Джеймс Хайнс - Расклад рун
В старших классах школы Вирджиния была тихой, прилежной девчушкой. Она училась, демонстрируя завидное старание и упорство, в небольшом колледже, специализировавшемся на гуманитарных дисциплинах, в городке, прославившемся когда-то тем, что неразговорчивые жители Миннесоты пристрелили там прославленного рецидивиста Кола Янгера.
Оттуда Вирджиния отправилась прямиком в престижный Средне-Западный университет в Хэмилтон-Гроувз, где практически сразу же стала самой яркой звездой на историческом факультете. Будучи столь же застенчивой, сколь и талантливой, Вирджиния за первые два года в аспирантуре вряд ли хоть однажды выступала на публике. Но даже если бы ей и довелось говорить перед аудиторией о себе и своих пристрастиях, Вирджиния ни при каких обстоятельствах не призналась бы никому в университете, что ее любимой книгой в детстве, собственно, и заронившей в душу интерес к истории, были «Гавайи» Джеймса Миченера и что юные годы она провела, воображая себя на месте Джулии Эндрюс в роли жены миссионера в киноверсии книги.
Рассматривая себя в зеркале после очередного просмотра фильма на видео, юная Вирджиния начинала отмечать в своем лице нечто, напоминающее бледность Джулии, те же резко выделяющиеся скулы. Отсюда и тема ее диссертации, написанной несколько лет спустя: феминистская история деятельности христианских миссионерок на Гавайских островах. Работа была написана скромно, но с завидной тщательностью и рассматривалась многими как важный вклад в исследование вхождения европейской культуры в жизнь островов южной части Тихого океана.
Впрочем, даже по мере того как росла ее уверенность в себе, Вирджиния все равно оставалась достаточно скрытной. Прическа ее напоминала шлем из светлых волос, ниспадавших на плечи, с челкой до бровей. Кроме того, она носила громадные очки в стиле Глории Стайнхем, а по университетским коридорам ходила, опустив плечи, несколько сутулясь, нервно сжимая и разжимая руки, что очень типично для девушек высокого роста. Даже довольно теплым миннесотским летом она не снимала футболку с длинными рукавами, доходящую до щиколоток юбку, длинные гольфы и широкополую шляпу, защищавшую ее от бледных лучей совсем не щедрого солнца родного штата.
По окончании Вирджиния получила несколько завидных приглашений от престижных университетов и потрясла окружающих тем, что из всех предложений выбрала место в университете Лонгхорна в техасском Ламаре. Глядя из толстого кокона, сотканного из прогрессистских, либеральных добродетелей янки, ее друзья в Хэмилтон-Гроувз воспринимали Техас как нечто вроде далекой заморской страны, полумифической территории, чей образ в основном состоял из старых фильмов с участием Джона Уэйна, эпизодов из «Далласа» и последней сцены из «Беспечного ездока». «А как же нестерпимая техасская жара?!» – с ужасом вопрошали они, с содроганием представляя себе, как бледная и холодная Вирджиния засыхает, словно листок нежного северного растения под широким и ослепительно безоблачным техасским небом, как будто она невеста из Норвегии, выписанная по почте каким-нибудь ковбоем с ранчо.
А что, если утром ты обнаружишь в своей туфле скорпиона? Термитов на кухне, змею среди мусора, «черную вдову» в граве? А как насчет затянутых в джинсу крутых парней с брюшком, строящих из себя ковбоев, что разъезжают в пикапах по темным переулкам с винтовками, спрятанными под задним сиденьем, давя броненосцев, выбрасывая из окон банки из-под пива, в поисках какого-нибудь очередного загулявшего хиппи, с которым можно было бы по-своему поквитаться? А шикарные техасские девицы в броских дорогущих нарядах от супермодельеров, с маникюром и губной помадой в тон, на предельной скорости несущиеся в розовых «кадиллаках» с откидным верхом по восьмиполосной автостраде в поисках какого-нибудь местечка, где можно было бы потратить на черных соболей от «Нейман-Маркуса» папочкины нефтяные доллары? И как же все-таки насчет жары?
Вирджиния никого не послушалась и поехала. Аспирантура в Средне-Западном университете представляла собой осиное гнездо, в котором собрались люди с самомнением, раздутым до невероятных размеров, несостоявшиеся строители империй, кафедральные интриганы. Все это соединилось в некое подобие барочной пьесы, в которой отсутствовала лишь одна деталь, характерная для жанра, – по коридорам не текли потоки крови.
Университет Лонгхорна на лестнице академического престижа был на ступеньку, а то и на две ниже Средне-Западного университета. Он был больше известен своей футбольной командой, нежели научными достижениями. Однако исторический факультет был открыт там совсем недавно, и его заполняли амбициозные молодые доценты, которым еще предстояло найти свое место в науке.
Возможно, до самой главной профессиональной вершины Вирджинии было еще очень далеко, тем не менее здесь она могла бы «нанести ее на карту своих жизненных планов». И против ожиданий миннесотских друзей университет Ламара в то время представлял собой один из самых притягательных вузовских адресов в стране. Он был чем-то вроде тематического парка всякого рода тунеядцев, до отказа набитый длинноволосыми сочинителями рока, начинающими романистами с ковбойскими замашками, видеоторговцами, бог знает каким образом превратившимися в кинодеятелей, скинхедами и неопанками. В эту пеструю публику каким-то образом затесался и недавно сколотивший себе миллиардное состояние разработчик программного обеспечения.
Более того, с самой первой секунды своего пребывания в Ламаре, выйдя из хорошо кондиционируемой кабины небольшого взятого напрокат желтого фургона в испепеляющую жару и белесую дымку июльского полдня в центральном Техасе, Вирджиния поняла, что сделала правильный выбор. Жара моментально пропитала все ее тело, растопив лед, копившийся на протяжении двадцати восьми лет, и практически за одну ночь Вирджиния расцвела, словно техасский василек. Ламар оказался как будто создан для молодости, а ведь Вирджинии не было еще тридцати. Она выпрямилась и расправила плечи, открыла для себя сандалии, топы с бретельками и мини-юбки, научилась ходить широким шагом, как ходят на ранчо. Она решительно отказалась от своей подборки записей муторных канадских народных напевов и приобрела «Баттхоул серферз», Боба Уиллса и «Тексас плейбойз». Привыкла есть грудинку руками, приобрела печку для разогревания маисовых лепешек и сама навострилась делать маринад для фахитас.
На первую зарплату в университете Вирджиния решила купить в рассрочку маленький вишневый пикап – японский, – отдав в счет покупки свой старенький проржавевший «додж-кольт». Выехав со стоянки автомобильного дилера, она настроила радио на станцию «Тексано» и всю дорогу, сидя за рулем, подпрыгивала на сиденье в такт мелодии, наигрываемой на аккордеоне.
Без малейшего сожаления Вирджиния по телефону порвала свои и без того уже дышавшие на ладан отношения с высокомерным, сильно пьющим англичанином и завела себе нового любовника по имени Чип – высокого, нескладного уроженца Техаса, чем-то напоминавшего молодого Клинта Иствуда. По ночам Чип работал в рок-видеотеке, а днем писал пробные тексты для телепрограмм. Она постриглась под мальчика, а субботними вечерами покрывала волосы ярким лаком и гелем, надевала открытое красное платье, ковбойские ботинки и отправлялась с Чипом в круиз по ночным барам на Шестой улице.
Выходные Вирджиния проводила в своем пикапе, мчась по пожелтевшей траве, мимо пыльных зеленых кедров Холмистого Штата, открыв все окна навстречу порывам горячего южного ветра на скорости семьдесят пять миль в час. Она ловко объезжала броненосцев на дорогах, зажав между ног холодную и влажную бутылку «шайнер-бок».
Вирджиния мечтала провести здесь всю оставшуюся жизнь. Она хотела состариться под жарким техасским солнцем. Она грезила о том, как со временем ее кожа приобретет бронзовый оттенок, огрубеет, покроется глубокими бороздами морщин, словно старый сапог, и она превратится в крутую старую техас-ку наподобие Молли Айвинс или Энн Ричарде и будет говорить и делать все, что ей заблагорассудится, и плевать на всякое дерьмо.
Они с Чипом поселились в маленьком техасском бунгало на склоне холма. В доме был даже камин, которым они, правда, никогда не пользовались. Никто из них в одиночку не смог бы позволить себе подобную роскошь: из бунгало открывался великолепный вид на университетский кампус и на живописный абрис угловатых, чем-то напоминающих экзотические растения центральноамериканской пустыни небоскребов Ламара. Часто, приходя домой в середине дня, Вирджиния заставала Чипа за разыгрыванием сцен из его телесценариев: он стоял с пистолетом в руках, целясь в их туповатого кота, и орал: «Стоять! Полиция!» или демонстрировал способы восстановления дыхательной функции на диванной подушке, приговаривая сквозь сжатые зубы: «Дыши, черт тебя побери!» Пока все его пробные сюжеты для телевидения – детектив про вампиров, мюзикл про спасателей, комедия про четырех очаровательных деток и их приемного отца и история о садисте-гуманоиде из отдаленного будущего – безнадежно отставали от времени.
