а значит, и родить еще ребеночка. И что я против этого пойду наперерез со старенькой пожелтевшей запиской, написанной перепуганной до смерти дурочкой.
