Роберто Боланьо - Третий рейх

Я с головой ушел в эти размышления, как вдруг в дверь постучали и появилась горничная, совсем почти девочка, которая на воображаемом немецком — в действительности единственным немецким словом было наречие «нет» — невнятно пробормотала несколько слов, и я, поднапрягшись, в конце концов понял: она хотела сказать, что стола нет. Я объяснил ей на испанском, что стол мне абсолютно необходим, причем не абы какой, а минимум полутораметровый либо, на худой конец, два стола по семьдесят пять сантиметров, и нужно мне это немедленно.

Девушка удалилась, сказав, что постарается сделать все, что в ее силах. Через некоторое время она появилась вновь в сопровождении мужчины лет сорока, одетого в коричневые брюки, такие мятые, словно он в них спал, и белую рубашку с грязным воротом. Не представившись, он без разрешения зашел в комнату и спросил, для чего мне нужен стол; кивком подбородка он указал на имевшийся в номере стол, чересчур низкий и чересчур маленький для моих занятий. Я предпочел не отвечать. Натолкнувшись на мое молчание, он принялся объяснять, что не может установить два стола в одном номере. Не слишком рассчитывая на то, что я понимаю его язык, он время от времени сопровождал свои слова жестами, как будто описывал беременную женщину.

Устав от затянувшейся пантомимы, я сбросил на кровать все, что стояло на столе, и велел унести его и принести другой, который отвечал необходимым мне характеристикам. Мужчина не сдвинулся с места, он выглядел испуганным; девушка же, напротив, улыбнулась мне с симпатией. Вслед за этим я собственноручно поднял стол и вынес его в коридор. Мужчина последовал за мной, растерянно кивая мне и не понимая, в чем дело. Перед тем как уйти, он сказал, что найти по моему вкусу стол будет нелегко. Я подбодрил его улыбкой: все оказывается возможным, если постараться.

Вскоре позвонили из администрации. Незнакомый голос сообщил мне по-немецки, что нужного мне стола у них не оказалось. Не вернуть ли в комнату тот стол, который стоял там изначально? Я поинтересовался, с кем имею удовольствие разговаривать. С дежурным администратором, ответил голос, сеньоритой Нурией. Самым убедительным тоном я объяснил сеньорите Нурии, что для моей работы, да-да, в отпуске я тоже работаю, мне абсолютно необходим стол, но не такой, какой стоял в номере, то есть не стандартный стол, какими, полагаю, оснащены все номера в гостинице, а чуть повыше и, главное, подлинней. По-моему, я не прошу чего-то сверхъестественного. В чем состоит ваша работа, господин Бергер? — спросила сеньорита Нурия. Вас это не касается. Вам нужно просто распорядиться, чтобы мне в номер доставили стол нужных размеров, и ничего больше. Администраторша начала заикаться, потом едва слышно сказала, что постарается что-нибудь сделать, и сразу повесила трубку. В этот момент ко мне вернулось хорошее настроение, я улегся на кровать и громко расхохотался.

Разбудил меня голос фрау Эльзы. Она стояла возле кровати и озабоченно глядела на меня своими необыкновенно яркими глазами. Тут я понял, что заснул, и мне стало стыдно. Я пошарил рядом рукой в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться, — правда, очень медленно, словно до сих пор как следует не проснулся, — поскольку, хотя на мне и были шорты, ощущение было такое, будто я полностью голый. Как она сумела войти так, что я не услышал? Наверное, у нее есть ключ-отмычка от всех номеров отеля и она пользуется им без зазрения совести?

Я решила, что вы заболели, сказала она. Вам известно, что вы перепугали нашу администраторшу? А ведь она всего лишь следует гостиничным правилам и не обязана выносить бестактные выходки клиентов.

— В любой гостинице это неизбежно, — сказал я.

— Вы хотите сказать, что лучше меня осведомлены о моем бизнесе?

— Нет-нет, что вы.

— Тогда в чем же дело?

Я промямлил слова извинения и все никак не мог оторвать глаз от безукоризненного овала ее лица, на котором мне почудилась едва заметная ироническая улыбка, словно созданная мной ситуация казалась ей забавной.

У нее за спиной стоял стол.

Я приподнялся на постели и оказался на коленях; фрау Эльза не двинулась с места, чтобы дать мне его как следует разглядеть; но я и без того видел, что он именно такой, какой я хотел, если не лучше. Надеюсь, он придется вам по вкусу, мне пришлось спускаться за ним в подвал, этот стол принадлежал матери моего мужа. В ее голосе по-прежнему проскальзывали насмешливые нотки: годится такой для вашей работы? Вы все лето собираетесь работать? Если бы я была такой же бледной, как вы, я бы целыми днями валялась на пляже. Я пообещал совмещать то и другое, пляж и работу, в разумных пределах. А на дискотеки по вечерам вы не будете ходить? Ваша спутница не любит дискотеки? Кстати, где она? На пляже, ответил я. Сразу видно, умная девушка, времени не теряет, сказала фрау Эльза. Я познакомлю вас с ней после обеда, если не возражаете, сказал я. Сегодня как раз возражаю, потому что скорее всего мне придется весь день провести за стойкой, сказала она. Я улыбнулся. С каждым разом я находил ее все более интересной.

— Вы тоже жертвуете пляжем ради работы, — сказал я.

Перед уходом она попросила деликатнее относиться к ее служащим.

Я поставил стол у окна, в самом удобном месте с точки зрения естественного освещения. Потом вышел на балкон и долго разглядывал пляж, стараясь различить Ингеборг среди загорающих полуголых тел.

Обедали мы в гостинице. Кожа у Ингеборг покраснела, она очень светлая, и ей не стоит сразу так долго находиться на солнце. Хорошо еще не получила тепловой удар. Когда мы поднялись к себе в номер, она спросила, откуда стол, и я начал объяснять ей — в совершенно спокойной атмосфере, я сидел за столом, она прилегла на кровать, — что попросил у дирекции заменить прежний стол на больший, так как хочу развернуть на нем игровое поле. Ингеборг взглянула на меня и промолчала, но в ее глазах промелькнуло неодобрение.

Не могу сказать, в какой момент она заснула. Ингеборг спит с полуоткрытыми глазами. Я на цыпочках принес дневник и стал делать записи.

Побывали на дискотеке «Древний Египет». Ужинали в гостинице. Во время сиесты (как быстро перенимаются испанские обычаи!) Ингеборг говорила во сне. Это были отдельные слова: кровать, мама, шоссе, мороженое… Когда она проснулась, мы прошлись по Приморскому бульвару, особо никуда не сворачивая, где нас подхватил нескончаемый поток сновавших взад и вперед пешеходов. Потом мы уселись на парапете и принялись болтать о том о сем.

Ужин был легким. Ингеборг переоделась. Белое платье, белые туфли на высоком каблуке, перламутровые бусы, волосы она собрала в нарочито небрежный пучок. Я тоже нарядился во все белое, хотя и не выглядел таким элегантным, как она.

Дискотека находилась в кемпинговой зоне, где также сосредоточены гамбургерные и рестораны. Десять лет назад здесь была всего пара кемпингов да сосновая роща, доходившая до самой железной дороги; теперь, как видно, это главная туристическая зона в городке. Оживленное движение на единственном здесь проспекте, протянувшемся вдоль моря, сравнимо с тем, что творится в больших городах в часы пик. С той лишь разницей, что здесь час пик начинается в девять вечера и раньше трех часов ночи не заканчивается. Толпа, шествующая по тротуару, пестра и космополитична: белые, черные, желтые, индейцы, метисы, — похоже, все расы договорились провести каникулы в этом месте, хотя, разумеется, не у всех у них каникулы.

Ингеборг вся сияла, и наше появление на дискотеке сопровождалось тайными взглядами присутствующих, в которых читалось восхищение. Восхищались ею, мне же завидовали. Я зависть на лету чую. В любом случае мы не собирались здесь долго оставаться. К несчастью, к нам тотчас же подсела немецкая пара.

Объясню, как это случилось: не могу сказать, что я без ума от танцев; да, я частенько танцую, особенно в последнее время, после того как познакомился с Ингеборг, но прежде я должен настроиться с помощью одной-двух рюмок и переварить, если можно так выразиться, ощущение необычности, возникающее из-за стольких незнакомых лиц в зале, который к тому же, как правило, еле освещен. Ингеборг же не испытывает ни малейшего смущения и готова тут же идти танцевать одна. Она может проторчать на площадке столько, сколько длятся две песни, вернуться за стол, отхлебнуть из своего бокала, возвратиться на площадку и плясать там всю ночь до полного изнеможения. Я уже к этому привык. Пока она отсутствует, я думаю о своей работе и всяких бессмысленных вещах, или тихонько напеваю несущуюся из динамиков мелодию, или размышляю о загадочных судьбах аморфной массы и неясных лиц, что меня окружают; время от времени Ингеборг, далекая от моих мыслей, подходит и целует меня. Или появляется с новой знакомой или знакомым, как в этот вечер, когда она подвела ко мне немецкую пару, с которой едва успела перемолвиться несколькими словами во время топтания на танцевальной площадке. Словами, которых для людей, объединенных общим названием отдыхающих, достаточно, чтобы завязать нечто похожее на дружбу.